сюда и искал Джонни... вы в этот момент знали, что он кого-то застрелил?
— Да.
— Но вы ничего не сказали детективу Бруэну?
— Нет.
— Вы знаете, что было с тем мальчиком, в которого стрелял ваш сын, миссис Квинс?
— Да, он умер в госпитале имени Вашингтона.
— Да, — сказал Карелла.
— Да, я знаю, — она вздёрнула подбородок, её глаза с вызовом встретили взгляд Кареллы. — А что вы хотели, чтобы я сделала, мистер? Сдать его в полицию? Он — мой сын. В ноябре я уже потеряла одного сына. Что ж, мне ещё и этого терять?! Теперь-то что об этом говорить... Когда живёшь здесь, кругом зараза. И попробуй не заразиться. — Она снова опустила глаза. — Я ещё не слышала ни об одном богатом сыночке, которого бы убили на войне. И ночью на улице их тоже не убивают. Если есть бог, мистер, он ничего не знает про бедных.
— Миссис Квинс, — сказал Карелла, — когда детектив Бруэн искал вашего сына прошлым летом, вы знали, где он прячется?
— Да, — ответила она. — Знала.
— Где? — спросил Карелла, подавшись к ней.
— Это вам не поможет, — сказала миссис Квинс. — Он был в том доме в Турмане.
В этот же день в четыре часа, как раз через неделю и двенадцать часов после того, как шесть тел были найдены во рву на улице, Карелле позвонила Филлис Кингсли, сестра бородатого белого человека, который был в доме у Эдуардо и Константины Портолес в ту ночь, когда все трое были зверски убиты. Филлис сказала, что к ней обратилась девушка по имени Лиза Ноулс, которая прилетела из Калифорнии сразу же, как только узнала о смерти Эндрю Кингсли. Девушка хочет дать показания в полиции. Она остановилась в отеле «Фаррагут» в центре Изолы.
Карелла поблагодарил Филлис, положил трубку и тут же снова взял её и позвонил в «Фаррагут».
ГЛАВА 8
Он попал в центр уже после восьми часов.
Ночь опустилась на город, уже зажглись уличные фонари, начался великий исход домой служащих. Он проехал два лишних квартала, ища, где поставить машину, и кончил тем, что поставил её в платный гараж. Это его особенно не радовало, потому что он знал, что расходы на стоянку ему не оплатят, сколько бы квитанций он ни представлял в канцелярию. На улицах было уныло и холодно. Пешеходы спешили мимо, устремляясь к павильонам подземки и автобусным остановкам, пригнув головы от резкого ветра, прижимая к горлу поднятые воротники или засунув руки поглубже в карманы. Он взглянул на небо, и в душе пожелал, чтобы не было снега. Он не любил снег. Однажды Тедди уговорила его отправиться кататься на лыжах. На первом же спуске он чуть не сломал ногу и с тех пор зарёкся бегать на лыжах, старался избегать и снег, и холодную погоду, когда промерзаешь до костей и чувствуешь себя бесконечно несчастным. Он подумал о Мидж Макналли, лежащей в грязи и палых листьях в лесу, в задубеневшей от крови блузке. Подумал о Джонни Квинсе, с двумя пулевыми отверстиями в затылке, без ботинок, в одной рубашке и брюках. И о шести раздетых трупах, брошенных на дно траншеи с телефонными кабелями. Он быстро шёл к отелю.
«Фаррагут» был типичный гадюшник с клиентурой из проституток, наркоманов, толкачей и сутенёров. Если бы Карелла пожелал сделать десятка два арестов в отеле, для того чтобы оправдать свою поездку в центр, это не составило бы никакого труда. Однако это не было его участком и, разумеется, тут были свои полицейские, чтобы защищать своих граждан, следить за соблюдением требований общественной морали и продолжать бесконечную борьбу с наркоманией. Ах, да пусть у их матерей болит голова. Тем временем у него складывалось неблагоприятное мнение о Лизе Ноулз. Что может делать здесь порядочная девушка, спрашивал он себя, ещё не увидев её.
Но оказалось, что Лиза Ноулз не только вполне порядочная, но и очень приятная девушка. Просто у неё было очень мало денег, и она сняла комнату в отеле «Фаррагут» из-за того, что здесь было дешевле всего. Лиза была воплощением сияющего, цветущего, юного калифорнийского здоровья. По виду ей было девятнадцать лет. Она была босиком — и очень высокая, не меньше пяти футов девяти дюймов (175 сантиметров) с ярко-голубыми глазами, сверкающими на загорелом лице, светлыми волосами, вольно падающими до талии, длинными ногами в синих джинсах и твёрдыми грудками под узкой белой футболкой. Поздоровавшись с ним в дверях комнаты, она сразу попросила извинения за вертеп, в котором она остановилась, объяснив, что просто у нее очень туго с деньгами. Карелла вошёл вслед за ней в комнату, и она закрыла дверь за ним. В комнате была кровать, единственное кресло, торшер и комод, весь прожжённый сигаретами. Лиза села по-турецки на кровать. Карелла устроился в кресле.
— Я понял так, что вы хотите поговорить со мной, — сказал он.
— Да, — коротко ответила она, тряхнув светлыми волосами. Руки и ноги у неё были большие. Крупная девушка. Он легко представил её на пляже в Малибу, в бикини, скользящей на доске по волнам. Он представил — и сам был удивлён этим непрошеным видениям — её в постели. Он немедленно вернулся к делу.
— О чём? — спросил он.
— Об Эндрю Кингсли. Я получила письмо от него через четыре дня после его гибели. Он написал в прошлую субботу. Я бы отнесла его в калифорнийскую ментуру... прошу прощения, полицию, — она широко улыбнулась, — но только подумала, что они отмахнутся, потому что это не их территория. Верно?
— Ну, не знаю. Полиция в Лос-Анджелесе очень эффективно работает, — ответил Карелла, улыбнувшись в ответ. — Я уверен, что они бы связались с нами.
— А откуда вы знаете, что это Лос-Анджелес? Не Сан-Франциско, не Сан-Диего и не что-нибудь другое?
— Потому что сестра Кингсли сказала нам, что он что-то делал в Уотсе. Это Лос-Анджелес, — объяснил Карелла, пожав плечами.
— Здорово, здорово, — сказала Лиза, постучав себя пальцем по лбу. — В общем, я собрала денег и явилась сюда лично. Я не хотела рисковать — вдруг письмо потеряется. Я думаю, что оно поможет вам узнать, кто его убил. Потом мои родные сейчас в Майами, давно меня ждут, и я решила убить двух зайцев одним выстрелом. Конечно, если они
