после случилась перетасовка. Коля схватился за телефон. Идея дернуть полкана, чтобы Максим поднял дело Марченко, влетела в его голову молниеносно. Этот товарищ сел примерно пять лет назад. Нужны копии дела, вдруг Яна ему на слово не поверит.
Пока полковник не растерял нужные контакты на пенсии, нужно срочно его привлечь к неофициальному расследованию.
– Макс, я, конечно, сильно извиняюсь. Не разбудил?
– Колян, ну мать твою за ногу, сколько раз говорить тебе, что «извиняюсь» – это «извиняю себя», а правильно – «извини», ну или «пардон», или «экскюземуа».
– Началось в деревне утро. Слышь, тут сейчас не до лингвистических конструкций. Не разбудил?
– Еще не успел отключиться. А там, гляди ж, и простатит все равно скоро разбудит, так что мне в любой момент можно звонить. Чего тебе не спится?
– Да я хотел немного потрындеть по делу Марченко. Ну и Захарова заодно.
– Ты, конечно, придумал, о чем говорить на ночь глядя. Случилось что?
– Да тут ниточка, мать ее, неожиданно привела от Яны к фамилии, от которой все менты столицы крестятся, понимаешь?
– А что тебе надо по ним? Вроде ж упрятали их, чего ворошить? Ну я подробностей тебе все равно не скажу из кровати, мне надо будет до баз добраться. В понедельник тогда созвонимся. Я, правда, как раз буду праздновать выход на пенсию, но в компьютер посмотрю часок-другой напоследок, найду, чего попросишь.
– До понедельника хрен знает, что случиться может. Там остались висяки какие-то или, кого только можно было взять, взяли? – Коля понимал, что без поддержки Макса ему это дело не разрулить. Его открытый интерес вызовет много вопросов, а вот если рассредоточить их между проверенными лицами – тогда не попадет под опалу.
– Да висяков там – хоть жопой жуй. Еще сажать – не пересажать. А что, есть кандидаты?
– Думаю, да. Но, сам понимаешь, кандидаты у нас одни, а садятся совсем другие в итоге.
– Классика, – вздохнул Максим. – То есть ты хочешь деда в воскресенье отправить в управление, да?
– Ой, ладно тебе, дед! Прямо горит дело, так что, пожалуйста, Макс! Отблагодарю. – Коля свернул стопку распечаток в подзорную трубу и выглянул на шумную улицу.
– Отблагодаришь, куда денешься! Блинский хрен, ну ладно, доеду завтра.
* * *
В дверь номера постучали.
– О, континентальный завтрак? – Яна снова расхохоталась, как Круэлла, учуявшая далматинцев. Денис впустил в номер парня, упакованного в черную толстовку с несоразмерным капюшоном и узкие джинсы-дудочки, но тот не проходил, мялся у порога. Пока они рассчитывались, Яна выглянула из-за стены, отделяющей спальную зону, и помахала гостю рукой, убирая длинные волосы назад и демонстрируя грудь в прозрачном лифчике. Парень хмуро потупил взгляд и выдавил из себя сдавленное «здрасте».
Когда уставший от полуголых девиц, прыгающих на толстопузых кавалерах, курьер ушел, Яна уселась на пол перед стеклянным столиком.
– Ты как переносишь обычно? – Денис порылся в бумажнике и достал купюру в один доллар, затертую и тусклую, старого образца. – Это моя счастливая, еще с института.
– Да нормально обычно. – Яна соврала, чтобы избежать уговоров одуматься и не пробовать. – Что в ней счастливого?
– Приходы хорошие. – Денис высыпал на стол немного белого порошка, остальное свернул и спрятал в карман. Начал ключом-картой от номера толочь камушки, чтобы получить однородную консистенцию.
– Ого. А сколько здесь? – Яне показалось, что даже той порции, что уже на столе, хватит на целую компанию.
– Нам три грамма притаранили. Я остаток заберу. Или тебе отдам, хочешь?
– Да нет, оставь. Давай ты первый.
Яна смотрела, как он отделил небольшую порцию и мастерски расчертил две дорожки параллельно краю стола. Одна кучка разделилась на две параллельные прямые, прямо как seed-фраза на две не связанные между собой части.
Купюра легко свернулась в трубочку, кажется, это было ее привычное положение, и бумага хорошо знала форму, которую ей стоит принять. Денис легко и непринужденно вдохнул свою дорожку кокса.
– Фр-р-р! Едрит мадрид! – Денис так и остался сидеть на полу, прислонившись спиной к кровати. Он блаженно прикрыл глаза всего на несколько секунд. – Догоняй!
– Ну погнали. – Яна взяла у него купюру, она немного нервничала, что выдаст свою неопытность, но старалась держаться развязно и уверенно, как студентки школы-студии МХТ на первом кастинге. И у нее хорошо получилось: в точности повторила за Денисом и не спалилась. В носу ощущалось небольшое жжение, однако она ждала большего дискомфорта. А всего лишь онемел треугольник между бровями и переносицей. Правда, она рефлекторно шмыгала носом и никак не могла остановиться. Никакой аритмии, которой пугала Крис, она не ощутила. Сердца Яна не чувствовала, хотя в тишине раньше всегда подмечала его биение. Может, передоз? И она просто не заметила? Яна вдруг вспомнила ненависть, с которой Никита говорил о тех, кто юзает. Он даже отказался ехать в музей Сальвадора Дали и принципиально не читал Булгакова как отъявленного поклонника морфия. Что было историческим заблуждением, кстати.
– Слушай, а Керуак – он же битник? Стало быть, наркот еще тот? – вдруг осенило Яну. Что не знавший толком иностранных языков, штудирующий только бизнес-литературу Никита какого-то рожна приволок домой раритетное издание «Книги снов» на английском, заказанное на eBay. Да еще спрашивал про него. Почему она сразу не сопоставила?
– Я только «На дороге» в молодости читал. Там все закидывались мескалином, – лениво вспоминал Денис голодное и промозглое студенчество, где потрепанные книги передавались друг другу из рук в руки.
– Это хорошо, – вяло ответила Яна в тщетных попытках скрыть, что благодаря своим грехопадениям в Страстную неделю ей открылась истина, способная спасти. И способная уничтожить.
– Ну хорошо, раз хорошо, – не стал вдаваться в подробности ценитель битников.
Устроившись поудобнее рядом с Денисом, Яна ощутила химическое счастье, как растворимый лимонад Invite из 90-х – будто все проблемы сделаны из неонового пластика и расставлены по кукольному дому под ультрафиолетовой лампой. Она вспомнила, как в детстве у нее не было такого домика. Барби, Кен, даже какая-то похотливая сестра Барби имелись, а вот жилье им пришлось оборудовать на книжных полках. Сейчас можно было бы сказать, что они жили в апартаментах с панорамным остеклением. Да и можно играть, сидя на стуле, а не на карачках на полу. И чего она на жизнь жаловалась?
Тело стало легким, практически невесомым, а разум ликовал. Похоже было, что все достижения в жизни Яны и радостные события, начиная с раннего детства, ждали этой минуты, чтобы выплеснуться в этой радости. Денис смотрел, как она запрокинула голову и блаженно смотрела в потолок широко открытыми глазами.
– Ты красивая.
– Знаю. – Яна очнулась от наркотических грез. – Я самая
