Окончив разговор с начальницей, Лиза вздохнула, достала из шкатулочки деньги и пересчитала. Четыреста они с Андреем растратили на барахолке. И зачем ей столько тряпок? Хотя что греха таить? Она куда больше нравилась себе в новеньких джинсах и пушистой голубой кофточке. Да и остальные наряды были не хуже. Триста Андрей заплатил за железную дверь. Полторы тысячи она даст братишке. Пятьсот — Наталье Викторовне. Остается тысяча триста. Все равно огромная сумма. Только с какой фантастической скоростью исчезают эти чертовы доллары! Неужели так всегда бывает? Не было у нее денег — она их и не тратила, а появились — просто кошмар какой-то начался… Летят, как птицы! Лиза засмеялась: пусть себе летят, не хватает еще превратиться в Гарпагона или Плюшкина!
Джейк Херби страшно обрадовался, увидев нужную вывеску, и, поспешно перейдя улицу, вошел в очень небольшой, в современном стиле оформленный салон, буквально ломившийся от всевозможного оружия. За прилавком скучал продавец — крепкий парень, которого вполне можно было представить в роли какого-нибудь бравого бойца из подразделения коммандос. Кроме него, по салону слонялся охранник с не менее впечатляющей внешностью.
Джейк долго изучал полки с оружием. Наконец, присмотрев помповое ружье, для приобретения которого в Америке практически нет ограничений, он извлек из кармана бумажник и попытался объясниться с продавцом.
Процесс купли-продажи сложился несколько иначе, чем представлялось законопослушному гражданину США, и, хотя улыбка еще долго не сходила с его лица, обмен доброкачественного (в чем Джейку любезно предоставили возможность убедиться) товара на полноценные доллары почему-то осуществить никак не удавалось.
Покрасневший от усилий что-то объяснить на английском продавец укоризненно смотрел на взмокшего от стремления его понять иностранца, а тот упрямо совал ему деньги и хватался за приглянувшееся ружье.
Подошли продавцы из других секций, оба охранника и забредшие в магазин из любопытства посетители, но и общими усилиями им не удалось разъяснить американцу, что мешает ему приобрести оружие.
Говорили все разом, отчаянно жестикулируя и стараясь произносить слова медленно, будто надеясь, что иностранцу так будет понятнее. Какая-то дамочка вдруг бойко затараторила, победоносно поглядывая на остальных. Когда Херби догадался, что она пытается объясниться с ним по-французски, и почти начал улавливать в ее речи знакомые слова, выяснилось, что сама дамочка сути проблемы толком не знает, поскольку оружием не интересуется, но страшно жаждет помочь.
— Отпусти ружье, псих заграничный! — взвыл вконец озверевший продавец. — Нельзя тебе, не понял, что ли?
— Оно мне нужно! Я плачу наличными. Наличными! — Херби вцепился в ружье мертвой хваткой. — Что происходит? — завывал он в негодовании. — Почему вы не берете деньги? Вы все тут с ума посходили!
Из всей его пламенной речи служащие поняли только два слова: «мани» и «крэйзи». Подобное оскорбление не могло не вызвать протеста в душе продавца.
— Сам ты крэйзи — петух гамбургский! — завопил он, вырывая у иностранца ружье. — Привязался, придурок!
Наконец на шум выглянул директор. Увидев ошалевшего иностранца, пытавшегося отобрать у не менее ошалевшего продавца помповое ружье под дружный гвалт, поднятый глазевшей на необычное явление публикой, директор немедленно вмешался.
Он спокойно, на вполне приличном английском объяснил расстроенному покупателю, сколько бумаг тот должен предъявить, чтобы на законных основаниях стать обладателем вожделенного ружья. Американец повздыхал, поблагодарил директора за внимание и, понурившись, покинул магазин, который своим видом возбудил в нем совершенно беспочвенные иллюзии.
Спускаясь по ступеням, Джейк поднял воротник светлого длинного плаща, чтобы спастись от противной зги, и вдруг с особой, щемящей отчетливостью понял, как надоела ему эта бестолковая страна, в которой все наоборот, все по-идиотски, и понять в ее законах и правилах ничего толком нельзя, поскольку придуманы они словно бы только затем, чтобы отравить жизнь ее гражданам.
— Хай, мистер, — прозвучал незнакомый, хрипловатый голос у него над ухом. — Ю нид э ган?
— Ес! — живо откликнулся Херби, круто поворачиваясь.
— Тсс! — Незнакомец, лицо которого украшала трехдневная щетина, улыбался, скаля редкие зубы. — Летс гоу? Ай кен хелп ю. Ноу проблем.
Саша явился одновременно с Натальей Викторовной. Услышав их голоса за дверью, Лиза спросила, одни ли они, потом заставила братишку сбегать вверх и вниз по лестнице — посмотреть, не притаился ли там кто-нибудь, и, только когда мальчик уверил ее, что подъезд совершенно пуст, открыла железную дверь.
