Затем оглянулся на дом, до которого было ярдов сто вверх по склону. И словно измерял взглядом расстояние.
– Пока я ничего не скажу, мой мальчик, разве что предположение Райнгера о затоптанных следах было еще глупее, чем вы могли вообразить. Джон Бохун пришел сюда именно в то время, о котором сказал, тут все сходится, а пока он не пришел, следов не было. Нет, нет. Меня беспокоит отнюдь не это. Меня чертовски беспокоит его поведение в Лондоне: нападение на Канифеста, когда он решил, что убил его…
Тут Беннет вспомнил то, о чем в суматохе уже успел позабыть. Он спросил, что случилось и что именно Канифест сказал Мастерсу по телефону. Г. М., который внимательно осматривал аллею, нахмурился:
– Не знаю, сынок. Кроме того, что сообщил мне Мастерс. Кажется, Мастерс пытался подражать голосу Мориса и произнес: «Слушаю». Тогда Канифест сказал: «Я хотел поговорить с вами, Бохун, но я надеюсь, что мне не придется объяснять, почему я попросил немедленно отослать домой мою дочь». Вроде того. Мастерс говорил, что голос был слабый и дрожал. Потом Мастерс сказал: «Почему? Потому что Джон дал вам в челюсть и думал, что вам пришел конец, а вы отделались сердечным приступом?» Разумеется, тот понял, что это не Морис, и все твердил: «Кто это? Кто это?» Ну, Мастерс ответил, что он офицер полиции и что Канифесту лучше бы приехать сюда и помочь нам, если он не хочет впутаться в нехорошую историю. Он пережал, понимаю. Сказал, дочь Канифеста обвиняют в убийстве и все такое. Мастерс смог понять лишь, что вчера вечером Бохун проводил старика до дома, зашел через черный ход и попытался вернуться к «одному важному делу», началась ссора, и Джон погорячился. Естественно, Канифест едва ли будет распространяться по этому поводу. Мастерс сказал, мол, езжайте сюда, сердечный там приступ или нет, и повесил трубку, оставив Канифеста переваривать возможные последствия обнародования, если он не будет сотрудничать с полицией.
– Это довольно-таки прямолинейно…
Г. М. хмыкнул.
– Разве? Теперь в павильон. – И он пошел вперед, переваливаясь и раздраженно хлопая по деревьям рукой в перчатке. – Слушайте, разве они не говорили, что оставили тело там, а на катафалке увезли Бохуна к врачу? Гм, да. Я на это надеялся. Платок есть? У меня очки снегом залепило. Да что вам покоя-то не дает?
– Сэр, черт возьми, если не было следов, а женщина убита…
– А, вы об этом? Вы прямо как Мастерс. Забавно, но как раз это самое простое. Я не говорю, что знаю, как это все было сделано, еще не взглянув на павильон. Но у меня есть сильная зацепка, очень сильная. А если я найду там то, что рассчитываю найти…
– То узнаете, кто убийца?
– Нет! Не забегайте вперед. Пока я могу вам сказать лишь то, что два-три человека точно невиновны. И это тоже не по правилам. Обычно эти ловкие трюки сразу выдают убийцу, едва вы поняли, как именно создана иллюзия. Особенное преступление – особенные обстоятельства, а обстоятельства эти, как правило, подходят одному человеку, будто шапка палача, когда вы понимаете, в чем они состоят. Ну, у нас тут исключение. Даже если я прав, это может не приблизить нас к решению, потому что…
– Потому что?..
Они вышли на открытое пространство перед замерзшим озером, теперь испещренное следами. В павильоне не горел свет, и он выделялся темной массой на фоне призрачной белизны снега. В этом окутанном снегом мире было так тихо, что они слышали, как снежинки шуршат, опускаясь на ветви.
– Когда я ругал Мастерса, – сказал Г. М., – я думал, что сумею ловко сработать и загнать его в тупик. Я спросил, не случайно ли убийца дошел до места преступления и вернулся, не оставив следов, и глупо так засмеялся. Но, сынок, в этом-то вся трудность. Именно так и было.
Беннет огляделся. Он начинал испытывать то самое смутное ощущение, что и тогда, когда появился на этом лугу на заре: чувство, что его заперли в каком-то сумеречном месте, где настоящего не существует и мертвая Марсия Тэйт в роскошном интерьере времен Стюартов такая же живая, что и дамы в лентах, накрашенные, завитые, улыбающиеся поверх страусовых вееров за карточными столами веселого монарха…
Он резко поднял глаза.
В павильоне зажегся свет.
Глава четырнадцатая
Пепел в павильоне
Тонкие полоски света желтели сквозь венецианские шторы в комнате слева от двери: одинокое сияние посреди озера. Г. М. сунул погасшую трубку в рот.
– Возможно, там кто-то из людей Поттера, – сказал он. – Или нет. Зажгите спичку и посмотрите, есть ли свежие следы…
– Снег их уже присыпал, – отозвался Беннет, истратив несколько спичек, – но, похоже, свежие. Большого размера. Нам нужно…
Г. М. двинулся вперед, настолько тихо, насколько позволял скрип его туфель. Дорожку снова припорошило снегом, и нужды в секретности не было. Когда они подошли, оказалось, что входная дверь открыта.
– Я предполагал, – донесся из темного проема голос Джервиса Уилларда, – что застану там кого-то. Приношу глубочайшие извинения, что вошел без разрешения. Но полиция уехала, и дверь была открыта.
Он стоял, чуть наклонив голову, и свет из гостиной сбоку освещал его красивое лицо, на котором теперь не было заметно морщин. На нем был строгий черный костюм, и из-за игры теней казалось, что он в темном парике.
– Вы сэр Генри Мерривейл? – сказал он. – Я, пожалуй, пойду. Надеюсь, не помешал. Она все еще в спальне.
Если Г. М. и уловил странный оттенок в его голосе, то не обратил внимания. Он лишь бросил на Уилларда быстрый взгляд и затопал по ступеням.
– Вообще-то, я хотел поговорить именно с вами, – объявил он, словно досадуя на собственную рассеянность. – Идите-ка сюда. Гм. Да. Вот оно что, значит… – Отодвинув парчовую штору на проходе в гостиную, он окинул комнату взглядом и вошел. – А-а!
Электрические свечи затрепетали над черно-белым мраморным полом, отбрасывая блики на вазы из кованой бронзы на японских лаковых шкафчиках тускло-красного цвета. Уиллард проследовал за Беннетом и теперь тихо стоял спиной к камину.
Г. М. сказал:
– Я видел вас в «Колоколах». Вы, конечно, не Ирвинг, но были чертовски хороши. А Отелло – вообще ваша лучшая роль. Так зачем вы играете в салонной комедии?
– Спасибо. – Уиллард медленно огляделся. – Возможно, потому, что это такой салон, и у него была такая хозяйка.
– Я имею в виду – просто интересно, – вы тоже были вхожи в ее гостиную?
– Только в гостиную.
– Гм. Я так и подумал. Хочу задать вопрос относительно прошедшей ночи, потому что вы, возможно, последний, кто ее видел, перед тем как сюда проник убийца. Итак, когда
