Наталья испуганно посмотрела на него: «Боже, да ведь он — полный псих»
— Я сразу должен был это понять… — медленно, почти по слогам, говорил Кашинцев. — Достаточно было одного взгляда на твой, с позволения сказать, наряд, в котором ты не побоялась прийти в государственное учреждение. — Он слегка приподнял голову и исподлобья посмотрел на девушку. — Заявилась в набедренной повязке, едва прикрывшись! С голым пупком!.. — неожиданно завизжал он, поднимаясь из кресла. — Ты шлюха! Ты обыкновенная шлюха! Ты хотела меня совратить! Вас не интересую я как человек, вас не интересует мой духовный мир, плевать вы на него хотели! Вам всем нужны мои деньги! Вы все хотите моих денег!..
Он резко оттолкнул ногой журнальный столик, уронив на пол бокалы с мартини. Наталья тоже встала и начала медленно отступать в сторону коридора.
Она почти не испытывала страха, надеясь, что сообщники не дадут ее в обиду.
Однако истерика полоумного налогового инспектора вызвала у нее такой приступ неприязни к этому типу, что, казалось, прихлопнула бы его, как таракана, без малейшей жалости.
У Кашинцева внезапно остекленели глаза, он побледнел и с неожиданной для его комплекции силой схватил ее за волосы и поволок назад. От неожиданной боли Наталья вскрикнула, но Кашинцев заткнул ей рот потной ладонью и со злобой процедил сквозь зубы:
— Молчи, стерва!
"Где же они? Почему не остановят этого маньяка?
Он же убьет меня!"
…На мониторе, установленном в соседней комнате, в поле зрения видеокамеры появились фигуры извивающейся от боли Натальи и ее мучителя. Увидев эту картинку, Цыгарь вскочил и бросился к двери, но в последний момент его грубо остановил Федор Михайлюк:
— Стой! Куда?!
— Так ведь этот ублюдок сейчас ее изнасилует!
— Нам это и надо!
Цыгарь с недоумением посмотрел на главаря.
— Федор, ты че? Он же — полный урод, а с ней нам еще работать…
— Сама виновата. Она должна была по-хорошему его в постель затащить. А раз не захотела, то пусть получает.
— Что значит «не захотела»? Ты же сам слышал, как она старалась.
— Значит, плохо старалась. Сядь на место, Цыгарь.
У того заходили желваки на скулах, но он сдержался и, стараясь не смотреть на экран, молча опустился на стул.
Неотрывно глядя на монитор, Федор принялся ему объяснять:
— Дурак, как ты не понимаешь? Подожди еще пару минут, и мы сейчас такую компруху запишем, о какой и не мечтали. Смотри, что этот петух вытворяет… Да в обмен на эту кассету мы из него все его сраные бабки вытянем, иначе ему не жить.
Не подозревая, что за ним наблюдают, да и вообще не будучи в состоянии оценивать свое поведение, Кашинцев накинулся на Наталью с яростью безумца. Он хлестал ее по щекам, рвал на ней одежду, пытаясь ее раздеть. Казалось, он наконец-то нашел ту самую тварь, которая виновата во всех его бедах.
Наталья отчаянно отбивалась, пыталась звать на помощь, но Кашинцев одной рукой затыкал ей рот, а другой лихорадочно расстегивал ширинку.
Изловчившись, Наталья ударила его ногой в пах, но он даже не почувствовал боли и только разъярился еще больше. Он с такой силой ударил ее по лицу кулаком, что сознание у Натальи помутилось, тело обмякло, руки опустились, и она затихла.
Воспользовавшись этим, Кашинцев сорвал с нее нижнее белье. Увидев темный треугольник волос на лобке, он задрожал всем телом, но, не в состоянии контролировать себя, стал эякулировать, разбрызгивая семя на ее тело и разбросанную вокруг одежду.
В этот момент Наталья пришла в себя и, ощутив на бедрах липкую студенистую жидкость, почувствовала нестерпимый позыв к рвоте. Резко дернувшись в сторону, она освободила желудок и, несмотря на отчаянность своего положения, презрительно проговорила:
— Ну что, импотент, удовлетворился?
Задохнувшись от услышанного оскорбления, Кашинцев на мгновение застыл.
— Сука! Ты еще издеваться надо мной будешь! — взвизгнул он, схватил за горлышко бутылку и разбил ее о стенку.
Наталья вскрикнула и закрыла лицо руками.
— Зарежу, паскуда! Покромсаю на ремни и повешу тебя на них же! — зарычал Кашинцев, выставив перед собой руку со страшной «розочкой».
За стенкой Федор Михайлюк напряженно наблюдал за происходящим на экране монитора, нервно приговаривая:
— Рано еще, рано… Давай, говнюк, решайся…
Цыгарь не выдержал:
— Ну уж нет, Федор! — крикнул он, распахивая дверь. — С меня хватит!
