Ознакомительная версия.
– Клади на пол!
Валька, кажется, был всерьез намерен попытаться вернуть Наталью Николаевну к жизни. Конечно, он был прав, хотя бесполезность его попыток была очевидна: слишком неподвижно смотрел на них темный глаз, слишком холодными были руки самоубийцы. Валька понял это очень скоро и отступил, не отводя от мертвой женщины обескураженного взгляда. Размазав по лицу грязь рукавом рубашки, он тряхнул головой и направился к выходу. Уцепившись за полу его ковбойки, как дитя за мамину юбку, Арина трусливо семенила следом.
Валька толкнул дощатую дверь сарая – в лицо ударил ослепительный поток света, они зажмурились – и в следующее мгновение Арька услышала глухой удар и почувствовала, как ее опора, не издав никакого мало-мальски вразумительного звука, мешком свалилась вниз лицом на землю; взмахнув руками, она сумела удержаться на ногах, но тут и перед ее физиономией мелькнуло здоровенное полено. «Какое сучковатое!» – почему-то подумала Арька перед тем, как потерять сознание.
И наступила темнота.
* * *
Макс спрыгнул с подножки автобуса и сразу же оказался перед высоченным больничным забором. Ворота были открыты, но для него это ничего не меняло: перед входом в санпропускник висел плакат, уведомляющий, что сегодня в больнице неприемный день.
Может быть, ему, призвав на помощь все свое природное обаяние, и удалось бы наплевать на это предупреждение, да только из настежь открытого окна санпропускника выглядывала тетка такой комплекции и вида, что дуриком проскользнуть мимо эдакого Цербера в больничном халате было невозможно.
Бардин отступил назад, подумал – и решительно шагнул в сторону небольшого стеклянного павильона-кафетерия, где редкие посетители лениво поедали мороженое в никелированных вазочках и таращились на прохожих сквозь прозрачные стены кафе.
За прилавком скучала высокая грудастая деваха с кислыми глазами и тощей светлой косицей, достающей ей до пояса.
Макс с минуту поизучал ее томящуюся фигуру, затем уверенно толкнул дверь кафетерия. Девица со вздохом поднялась, шмякнула на весы пустую вазочку и вопросительно скосила на него глаза:
– Сколько?
– Нисколько. – Макс беспардонно покачал чаши на весах, покрутил носом у выставленных за прилавком ссохшихся пирожных и пирожков, провел пальцем в складках стыковочного шва фанерного прилавка и сунул под нос продавщице покрытый столетней пылью палец: – Ну-с, дорогуша моя, как это у нас называется?
– А что? – девица недоуменно захлопала белесыми ресницами.
– Это называется антисанитария, дорогуша, вот что!
– Что?
– Вы мне тут дурочку не валяйте, дорогуша! – Макс очень артистично, точно и убедительно скопировал брюзгливую интонацию номенклатурного работника. – Работаете в антисанитарных условиях, людей в грязи кормите, пыль кругом развели! Почему пирожки лежат на голых тарелках, без салфеток? – Он ткнул пальцем в витрину. – А посудомоечная машина где – вы что, ложки в алюминиевой бадье моете?! А одноразовая посуда? А рукомойник?! А на себя посмотрите – почему халат такой грязный, где шапочка – голова не прикрыта, косой метете, где соблюдение правил работы в общепите?!
Туго соображающая «дорогуша» продолжала осоловело хлопать на него глазами и вздымать над прилавком роскошную грудь. Но тут из подсобного помещения показалась маленькая, юркая, подвижная тетка с остренькой мордочкой. Она в момент оценила обстановку и подкатилась к ним – близко посаженные глазки сочились искренней радостью, а с тонких губ точно медок капал:
– Простите, ради бога, простите! Настеночка – человек новый, почти ничего не знает, да и не отвечает ни за что, какой спрос с практикантки? Проходите сюда, пожалуйста, я все-все-все вам объясню, у нас и документация вся в порядке, и оборудование, и на качество обслуживания никто не жаловался…
Пружиня шаг, Макс с независимым видом прошел через откидной прилавок, шагнул в подсобку и сел на подставленный ему стул.
– Вас должны были предупредить о нашем приходе, – сказал он строго.
– Откуда должны были? – любезно осведомилась заведующая.
– Из санэпидемстанции.
– Нет, нас не предупреждали, но…
– В таком случае я вас предупреждаю: с сегодняшнего дня мы проводим проверку санитарного состояния всех московских столовых и ресторанов.
– М-да… это довольно неожиданно, но… Что от нас требуется?
