о стабильности, секс, уют, комфорт и – главное – собственный бизнес. А вместе с ним – около сотни нераспроданных прекрасных джинсов «прямо из Швеции».
Кажется, они стреляли мне вслед. По крайней мере, что-то несколько раз хлопнуло у меня за спиной. Ха! Как сейчас помню тот миг: чеченцы орут из окна, во всем доме повключали свет, и уже кто-то из соседей грозится вызвать милицию. А я – полуголый и босой – несусь что есть мочи по московскому асфальту, не имея равно ни планов, ни перспектив. «К чему я в конце концов прибегу? – помню, подумал я в тот момент. – Что будет происходить дальше, если сейчас у меня нет даже собственных ботинок?».
И тут рядом со мной на дороге притормаживает этот белый пижонский «Мерседес», боковое стекло опускается, и кого я там вижу? Я вижу там чувака, с которым мы вместе поступали в театральный – только его взяли, а меня нет – и выглядит он ну точь-в-точь как Марчелло Мастрояни, те же тонкие усики и такой слегка насмешливый взгляд, и зовут его Алеша Шнеерзон – я запомнил это, потому что когда-то продавал ему джинсы.
И теперь он смотрит на меня поверх своих темных очков и улыбается, и спрашивает:
– А совершенно случайно, молодой человек, вас не надо никуда подвезти?
Что за дела? Конечно надо! Я прыгаю в машину, мы срываемся с места и оставляем чеченцев в прошлом.
Алеша Шнеерзон – да, именно так. Единственное чадо у двух богатеньких родителей. Голубая кровь. А в придачу – отдельная квартира в центре, рестораны, машины, девочки, лучшие места на модных концертах, лучшая одежда, лучшее обращение – короче, полная, стопроцентная комплектация.
Алеша везет меня прямиком на ужин в «Пушкин», а по пути выдает рубашку и туфли. Уже там, в ресторане, в ожидании фуа-гра, он неожиданно наклоняется ко мне:
– А что, – говорит он, – Если я вложусь в твой бизнес?
Вопрос застает меня врасплох, потому что до этой минуты мы ни слова не сказали друг другу о каком-то там бизнесе. Да, по правде говоря, мы вообще только парой слов и обменялись за всю дорогу.
– Ты видел мой бизнес, Алеша, – отвечаю я после паузы. – Паспорт и штаны – вот и весь мой бизнес.
– Штаны, – подмечает он. – Это ключевое слово. Штаны.
– Это все в прошлом, – оправдываюсь я. – Посмотри на меня сейчас. Я полностью, абсолютно неплатежеспособен, и если, ты откажешься оплатить эту еду, меня выкинут отсюда на улицу пинком под зад или, чего хуже, сдадут в милицию. А речь идет всего лишь о ресторанном счете…
– Это не просто ресторанный счет. Это счет в «Пушкине» – у многих могут быть проблемы с ним.
После этих слов мы замолкаем, жуем свое фуа-гра, а потом он поднимает глаза и берет меня в оборот по-крупному:
– Штаны – это то, что получалось у тебя очень хорошо. Я наблюдал за тобой, смотрел, как ты втюхиваешь свои джинсы всем этим недоумкам, и думал: «Этот парень далеко пойдет!» И знаешь, почему, я думал именно так? Потому что ты выглядел, как человек, нашедший свое призвание! Это не было просто «купи-продай», нет – в твоих руках это превращалось в искусство. И теперь, сидя здесь, за шампанским и божественной едой, я со всей ответственностью заявляю тебе: приятель, не дай своему искусству умереть! Не отказывайся от него. Да, ты голый, ты босой, у тебя за душой ничего нет, но не это ли самое подходящее время, чтобы вступить в большую игру?
– Все это приятно слышать, – отвечаю я. – Но о какой такой большой игре ты толкуешь?
– Мы, – он на секунду замолкает и оглядывается, проверяя, не подслушивает ли нас кто. – Мы – это я и ты, мы вместе – будем делать настоящие шедевры. Я имею в виду, одежду, обувь или сумки – но не простые, а только самых известных марок. Такие, что никто в жизни не отличит их от настоящих. Мы перероем модные журналы. Перевернем интернет. Если надо – свяжемся с официальными производителями. Мы выясним, что имеет самый большой спрос, поймем, как это выглядит и пахнет, а затем – имея всю информацию на руках – мы запустим свое собственное производство, раскрутим его на полную мощь и будем смотреть, как рынок тонет в нашем товаре.
Произнеся это, Алеша Шнеерзон делает большой глоток из бокала с шампанским и откидывается на спинку стула. В его глазах так и светится гордость за собственный ум.
– Как тебе план? – интересуется он.
– Правильно ли я понимаю, что речь опять идет о подделках?
– Нет, нет и еще раз нет. Подделки оставим неудачникам. Речь идет о вещах, один в один похожих на настоящие.
– То есть, мы говорим об очень качественных подделках?
– Хорошо – черт! – если тебе так нравится слово «подделки», то, да, мы говорим об очень качественных подделках.
– Алеша, – настает моя очередь наклоняться к нему и изображать заговорщицкий голос. – А зачем тебе все это нужно? Ты – завтрашний актер, возможно, даже суперзвезда – зачем тебе лезть в это стремное подсудное дело?
– Я всегда хотел крутиться в фэшн-бизнесе, приятель. У меня есть деньги. Меня отчислили с актерского факультета полгода назад. Я свободен и готов пуститься во все тяжкие.
Ключевым словом были «деньги». Я сомневался, что этот богатенький сосунок не запросится назад к мамочке, если нас серьезно прижмут, но деньги – деньги решали все. Мы выпили шампанского и хлопнули по рукам…
…китаянка, не шелохнувшись, сидит на деревянном ящике и смотрит на рассказчика во все глаза. На улице давно стемнело, а цех освещают лишь несколько тусклых лампочек. Из-за этой полутьмы, царящей в помещении, швейные станки кажутся окаменевшими чудовищами из других миров.
Молодой человек косится на часы – большие, с круглым циферблатом, те висят на одной из стен и призваны неумолимо фиксировать рабочие часы швей. Смены начинаются в 7.30 утра и длятся до 9.30 вечера – четырнадцать часов с получасовым перерывом на обед. В Китае привыкли работать много, за небольшие деньги, и это то, что нравится молодому человеку в этой стране больше всего. Сейчас время приближается к часу ночи.
– Послушай, детка, тебе точно не нужно домой? Имей в виду, я не собираюсь делать тебе поблажек из-за того, что ты просидишь тут со мной всю ночь. Нет, мне конечно чертовски приятно, что такая молодая и смышленая девочка не прочь послушать мудрость стариков. Но все же я нанимал тебя для работы, а не для того,
