набок и выглядел почти благодушным.
– О, это странное дело, сынок. Очень, очень странное. Почему посетитель жжет спички в темноте? Почему две спички совершенно одинаковые? С чего вдруг посетитель обозлился и швырнул два бокала, а потом растоптал их? Кстати, это сделали не вы, правда?
– Что?
– Гм. Я лучше покажу. Идите сюда и взгляните. Видите графин? Заметили, какой он тяжелый? Обратили внимание, что он не на каминной полке, а на ковре. Попробуйте разбить его, просто перевернув небольшой табурет. Посетитель же расколошматил его вдребезги. Теперь посмотрите на битое стекло. Вы когда-нибудь видели осколки, образовавшиеся при падении на пол? Ставлю пятерку, что нет. Они на камне, куда посетитель их специально положил.
– Но в драке…
– Хо-хо, – сказал Г. М., поправляя пальто. – Как-нибудь проведите эксперимент. Поставьте на пол такой бокал, имитируйте, что кто-то прошел по комнате и при этом боролся, и посмотрите, сможете ли вы на него наступить. Они покатятся, сынок. Скользкие, как угри. И когда вы прикинете вероятность разбить так не один бокал, а целых два, вы, я думаю, поймете, что старик прав. Что, кто-то сказал, будто мы и с места не сдвинулись? А теперь о трубах…
Они не слышали, как открылась дверь гостиной, не слышали и шагов. Но почувствовали поток холодного воздуха, который тронул золу в камине и (как краем глаза увидел Беннет) простыню, закрывавшую тело Марсии Тэйт. В этом было что-то настолько странное, что все на мгновение замерли. По комнате разнесся высокой голос:
– Итак, кто-то наконец подумал о трубе? Поздравляю.
Морис Бохун, закутанный в шерстяной шарф, в щегольском твидовом кепи, надвинутом на один глаз, стоял в дверях, опираясь на трость. Его стеклянный взгляд блуждал по фигуре на кровати. Потом он чуть насмешливым жестом снял кепи и превратился в живое воплощение осуждения. За его спиной возвышался разъяренный Мастерс, отчаянно жестикулировавший.
– Но даже если вы и подумали об этом, что удивительно, – сказал Морис, странно щелкнув челюстью, – полагаю, я могу сообщить больше деталей, чем кто-либо. Не возражаете, если мы пройдем в другую комнату? Я… не выношу вида смерти!
Он быстро попятился.
– Имейте в виду, сэр, – сказал Мастерс из-за плеча Мориса, впившись взглядом в Г. М., – я не говорю, что поверил ему. Я не говорю, что это правда. Но если вы выслушаете то, что хочет сказать мистер Бохун…
– Покорно благодарю, инспектор.
– По крайней мере, это многое объясняет из того, что нас озадачивало. И в каком-то смысле…
– Хватит мямлить, Мастерс, – сурово произнес Г. М. – Не выношу, когда мямлят. И вообще, что это за чертовщина? Можно уже мне немного покоя, чтобы никто не врывался, неся всякую чушь?
Морис чуть подался вперед.
– Вы должны простить старшего инспектора, – запротестовал он. – Он, пусть и несколько неумело, хотел сказать о том, что называют справедливым воздаянием… Мистер Карл Райнгер, по злобе своей, утром пытался повесить убийство Марсии Тэйт на моего брата Джона, но придумал для этой невозможной ситуации нескладное объяснение, которое не выдерживает ни малейшей критики.
Он помолчал и снова попятился, глядя стеклянными глазами на неподвижное тело. Потом резко заговорил:
– Если удосужитесь перейти в другую комнату, сэр Генри, я вам покажу, каким образом мистер Карл Райнгер сам убил мисс Тэйт и попытался при помощи неумелой уловки ускользнуть от моего внимания. Я не хотел говорить с вами в доме, дабы это не повлекло за собой неловкую ситуацию. Вы последуете за мной? Благодарю вас. Я… не переношу вида смерти.
И снова он попятился из комнаты, да так поспешно, что споткнулся и устоял на ногах, лишь схватившись за косяк.
Глава пятнадцатая
Второй замысел повешения
Вечером, в полседьмого, Беннет сидел в большом кресле у огня у себя в комнате, и у него не было сил даже переодеться к ужину. Мозг словно налился свинцом, сквозняки гуляли по комнате, и Катарина еще не вернулась от доктора Уинна, хотя она позвонила и сообщила, что Джон точно поправится.
Телефонные сообщения: «Говорит секретарь лорда Канифеста. Его милость в данный момент едва ли сможет приехать на машине по причине случившегося вчера вечером сердечного приступа, он прикован к постели. Если это вызывает сомнения у полицейского, звонившего нам, предлагается связаться с личным врачом его милости». Бла-бла-бла.
Беннет поднял глаза на потемневшую картину над камином, посмотрел на рубашку без запонок, лежавшую у него на коленях. Убийство, самоубийство, да хоть апокалипсис – вопрос о калориях и черных галстуках не отменяется. Морис был сегодня на подъеме, он даже распорядился, чтобы подали какой-то особенный шерри вместо коктейля, чтобы порадовать сэра Генри Мерривейла. Сэр Генри Мерривейл согласился переночевать в Белом Монастыре. Иными словами, подумал Беннет, какого дьявола задумал Г. М.?
А был ли Морис прав относительно убийства? Пока Беннет, Мастерс и Г. М. возвращались из павильона, а Бохун и Уиллард шли за ними на некотором отдалении. И Г. М. нашел облегчение, шепотом сделав несколько замечаний касательно Мориса, его характера и привычек, и замечания эти жгли ухо того, кто их слышал. Но и все. Когда Морис изложил свою теорию убийства, Г. М. лишь что-то проворчал себе под нос. Сидел с непроницаемым лицом при свете свечей в гостиной павильона, пока Морис ловко плел сети для Карла Райнгера. Мастерс был впечатлен, и Уиллард, по всей видимости, тоже. Беннет также готов был признать, что и он весьма впечатлен. Но про Г. М. сказать этого было нельзя.
– Говорите, – пророкотал он, – Райнгер все еще мертв для мира и по-прежнему у себя в комнате? Что ж, пускай. Полагаю, вы не побоитесь повторить ему это в лицо?
И тогда?.. Беннет сомневался, что Г. М. поверил этому объяснению. Однако все звучало так складно и правдоподобно, да еще и выглядело как попытка восстановить справедливость. Когда Райнгер выдвинул обвинение, указывая на следы Джона Бохуна, он коснулся змеи, которая могла ужалить в ответ. Снова раздался голос Мориса, он говорил тихо, размеренно, с ноткой предостережения:
– Утром я понял, что этот тип Райнгер, по всей вероятности, виновен, и я могу сказать вам, как он это сделал. – Его маленькая голова на змеиный манер повернулась к Мастерсу. – Вы, вероятно, помните, инспектор, что я намекнул на возможность разрешения загадки, которая вас беспокоит? Ну конечно помните. Полагаю, вам также очевидно, почему я не мог говорить об этом?
Мастерс взорвался:
– Я не понимаю, чего вы добиваетесь, сэр, и это факт. Да, я знаю почему. Вы задумались, потому что впереди маячило деловое предложение этого Райнгера. И если он и правда собирался предложить вам фантастическую работу