– Чистый белый халат, шапочка и провод по всем вашим подсобным помещениям. С составлением, – Бардин выдержал демонстративную паузу, – соответствующих протоколов.
– Халат для вас мы найдем, – тетка задумчиво окинула взглядом его фигуру, – и все предписания выполним, хоть эта проверка для нас, конечно, как снег на голову…
– На то и расчет, – ухмыльнулся Макс.
– …в общем, все это мы сделаем, но… может – как-то можно договориться и без составления этих… протоколов?
Гибкая заведующая завилась вокруг себя самой арабской буквой «мим» и уже заглядывала Максу в глаза с потрясающей воображение многозначительностью.
– Ну-у… э-э-э… – очень натурально закашлял и замялся он, – …даже и не знаю, что конкретно вы… э-э… имеете в виду…
Тетка оглянулась на дверь, наклонилась над Максом, втиснула губы ему в ухо и зашептала нечто строго конфиденциальное. Макс кивнул и пробормотал в ответ одну-две фразы. Возник небольшой торг, который закончился договоренностью о том, что представляемая Максом комиссия санэпидемстанции проведет «проверку санитарного состояния» только формально, за что получит от заведующей взятку.
Заведующая юркнула куда-то влево и через секунду вернулась – в ее вытянутых руках флагами развивались полы белоснежного халата.
– Вот! – сказала она удовлетворенно. – Только я вас умоляю… я надеюсь, мы поймем друг друга?
– Ну, – Макс точно продел руки в рукава халата. – Все – как договорились. Я человек честный…
У двери в подсобку Макс важным жестом отпустил заведующую – она тут же отступила в тень и почти размылась очертаниями среди загромождавших узкое пространство ящиков. Бардин просочился в узкую и длинную, как шланг, подсобку и почти побежал по бетонному полу.
Из подсобок, он знал, всегда есть черный ход на улицу.
Так оно и было – в конце туннеля маячил свет, там стояла грузовая «Газель», и два грузчика, отчаянно матерясь, таскали в темный угол подсобки громоздкие, пахнущие ванилью коробки. С независимым видом Макс прошел мимо рабочих, миновал огороженный низенькой оградкой задний двор «стекляшки» и вскоре снова вышел к больничному корпусу.
Все та же упакованная в белое дежурная матрона престарелой Аленушкой выглядывала из окна санпропускника и, подперев голову огромной рукой, мечтала о принце на белом коне.
Макс успокаивающе вытянул в ее сторону ладонь – мол, «сидите, сидите!» – и быстро миновал опасность.
Вскоре Макс уже изучал вывешенный в сонном, холодном от кафельной облицовки больничном коридоре список больных. Кира лежала в одиночной палате для тяжелых. «Слава богу, хоть не в реанимации», – подумал Макс и направился в сторону гинекологического отделения. Из короткой информации о больных было ясно, что диагноз у Киры серьезный: недавно ей произвели операцию, называемую «искусственные роды» – то есть прерывание беременности в целях извлечения из утробы мертвого плода.
Так вот в чем была причина ее болезни! Кира была беременна…
Голова девушки лежала на высокой подушке и почти сливалась с нею – таким бледным было ее узкое, маловыразительное лицо. Тело до шеи закрывало линялое больничное одеяло, поверх которого лежали длинные руки – запястье одной из них было привязано к кровати, и от нее к алюминиевой стойке капельницы тянулась прозрачная трубка.
Больная тяжело, не мигая, смотрела на Макса и молчала.
– Кира… здравствуйте. Я ваш новый лечащий врач. Вы меня слышите?
Девушка чуть двинула руками, по-прежнему не отводя от него взгляда.
– Операция ваша прошла успешно («Дай-то бог, чтобы так и было!»), и через несколько недель мы вас выпишем. Но на всякий случай – просто на всякий случай, понимаете? – мы обязаны записать имена ваших родственников. Ближайших. Вы, пожалуйста, не пугайтесь, это обычная практика.
Кира тяжело опустила веки, но через секунду с видимым усилием подняла их снова.
– Каких родственников? – шевельнула она сизоватыми губами. – У меня нет родственников. Мать, отец… они все умерли.
– А… еще раз прошу прощения, если мой вопрос покажется вам неделикатным… А отец вашего ребенка?
– Мой ребенок тоже умер. Он умер, еще не родившись.
– Да, конечно. Но вы же понимаете – я спрашиваю о том, кто…
Кира сглотнула и выговорила уже с другой, почти просительной интонацией:
– Он… он не хотел, чтобы у нас был ребенок… Это из-за него я… Мы хотели продать…
– Продать? – Макс не поверил своим ушам. – Кого продать? Ребенка?
Ознакомительная версия.
