Вульф прогудел:
— Это отнюдь не так бесспорно. Совсем не бесспорно, разве что перед лицом смерти.
— Правильно. И это я пережил сегодня. Мне кажется, что меня охватило новое, еще более сильное отвращение к смерти.
— А что касается сострадания?
— Я в нем не нуждаюсь. Я требую его. Час назад я узнал, что моя шкатулка у вас, и размышлял о том, какие методы и средства использовать, чтобы получить ее обратно. Я не вижу иного пути кроме как просить вас об этом. О насилии — на его губах блуждала улыбка, однако в глазах улыбки не было, — не может быть и речи. Законный путь заполучить ее тоже исключается. Проворство, ловкость — я совсем не ловок, если речь не идет о словах. Не остается ничего иного, как воззвать к вашему состраданию. И так я и делаю, сэр. Эта шкатулка — моя, потому что я купил ее. А содержимое я приобрел… принеся некую жертву. И в данном случае я тоже мог бы сказать, что купил его, хотя заплатил и не деньгами. Я прошу вас вернуть ее мне.
— Хорошо. А чем вы можете аргументировать свою просьбу?
— Тем, что она мне нужна, страшно нужна, а для вас она не имеет никакого значения.
— Вот тут вы ошибаетесь, мистер Чейпин. Мне она тоже нужна.
— Нет, это вы ошибаетесь. Для вас она не представляет никакой ценности.
— Но, дорогой сэр, — Вульф погрозил ему пальцем. — Если я предоставляю вам возможность самому оценить свои нужды, вы должны и мне предоставить ту же возможность. На какие еще обстоятельства вы можете сослаться?
— Ни на какие. Я же сказал, что прошу вас отдать ее мне из чувства сострадания.
— От меня вы сострадания не дождетесь, мистер Чейпин, только не от меня. У меня что на душе, то и на языке. Вы могли бы свое пожелание подкрепить одним весьма убедительным обстоятельством. Подождите, дослушайте меня. Я знаю, что вы еще не дошли до того, чтобы сделать это, пока еще нет, а я еще не готов попросить вас об этом. Ваша шкатулка спрятана в безопасном месте, в целости и сохранности. Она нужна мне здесь в качестве гарантии того, что вы придете ко мне, когда я буду готов принять вас. Пока еще я не готов. Но когда настанет время, я смогу заставить вас дать мне то, что мне требуется и что я намерен получить, только благодаря тому факту, что у меня имеется ваша шкатулка. Я храню ее как оружие против вас. Вы заявили, что вас охватило новое и сильное отвращение к смерти, в таком случае вам следовало бы подготовиться к встрече со мной, потому что в тот день, когда вы придете за своей шкатулкой, я не смогу предложить вам ничего, кроме выбора между двумя видами смерти. Пока я оставлю это замечание таким же непонятным, как оно звучит. Возможно, вы поймете меня, однако совершенно ясно, что вы не попытаетесь опередить меня. Арчи, чтобы мистер Чейпин не подозревал нас в том, что мы желаем его обмануть, принеси, пожалуйста, шкатулку.
Я подошел к сейфу, открыл его, вынул шкатулку и отнес ее на письменный стол Вульфа. Я не видел ее со среды и уже забыл, насколько она красива, это действительно был шедевр. Я очень осторожно опустил ее на стол. Я заметил, что хромой больше смотрит на меня, чем на шкатулку, и подумал, что его, видимо, обрадовало то, как я с ней обхожусь. Без какой-то особой причины, просто из чувства противоречия, я несколько раз погладил ее крышку. Вульф велел мне сесть на место.
Чейпин обеими руками схватился за подлокотники кресла, как бы желая подняться.
— Я могу ее открыть?
— Нет.
Он встал, не опираясь на палку, и схватился руками за письменный стол.
— Я… я только приподниму ее.
— Нет. Мне очень жаль, мистер Чейпин, но вы не дотронетесь до нее.
Калека стоял, наклонившись вперед и опираясь на стол. Выдвинув вперед подбородок, он смотрел Вульфу в глаза. Неожиданно он рассмеялся. Это был страшный смех, мне казалось, что он вот-вот захлебнется им. Но он продолжал смеяться. Потом смех постепенно затих, он повернулся и взял свою палку. Я ожидал, что у него начнется истерика, и приготовился броситься на него, если бы он попытался сыграть какую-нибудь штучку, например, врезать Вульфу палкой по кумполу, но я снова в нем ошибся. Он принял свою обычную позу, опираясь правой рукой на палку и слегка наклонив голову влево, чтобы удержать равновесие. По его светлым глазам, которые опять были устремлены на Вульфа, никто бы не смог угадать, что он вообще способен на какие-то чувства.
— Когда вы придете сюда в следующий раз, мистер Чейпин, вы сможете забрать свою шкатулку, — обратился к нему Вульф.
