Несмотря на теплый день, вид из окна и в самом деле был не особенно летний, такой легко могла быть и осень.
– Должно быть, тяжело, когда убивают кого-то знакомого? – Исрун и не думала уходить.
– Да, – почти прошептала Мона, – тяжело.
– Страшно, – сказала Исрун.
Мона подняла глаза:
– Очень. – Она немного расслабилась. – Очень страшно, – повторила она, по большей части для самой себя.
– Мне тоже было бы не по себе. Совсем недавно он жил здесь у вас, а теперь… теперь по какой-то причине его убили. Непостижимо. Неподходящая, однако, тема обсуждения для беременной женщины, – сказала Исрун, смутившись; раньше с ней такого не бывало.
Мона слабо улыбнулась:
– Вот и храбришься, стараешься не думать об этом, гнать от себя все эти ужасы об убийстве, которые рассказывают в новостях.
– Да, судя по новостям, там произошло что-то действительно ужасное. И скорее всего, так оно и было. По крайней мере, мой отдел всегда передает только проверенную информацию. – Исрун улыбнулась.
Было хорошо видно, как по телу Моны пробежала мелкая дрожь. Но она постаралась сохранить самообладание. Затем зевнула, не успев прикрыть рот рукой.
– Извините, я немного устала.
– Такие новости кого угодно могут лишить сна… особенно женщину в вашем положении, – мягко сказала Исрун.
– Да, две ночи не могла сомкнуть глаз. Вот сегодня хотела выспаться наконец.
Исрун приняла это на свой счет.
– Ну, я, пожалуй, пойду. Загляну позже.
– Что вы, я совсем не это имела в виду. Сейчас позвоню Логи.
Мона с усилием встала и пошла в гостиную. Через некоторое время до Исрун донеслись обрывки их разговора.
– Он все еще работает. Придет не раньше чем через час, надеюсь, это не спутает ваших планов, – сообщила Мона, вернувшись на кухню.
– Не беспокойтесь. Все в порядке, я загляну позже.
– А оператор разве уже не едет? – недоверчиво спросила Мона.
Исрун растерялась. Нужно было лучше придерживаться своей легенды.
– Разумеется, едет. Я ему перезвоню, – заверила она радостным тоном и направилась к входной двери. – Большое спасибо за разговор.
– Как насчет Йои? – спросил Ари.
Они с Томасом сидели в буфете. При обычных обстоятельствах Хлинюр к ним присоединился бы, но он по-прежнему пребывал в собственном мире и, похоже, не испытывал никакого интереса к общению с коллегами.
Томас хотел выяснить, есть ли у Ари состоятельная версия убийства, чтобы они могли проявить себя на вечернем совещании.
– Йои? Брось, старик. Парень и мухи не обидит. – Томас был явно недоволен.
– Я в этом не уверен. Мы ведь с ним сегодня встречались. Мне показалось, что в нем есть какая-то горячность… Он точно не из тех, кто даст себя в обиду, – решительно возразил Ари.
– Они ведь едва знакомы, – с сомнением заметил Томас.
– Наверняка что-то не поделили на протестах из-за тоннеля. Никогда ведь не угадать, из-за чего люди могут сцепиться.
– Ну не знаю. – Томас нахмурил брови, затем добавил: – Всякое, конечно, бывает. Считаешь, что хорошо знаешь человека, а он потом…
Ари решил вмешаться, прежде чем Томас переведет разговор на свою жену.
– Вряд ли Элиаса убил кто-то из его коллег. Я еще мог бы представить, что у кого-то из них был мотив, но… скорее в связи с сомнительными делишками. Однако сильно сомневаюсь, чтобы Пауль или Логи были замешаны в чем-то подобном.
– Ни в коем случае. Палли служил в полиции, а Логи – свояк моей тети. Не исключено также, что Элиас был убит случайно. В том смысле, что убить, возможно, хотели этого пресловутого доктора, Рикарда. Это же его земля.
Ари хмыкнул. Его версия оказалась совсем не оригинальной. Тем не менее ему хотелось заслужить хоть какую-то похвалу.
– Да, именно это мне вчера и пришло в голову. Однако я собирался проверить, прежде чем тебе докладывать. Я ведь был у этого старика вчера, – с долей гордости сообщил Ари. – Можно сказать, что Рикард стал причиной смерти жены этого бедолаги.
– И ты считаешь, что какой-то старик из Акюрейри напал на Элиаса? Я в это не верю. – Томас усмехнулся.
– Я тоже. Хотя тот ненавидит Рикарда всем сердцем, но я и представить не могу, чтобы он совершил такое жестокое убийство.
– Возможно, нам не удастся раскрыть это дело, старик, – сказал Томас отеческим тоном. – Однако мы сделали все, что могли.
К Рикарду Линдгрену приходили дважды за два дня. Это чересчур. Сначала назойливая корреспондентка, ему даже показалось, что она из полиции, но сегодня заявились двое настоящих полицейских. Он встретил их с подозрением – был начеку после общения с журналисткой – и попросил предъявить удостоверения, поскольку они были без формы. Был вынужден впустить и старался не думать о бактериях, которые они принесли с собой в его квартиру.
Тщательно протер стулья после их визита.
Телевизор был выключен, читать он не мог и слушал скрипичный концерт Шостаковича.
Полицейские задали бесчисленное количество вопросов. И все эти неудобства из-за убитого непонятно кем человека. А он ведь его едва знал. Один из полицейских предположил, что, возможно, Элиаса «убили по ошибке», что на самом деле жертвой должен был стать он, Рикард. Какое безумие! По ошибке берут, например, чужую куртку, но убивать людей по ошибке – это уж слишком.
Тем не менее Рикард видел, что некоторые СМИ не прочь вовлечь его в это дело, разворошить прошлое. А ведь он думал, что тот период жизни уже позади. Что он за все заплатил сполна. Затеплилась надежда переехать в этот дом на севере…
Он сделал музыку тише и откинулся назад.
Но теперь от него ни за что не отстанут. Дом навсегда связал его с этим чертовым рабочим.
Не лучше ли после всего случившегося просто уехать из страны.
Тогда его, вероятно, наконец оставят в покое.
У нее не было никаких определенных представлений об Исландии, кроме того, что там холодно, вероятно, лежит снег и, возможно, темно.
Она снова придвинулась к стене и вдруг почувствовала, что может немного отдохнуть, расслабить затекшие ноги. Это было замечательно.
Сердце билось быстрее, чем следовало. Ей было невыносимо жарко; она никак не ожидала, что придется пережить такое в Исландии.
Закрывая глаза, она порой вдруг оказывалась дома.
Попытки выбраться из этой тюрьмы ни к чему не привели. Дверь была единственным путем на волю, но оказалась ужасно тяжелой и не поддалась. Не помогла и щелочка снизу, через которую проникало немного света и воздуха.
Головная боль усилилась, ее тошнило.
Она думала о доме. Представляла свою семью, солнце и свет.
Она так устала. Ей нужно
