И вот началась медленная, грубая и шумная материализация моей чувственной идеи. Дом заполнили люди в синей униформе с гордой надписью на спине «Сантехсервис», которые принялись бегать вверх-вниз, волоча за собой сварочные баллоны, шланги и трубы, греметь инструментами и материться. Благо, мы с Васьком частично к их появлению были подготовлены: ковры утащили на чердак, цветы расставили на террасе, а уши закупорили наушниками специально приобретенных CD-плееров, с коими и уселись в саду, слушая каждый свою музыку. Если кому интересно, могу сообщить, что Васек наслаждался «Рефлексом», а я предпочел экологический джаз Пола Уинтера.
В общем, все шло по плану.
Ольга в гневе собрала вещички и укатила в свое общежитие вместе с Заки, который пришел к выводу, что там ему будет безопаснее, чем в нашем обстрелянном доме с оравой сантехников. Таким образом, мы с Васьком остались полными хозяевами и только молили бога, чтобы фирма «Сантехсервис» оказалась именно такой мобильной и динамичной, как сама себя разрекламировала на соответствующих сайтах.
— Ты сегодня ни к кому больше не поедешь? — лениво поинтересовался Васек, слушая свою музыку, подставив вздернутый конопатый нос солнцу.
— Ни к кому и никуда, — ответил я. — На данный момент все, что возможно, мне уже известно.
Васек выключил плеер и, сняв наушники, повернул ко мне удивленное лицо.
— То есть как? Но ведь с утра ты намечал несколько встреч, которые сорвались. Вместо этого ты просто…
— Сделал несколько звонков, — не открывая глаз, радуясь теплу последнего летнего солнца, закончил я за него фразу.
— Но почему ты… — не унимался Васек, мешая мне слушать джаз.
— Потому что слушаю Пола Уинтера, — перебил я его и сделал громче музыку в наушниках.
Щекин уже бесполезно шевелил губами, задавая свои беззвучные вопросы. Солнце пригревало ласково и беспечно, ветерок теребил головки цветущих вдоль оранжереи астр, в доме суетились симпатичные парни в синих комбинезонах, и я не слышал их криков и брани — фоном к сей чудной картине раннего августовского вечера была музыка в стереонаушниках.
Жизнь научила меня бережно собирать такие моменты, откладывать их на полку памяти, коллекционировать, наслаждаться ими в настоящем и будущем, когда мне будет не так хорошо.
Видимо, Васек все это наконец понял и прекратил попытки расспросов. Он поднялся со своего шезлонга и направился к огородным грядкам, разбитым справа от оранжереи. Под «Песню матушки-китихи» я наблюдал, как садовник берет плетеную корзину и исчезает из вида.
Мои веки словно припорошило песком, и сразу же пошли-поехали перед глазами цветные нули, шестерки и прочие цифры. Я попытался шагнуть по упругому боку огромной восьмерки в этом безумном аттракционе, но бок качнулся, и я полетел вниз, в яму с ярко-синим, как форма сантехников, поролоном. Упрямо выскочив из нее, я снова уцепился за бок восьмерки, подтянулся и сел. Цифра скрипела и пищала, как надувная. Солнце садилось. Резиновый бок восьмерки мягко ударил меня по уху.
— Великолепный ужин, хоть и не гаспачо…
Я открыл глаза. Васек, небрежно стянув с моих ушей наушники, наклонясь к самому моему лицу, улыбался и говорил:
— А все не так страшно, как можно было бы ожидать. В советские времена ремонт обернулся бы катастрофой…
Сладкая дрема не отпускала меня. Перед моими глазами были яркие воздушные шары в голубом небе, аттракционы в парке, в ушах звучали детские голоса.
— Ради нашей дружбы — не надо…
Кто-то хотел зла, и это было ощутимо. Зло плавало в воздухе, как облако, хотя внешне все казалось ярким и праздничным. Откуда-то подул ветер, заплакал ребенок, а чей-то отчаянный голос все уговаривал кого-то не делать что-то ради кого-то.
— Слушай, имей совесть…
Всплывая из глубины на поверхность, сквозь посветлевшую толщу воды видя проблески солнца, я подумал, что этот голос мне хорошо знаком. В то же мгновенье я увидел и лицо говорившего — Васек укоризненно качал головой.
— Нет, умоляю тебя, не надо сейчас спать! Понимаю, ты еще слаб после болезни, но спать на закате…
Я резко тряхнул головой. Солнце скрылось за кронами деревьев сада, воздух стал густым, розоватым, как сладкий сироп.
— Сейчас семь часов, ты спишь уже больше часа, — прочитав вопрос в моих глазах, сказал Васек. — Сантехники давно уехали, в доме относительный порядок, могло быть и хуже. Думаю, еще пара дней, и они все закончат.