В мгновение ока он оказался у Кашинцева за спиной. Ударом ноги под ребра отшвырнул насильника к стене.
Не ожидавший появления посторонних, Кашинцев не успел среагировать и рухнул навзничь. Однако окончательно справиться с психопатом-инспектором оказалось не просто. Глаза его потемнели, и, быстро оценив опасность, он резко выбросил вперед два раза «розочку» и заверещал:
— Не подходи, убью!
Степан отскочил и принялся шарить взглядом вокруг в поисках орудия защиты. В этот момент в комнату вломился Леня Михайлюк. Он схватил подвернувшийся под руку стул и крикнул Цыгарю:
— Отойди!
Тот едва успел увернуться, когда Леня бросился на Кашинцева и буквально пригвоздил его к полу. Стул с треском разлетелся на куски. От удара налоговый инспектор потерял сознание и растянулся на ковре.
Очнувшись, Кашинцев застонал. Попытался шевельнуться, но понял, что связан по рукам и ногам. Увидев перед собою две внушительные фигуры братьев Михайлюков, он хотел было закричать, но рот его оказался плотно заклеен скотчем.
— Не дергайся! — грубо скомандовал Федор, с наслаждением закуривая сигарету. Потом, неторопливо прохаживаясь по комнате и выпуская через ноздри дым, он объяснял налоговому инспектору сложившуюся ситуацию:
— Влип ты, парень, по самые помидоры. Все твои художества мы записали на пленку. Ну-ка, Лень!
Леня демонстративно помахал перед носом Кашинцева видеокассетой.
— Ты не генеральный прокурор, — продолжал Федор, — тебе на слово не поверят. Попробуешь трепыхаться, мы эту пленочку быстро отправим по нужному адресу. Знаешь, что тебе за это светит? Сейчас расскажу. Статья 117 Уголовного кодекса Российской Федерации — изнасилование при отягчающих обстоятельствах, от восьми до пятнадцати в колонии строгого режима. Но не это самое главное. Ты знаешь, что полагается на зоне таким, как ты. Там не любят взломщиков лохматого сейфа, а ты к тому же хотел такую красивую девочку изуродовать. Ты же у нас еще и садист, а станешь мазохистом. Усек? Короче, петушиный угол тебе на зоне обеспечен, сам понимаешь, с отягчающими обстоятельствами. И это в лучшем случае. Про «опущенных» слыхал? «Быки» устроят тебе сладкую жизнь, пустят тебя на хор, отшампурят по полной программе, и если тебе не повезет и ты не сдохнешь, то будешь весь свой оставшийся срок дятлам задницу подставлять. Дадут тебе новую погонялу, и будешь ты не Игорем, а Ирочкой, и каждый шнырь зачуханный будет тебя херачить так, что гланды через нос повылезают. Ну, как тебе такая перспективочка? Улыбается?
Вытаращившись на Михайлюка, Кашинцев отчаянно замотал головой.
— Короче, выбирай: либо мы сейчас организуем заявление от потерпевшей, приложим к нему эту видеокассету и полетишь ты сизым голубем в места не столь отдаленные, либо ты покупаешь у нас эту кассету и держишь язык за зубами. Но ты, Игорек, должен понимать, что для собственной безопасности мы, конечно, одну копию оставим себе. Будешь себя вести хорошо, она никогда и нигде не всплывет.
Конечно, гарантий я тебе предоставить не могу, придется поверить нашему честному слову и нашей порядочности. Ну что, согласен купить у нас кассету?
Кашинцев попытался что-то промычать.
— Сейчас я дам тебе возможность ответить, — продолжал Михайлюк. — Но не вздумай орать, а то у Лени все еще кулаки чешутся.
Федор подошел к Кашинцеву и резким движением руки содрал с его лица липкую ленту.
— То, чем вы тут занимаетесь, — бандитизм и вымогательство… — выдохнул налоговый инспектор.
— Неужели? — хмыкнул Федор.
— Ваша кассета — для суда не доказательство.
— А что ты скажешь на это? — Федор взял с полки пластиковый пакет, в котором лежали отбитое горлышко бутылки и кружевные трусики. — Вот здесь очень четко отпечатались твои пальчики, а там, — он ткнул пальцем в деталь нижнего белья, — твоя вонючая сперма. Как ты считаешь, это для суда доказательства?
Кашинцев долго молчал. Он понимал, что оказался наглухо приперт к стенке. Выбора не было, и ему ничего не оставалось, как утвердительно кивнуть, пряча глаза.
— Ну, вот и молодец, — похлопал его по плечу Михайлюк-старший. — Леня, развяжи ему ноги.
Середина жаркого лета в мегаполисе — не лучшее время для масштабных художественных акций, но именно июль выбрал Андрей Ольшанский — владелец рекламного агентства «Арт-Модус» — для организации тусовки, которая должна была расшевелить всю богемную Москву.