Наталья Викторовна и Саша мгновенно заразились подозрительностью Лизы и поспешно нырнули в квартиру, точно боясь, что за ними последует неизвестный злоумышленник.
— Какая ты стала нервная, Лиза. Неужели все деньги дома хранишь? Надо в банк! А то ведь и правда страшно. Вон, гляжу дверь железную поставила… — Выйдя из темной прихожей в комнату, Наталья Викторовна охнула и замолчала. На барахолке она видела Лизу издали и лишь теперь толком разглядела. Причем отметила про себя, что девушка опять перекрасилась — теперь у нее были не черные, а золотисто-каштановые волосы, что ж, так ей даже лучше. Новенькие джинсы и пушистый голубенький свитерок удачно подчеркивали стройную фигурку, которая раньше, без должного оформления, казалась просто нескладной.
Охнул и Саша:
— Лиз, это ты? Нет, правда? Что ты с собой сделала? Да ты… Прям как из модного журнала!
— Садитесь. — Лиза смущенно улыбнулась, и дородная Наталья Викторовна поспешно воспользовалась ее приглашением. — Вот ваши пятьсот долларов, Наталья Викторовна.
Та, онемев, разглядывала чудесным образом переменившуюся девушку и думала о том, что главное в жизни — все-таки деньги, если даже Лиза Батурина стала вдруг, получив наследство, очень симпатичной девушкой.
Смущаясь, женщина пересчитала деньги, поблагодарила Лизу и встала.
— Может быть, чаю? — неуверенно предложила хозяйка, но Наталья Викторовна догадалась, что ее присутствие нежелательно, и заторопилась, стремясь сохранить добрые отношения с неожиданно разбогатевшей подчиненной. Только у порога она вдруг остановилась и спросила, причем в голосе ее слышалось неподдельное сожаление: — Теперь, наверное, уйдешь от нас? Что тебе пыль книжную за гроши глотать? А нам… мне тебя будет не хватать!
— Я… Я еще не знаю, Наталья Викторовна…
— Да что уж там! Я ведь понимаю. Ну, счастливо тебе, деточка. Еще увидимся… По крайней мере, когда увольняться придешь… А деньги ты мне на сколько времени дала? На полгода можно?
— Ой, да забудьте вы о них! — воскликнула почему-то, вдруг расстроившись, Лиза.
— Как же?.. Что ты? Я отдам. Как же иначе? Ну, до свидания?
— До свидания.
«И все-таки надо было просить тысячу. Старая ты дура, Наташка!» — укорила себя Наталья Викторовна, когда за ней тяжело и гулко захлопнулась железная дверь.
— Рассказывай! — потребовал крайне заинтересованный Саша, плюхаясь в кресло. — Банк был коммерческий или государственный? Хотя сидеть вроде одинаково.
Лиза рассмеялась.
— Ага, значит, не банк? Обошлось без криминала. Значит… — Мальчик лукаво прищурился. — Значит, ты влюбилась в миллионера. И он влюбился в тебя. Правильно?
— Нет. Никаких миллионеров. Я теперь — сама миллионер! — гордо заявила Лиза и немедленно поправила себя: — Вернее, скоро буду. Я становлюсь богатой наследницей. В понедельник вступаю в права. Потом еще кое-какие формальности и… Я тебе, Сашка, все куплю! Все, что захочешь!
Лиза так разволновалась, что вскочила и принялась ходить по комнате, размахивая руками и рисуя радужные перспективы их будущего.
Он почти не слушал. Нет, мальчик не заподозрил сестру в том, что она сошла с ума. Ситуация, конечно, невероятная, но чего в жизни не бывает?
То, что Лиза так сильно изменилась, и убеждало в правдивости ее невероятного сообщения, и наводило на мысли о том… что она все-таки влюбилась! Саше исполнилось недавно пятнадцать лет, и он уже кое-что понимал в чувствах.
— Лиз, — неожиданно спросил мальчик, — а как его зовут?
Девушка резко остановилась и посмотрела на брата.
— А… Андрей.
Лиза уловила вдруг мелькнувшее в глазах мальчика не детское, тоскливое выражение и бросилась к нему. Опустившись на корточки перед креслом, она взяла брата за руки и быстро-быстро заговорила:
— Ну что ты? Что ты, мой самый любимый маленький братик? Я тебя все равно больше всех люблю! Помнишь? — Лиза выставила вперед указательный и безымянный пальцы левой руки и произнесла, как бы уговаривая маленького ребенка: — Побольше — Лиза, поменьше — Сашенька, потом Сашенька вырастет и будет по-другому: Саша — побольше, Лиза — поменьше! А все равно вместе! Помнишь? Всегда вместе!