— О боже, — с трудом проговорил я, чувствуя, как остатки сна стремительно лопаются, словно мыльные пузыри, и я уже не помню, что именно мне снилось. — О боже, голова трещит, будто с похмелья. Свари скорее кофе, или я умру.
— Кофе сварен, ужин приготовлен, — бодро сообщил Васек. — Великолепный, кстати, ужин: куриное филе в сырном соусе с брокколи на гарнир.
Я почувствовал себя почти живым.
— Васек, ты — гений! Нужно позвонить Ольге. Как они там с Заки, живы?
— Только что сами отзвонились, — беспечно отозвался Васек. — Полнейшая конспирация: Заки таинственно назвал себя «человек из дела о восьмерке». Словом, у них все нормально.
Восьмерка! Ну конечно!
Я моментально вспомнил сон о парке и аттракционах. Значит, мне снова снилась восьмерка. Или это была сама Кася? Впрочем, неважно. Важно, что вечер благоухал, птицы приглушенно щебетали в листве, а ближе к темноте в траве заверещат кузнечики.
Великолепный ужин на террасе, аромат кофе, разгаданная загадка, преданный Васек за компанию, прогресс с ванной комнатой, и Заки все еще жив — о чем еще мечтать? Пожалуй, на сегодня все мои чувственные идеи практически материализовались. Можно было ужинать и ложиться спать.
Два последующих дня были восхитительны, даже сантехники не испортили их. Большую часть времени мы проводили вне дома: Васек — в оранжерее и на огородных грядках, я — на террасе, в праздном безделье. Было странно представить, что в таком раю я жил и раньше, совершенно того не осознавая. Да, поистине, чтобы ценить мир, нужно познать войну: если бы не вторжение Заки и Ольги, если бы Вера Бунина не надумала меня на себе женить, я так и полагал бы, что веду скучную, размеренную жизнь, и давно ввязался бы в какую-нибудь авантюру.
Единственным контактом с внешним миром в эти дни были телефонные звонки. Каждые утро и вечер я приветствовал Заки и Ольгу, интересуясь, все ли у них в порядке. Первый день по исходу из моего дома оба они дулись на меня и отвечали довольно холодно. Затем жизнь вошла в свое русло, зайцы почувствовали очарование беззаботного студенческого бытия и принялись куролесить. Словом, за парочку я был почти спокоен.
На второе утро нашей с Васьком свободы раздался еще один звонок на мой мобильный.
— Привет. Я тебя не разбудил? Только что вернулся со смены и…
Разумеется, это был добрый старый Шкаф, который вечно боится кого-то обидеть, задеть, разбудить. Я заверил его, что давно проснулся, поскольку у меня в доме теперь с утра до вечера орудует банда сантехников.
— Сочувствую, — кратко ответствовал Шкаф, видимо все еще не зная, как перейти, собственно, к теме своего звонка.
— Как самочувствие, рана зажила? — поинтересовался я.
— Слава богу.
Снова повисла пауза. Я решил помочь Шкафу, задав наводящий вопрос:
— Ты о чем-то хотел спросить?
— Наверное, да. — В его голосе неожиданно почувствовался металл. — Тека сказала, ты вчера звонил и спрашивал про меня — что я делал в июне.
— Ну да, я хотел…
— Я все понимаю, — перебил меня Шкаф спокойно, — возможно, ты меня подозреваешь во всей этой истории с Заки. Конечно, я брат Каси и до сих пор ее люблю. И я действительно мог бы убить любого, только покажи она мне на него пальцем…
Настало время мне перебить Шкафа.
— Точно, я просто спросил Теку, не в курсе ли она, где ты был в июне, и услышал в ответ, что про это мне лучше спросить у тебя.
— Почему же ты не спросил?
Я откашлялся.
— Спрашиваю: где ты был в июне?
Шкаф засопел.
— Лежал в больнице с какой-то болезнью, название которой никак не запомню. Короче — последствия травмы головы. Армейское наследство. Ты ведь знаешь, я участвовал в боевых действиях. Это все, что ты хотел знать?
— Все.
Шкаф откашлялся и проговорил чуть дрогнувшим голосом:
— Ты извини, я понимаю, но… Да ладно! — похоже, он попытался улыбнуться. — Надеюсь, у вас там все в порядке. Заки еще не заскучал в России?
— Заскучал. И не просто заскучал, а совершил вполне конкретные действия: сел в самолет и, слава всевышнему, укатил в свой Израиль, — вдохновенно соврал я.
— Это к лучшему, — отозвался Шкаф и коротко рассмеялся. — Представляю, какой ты сейчас довольный — избавился от гостей!
Мы еще немного поболтали о том о сем и распрощались.
