мне пришлют деньги на самолёт. Боюсь давать им адрес этого клоповника, как бы они сюда не вызвали морскую пехоту. Но телеграфировать им не придётся, потому что у меня осталось тридцать центов. Ну, это преувеличение, но правда, я без гроша. Если мне не пришлют денег немедленно, мне придётся идти в проститутки, — она снова широко улыбнулась. Видение проститутки по имени Лиза Ноулз внезапно вплыло в грязную гадкую комнатушку. Лиза в одном поясе для чулок, белокурые волосы размётаны по подушке, пьяный матрос, измывающийся над ней.
— Сколько вам лет? — внезапно спросил Карелла.
— Двадцать два. А что? — спросила она.
— Просто интересно.
— Уже большая, — сказала она, — не беспокойтесь за меня, — и снова сияюще улыбнулась, а Карелле вдруг стало страшно не по себе и захотелось поскорее выбраться отсюда, очутиться дома и сказать жене: — Ну-ка, детка, догадайся, что сейчас было? Красавица блондинка двадцати двух лет флиртовала со мной, каково это тебе? Но только Лиза Ноулз не флиртовала. Или флиртовала? Ведь именно она заговорила о проституции («Зачем, доктор, вы мне показываете такие неприличные картинки?» — мысленно усмехнулся Карелла).
— Что? — спросила она.
— А?..
— Почему вы улыбаетесь?
— Подумал о смешном, — сказал он и снова стал вполне профессиональным. — Я бы хотел увидеть письмо.
— А, да, — ответила она, встала с кровати. Длинные ноги как циркуль мерят истертый линолеум, круглый ловкий задик обтянут синими джинсами. «Кончай», — сказал себе Карелла и, несмотря на это предупреждение, не отрывал глаз от неё, пока она рылась в кожаной сумочке на ремне, брошенной на комоде, и доставала длинный авиаконверт с красно-синей каймой. Она подошла к нему, остановилась прямо перед ним, чуть ли не касаясь его колен. Он взял письмо из её рук, поправил абажур, чтобы свет падал удобнее, вынул письмо из конверта и развернул его. Лиза переместилась за кресло, чтобы ей было удобнее читать из-за его плеча.
— Видите число? — спросила она. — Его убили в прошлое воскресенье, это верно? Письмо написано в субботу.
— Да, это верно, — сказал Карелла и начал читать письмо.
«Родная моя, золотая девочка, как живёшь?
Я пока всё ещё ночую у сестры, это немножко нудно, но я наконец нашёл нужных людей, и думаю, что скоро смогу начать то, ради чего приехал на восток».
— Он меня звал золотой девочкой, — сказала Лиза.
— М-м-м... — промычал Карелла.
— Потому что я блондинка.
— Вижу.
Он хотел ещё что-то сказать, но передумал и снова вернулся к чтению.
«Завтра вечером отправляюсь на переговоры с президентом уличной банды, которая называется «Маски смерти». Это группировка пуэрториканцев, и их вождь — парень по имени Эдуардо Портолес, с которым я познакомился через Джулио Кабрера. Ты его помнишь — тот самый, кто играл на пианино в Сансет Шрайн, на Стрипе. Он теперь здесь, по субботам и воскресеньям играет в одном месте в центре, в Квортере, еле наскребает себе на пропитание, но занимается, чем ему нравится, в конце концов, это самое главное. Я прав, Златовласка?»
— Он меня называл и Златовлаской, — сказала Лиза.
— Пари держу, потому что вы блондинка.
— Как вы догадались?
— Здорово, здорово, — и Карелла постучал пальцем себя по лбу.
«Во всяком случае Джулио познакомил меня с этим Портолесом, который живёт в том же районе, где Джулио вырос, и таким образом я получил представление об обстановке у них. Ситуация, мягко говоря, скверная. Собственно говоря, родная, она уже перезрела для того, чтобы твой покорный слуга, Эндрю Кингсли, мог вмешаться со своими попытками внести хоть какой-то мир, прежде чем все они перебьют друг друга. Лиза, эти банды непрестанно заняты одним — в сущности, полномасштабными военными действиями, и, если кто-нибудь не покажет им мирный путь решения их неладов, пострадает очень много невинных людей. Говорю это потому, что знаю, только две недели назад «случайно» скосили огнём в парке женщину, вышедшую прогуляться с ребёнком в коляске. Видишь ли, член банды «Алые мстители» открыл огонь по члену банды Портолеса.
Ситуация особенно напряжена между тремя бандами — бандой Портолеса, которая называется «Маски смерти», чёрной бандой, называющейся «Алые мстители», и белой бандой под названием «Мятежные янки». Моя идея заключается в том, что, если я смогу свести их воедино в работе над какой-нибудь конструктивной задачей, они, может быть, перестанут убывать друг друга.
Я уже сделал кое-какие пробные предложения Портолесу, который, как мне кажется, заинтересовался этой идеей, возможно, потому, что его закадычного друга убили как раз полгода назад, в июне. По-моему, он и сам устал от этой бессмысленной войны, и он бы не прочь положить ей конец. Он мне рассказал, что президент «Алых мстителей» уже женат, у них только что родился ребёнок, и он вообще уже давно перерос эти уличные побоища. Портолес считает, что тот тоже готов выслушать меня. Но вот президент «Мятежных янки» может оказаться главным препятствием. По словам Портолеса, это самовлюблённый, жестокий, безжалостный тип, без чувства юмора, скорее, пуританского склада и, в общем, неумный, который внушил себе, что он единственный среди всех, кто знает прямую и верную дорогу, и что любой, не согласный с ним, либо безумец, либо специально подрывает его грандиозные и абсолютно своекорыстные планы. Его зовут Рэндол Нэзбит, и я попытаюсь поговорить с ним после того, как завтра повидаюсь с Портолесом и в конце недели с Аткинсом — вождём «Мстителей».»
— Послушайте, вы, случайно, не живёте здесь, в городе, а? — внезапно спросила Лиза.
— Живу, но не в этом районе, а дальше, в Риверхеде, а что?
— Просто интересно, — сказала она. — Просто подумала, что, если я останусь тут ещё на одну ночь, я с ума сойду, — сказала Лиза. Сегодня иду по лестнице и вижу — на площадке стоит парень и ширяет себе в вену. Нет, вы себе можете это представить? Резинкой перетянул руку, вена только что не лопается, а уже наставил шприц. Прямо на лестнице... По коридорам всю ночь бегали девчонки в одном белье, какие-то типы подкрадываются и стучат в дверь ко мне. Это какой-то ужас, а не гостиница! Вот почему я и спросила, не живёте ли вы здесь.
— То есть? — спросил Карелла, прекрасно догадываясь, что у неё на уме, надеясь, что это — именно то, и в то же время надеясь,