Чейпин покачал головой и новым, более резким тоном произнес:
— Сомневаюсь. Вы ошибаетесь. Вы забываете, что у меня уже двадцать лет практики по части самопожертвования.
Вульф кивнул:
— Нет-нет, наоборот, я это учитываю. Остается лишь единственный вопрос: какую из двух жертв вы выберете? Насколько я вас знаю, а я думаю, что знаю вас, я знаю, каким будет ваш выбор.
— Я сделаю выбор сейчас.
Я не отрываясь смотрел на невероятную улыбку хромого. Я подумал, что для того, чтобы сломить его, Вульфу придется стереть с его лица улыбку, и мне показалось, что теми методами, о которых я хоть когда-либо слышал, это абсолютно невозможно. Все еще улыбаясь, Чейпин положил левую руку на стол, оперся на нее, правой рукой поднял палку, вытянул ее перед собой, как рапиру, а конец ее осторожно положил на стол. Он продвигал ее вперед до тех пор, пока она не уперлась в бок шкатулки, а затем, не торопясь, нанес по ней удар, не резко, но довольно сильно. Шкатулка скользнула к краю стола, перевернулась и упала. На полу она подпрыгнула и подкатилась к моим ногам.
Чейпин снова взял палку, перенес на нее вес тела и, даже не взглянув на шкатулку, с улыбкой обратился у Вульфу:
— Я вам говорил, сэр, что я научился жить за счет сочувствия. Теперь я учусь жить без него.
Он дважды дернул головой, как конь в узде, с трудом повернулся, похромал к дверям и вышел вон. Я сидел, глядя ему вслед, и даже не вышел за ним в холл, чтобы помочь ему. Мы слышали, как он ковыляет, как пытается удержать равновесие, надевая пальто. Затем мы услышали, как открылась и закрылась парадная дверь.
Вульф вздохнул:
— Подними шкатулку, Арчи, и убери ее. Просто невероятно, какое сильное воздействие на душевное состояние оказывает даже небольшой литературный и финансовый успех.
Он позвонил, чтобы ему принесли пиво.
В то утро я не выходил из дома. Вульф разговорился. Блаженно развалившись в кресле, сложив руки на животе и почти закрыв глаза, он удостаивал меня одной из своих тихих, бесконечных лекций. На этот раз он посвятил ее тому, что он назвал «духовной бравадой». Он утверждал, что существуют два различных вида бравады: одна должна поразить зрителей, вторая же рассчитана исключительно на внутреннего зрителя. И это и есть как раз «духовная бравада». Это не зрелище, которое устраивает определенная часть нашего «я», чтобы произвести впечатление на остальные ею части. И так далее. До часа дня я успел лишь отпечатать на старой развалине из Гарвард-клуба копию первого угрожающего письма и посмотреть на него с помощью увеличительного стекла. Все совпало. Чейпин писал свои оды друзьям на этой машинке.
После ленча я взял машину и отправился на ловлю Хиббарда. От парней, включая Саула Пензера, поступили обычные доклады — опять ничего. Фред Даркин в четверть первого со смехом рассказал по телефону, как он со своими коллегами устроил торжественное шествие, провожая Пола Чейпина до дома Ниро Вульфа, затем они спрятались за угол Девятой авеню и ожидали сообщения о кончине Вульфа. Потом они снова поработали эскортом у Чейпина по дороге домой.
У меня было столько же надежды найти Хиббарда, как и получить любовное письмо от Греты Гарбо, но я отправился провести рекогносцировку поля боя. Разумеется, я по два раза в день звонил племяннице Хиббарда Эвелин, и не потому, что ожидал услышать от нее что-нибудь новенькое, ведь, если бы она узнала что-то новое, она сразу дала бы нам знать, но она была моей клиенткой, а клиенту следует постоянно напоминать, что вы развили бурную деятельность. Ее голос по телефону звучал довольно расстроенно, а у меня едва хватало духу хоть чуть-чуть успокоить ее, но пару попыток я все же предпринял. Одной из таких безнадежных попыток, предпринятых мною в тот день, было посещение канцелярии Фердинада Бауена, биржевого маклера. Фирма «Голбрайт и Бауен» весьма успешно спекулировала ценными бумагами, совершенно не интересуясь мелкой рыбешкой, а у Хиббарда был в ней открытый счет. Посещая членов Лиги, я уделил Бауену совсем мало внимания, однако шансы кое-что узнать у него были чуть выше, чем у остальных. Зайдя в его канцелярию на двадцатом этаже одного из зданий на Уолл-стрит, я подумал, что надо будет порекомендовать Ниро Вульфу увеличить долю Бауена в общем котле, что бы ни говорил банковский анализ. Аренда явно была оплачена, а она одна, по всей видимости, обошлась ему в такую копеечку, которая даже и не снилась самому удачливому взломщику. Его офисы занимали целый этаж, а их обстановка наводила на мысль, что для того, чтобы получить здесь место машинистки, девушка должна быть по меньшей мере герцогиней.
