постоянно был окружен льстецами и людьми, желавшими извлекать пользу из его богатств. Никогда ни сам он, ни его действия не подвергались критике учителей и воспитателей. Печать хвалила его литературные произведения выше меры, извлекая из этого соответствующую пользу, но это была третьестепенная печать. Так же, как и среди его учителей и воспитателей не было такого, кто мог бы позволить себе честное суждение о нем.
Он закусил губу, подошел к письменному столу и позвонил. Сейчас же появилась его секретарша.
— Мистер Тарлинг пришел?
— Да, сэр. Он уже четверть часа ожидает в зале для заседаний.
Он кивнул.
— Благодарю вас.
— Позвать его сюда, сэр?
— Нет, я сам подойду к нему.
Лайн вынул из золотого портсигара сигарету и закурил. Его нервы были сильно возбуждены после недавней беседы, руки дрожали, но буря в его душе понемногу затихала; ему в голову пришла мысль: «Тарлинг! Какая блестящая возможность... Этот человек славится необычайным умом! Эта встреча весьма своевременна». Быстрыми шагами он прошел по коридору, соединявшему его бюро с залом заседаний, и, войдя, протянул навстречу гостю руки.
Человек, которого Лайн столь радушно приветствовал, на вид имел не то двадцать семь, не то тридцать семь лет. Он был высокого роста, строен и скорее ловок, чем силен, смуглолицый и с голубыми глазами, глядящими твердо и холодно.
Таково было впечатление, произведенное им на Лайна. Тарлинг пожал Лайну руку, но удовольствия ему это рукопожатие не доставило: рука Лайна мягка и податлива, как у женщины. Поздоровавшись, Лайн обнаружил в зале присутствие еще одного человека, тот был невысокого роста и сидел в тени от выступа стены. Он тотчас поднялся и коротко поклонился.
— Привезли с собой китайца? — спросил Лайн, с любопытством разглядывая обоих. — Ах, я и забыл, что вы как раз прибыли из Китая. Но садитесь, прошу вас.
Лайн и сам сел в кресло и протянул Тарлингу портсигар.
— О поручении, которое я собираюсь вам дать, поговорим позже. Скажу сразу и откровенно, я весьма высокого мнения о вас, особенно после всего, что я прочитал в газетах. Ведь это именно вы нашли недавно драгоценности герцогини Генри? Да я ведь и раньше слышал о вас, когда сам был в Китае. Насколько мне известно, вы не состоите на службе в Скотленд-Ярде?
— Нет... Я, правда, занимал крупный пост в шанхайской полиции и, возвращаясь в Англию, подумывал поступить на службу в местную полицию, но обстоятельства сложились так, что мне пришлось открыть собственное сыскное агентство. В Скотленд-Ярде у меня не оказалось бы той свободы, которая мне нужна.
Лайн кивнул.
— Да, в Китае повсюду рассказывали о подвигах Джека Оливера Тарлинга. Китайцы ведь называли вас Ли-Иен — Охотник-На-Людей...
Лайн всех людей делил на нужных и ненужных. Вот и в человеке, сидящем напротив, он прежде всего видел подходящее орудие для осуществления своих замыслов и, по всей вероятности, еще и ценного сотрудника.
У сыскной шанхайской полиции, судя по тому, что о ней рассказывают, существовали свои проверенные методы работы, и она не испытывала угрызений совести от того, что некоторые ее действия не соответствовали букве закона. Рассказывали даже, что Охотник-На-Людей подвергал пленных пыткам, если ему нужно было напасть на след более хищных и крупных преступников.
Но Лайн знал далеко не все легенды, связанные с Охот-ником-На-Людей, он также не очень хорошо отличал истину от лжи в тех историях, которые сопровождали имя знаменитого сыщика.
— Я осведомлен вами о том, зачем вы хотели видеть меня, — сказал Тарлинг. Он говорил медленно и обдуманно. — В вашем письме в общих чертах намечена моя задача. Вы подозреваете одного из ваших людей в том, что многолетними крупными растратами он нанес фирме значительные убытки. Речь идет о некоем мистере Мильбурге, вашем главном управляющем? Верно?
— Я желал бы, чтобы вы пока забыли обо всей этой истории, — тихо сказал Лайн. — Сейчас я представлю вам Мильбурга, он, по всей вероятности, может оказаться хорошим помощником в одном деле... Не стану утверждать, что он честный человек, мои подозрения против него обоснованны, но сейчас я занят кое-чем поважнее и буду вам признателен, если вы пока историю с Мильбургом отодвинете на задний план.
Он подошел к длинному столу, взял слуховую трубку и позвонил вниз, в магазин.
— Попросите мистера Мильбурга прийти ко мне в зал заседаний.
Потом он вернулся к своему посетителю.
— История с Мильбургом может подождать, я и вообще не знаю, возвращусь ли я к ней... А вы уже начали розыски? Если да, то скажите мне, пока не пришел Мильбург, самое существенное.
Тарлинг вынул из кармана маленькую белую карточку и бросил на нее взгляд.
— Какое жалованье получает у вас Мильбург?
— Девятьсот фунтов в год.
— Но тратит около пяти тысяч, — сказал Тарлинг. — Если я буду продолжать свои розыски, то эта сумма может оказаться еще больше. Он владеет домом вверх по реке, устраивает большие вечера.
Лайн нетерпеливо махнул рукой.
— Пока оставим это. Я уже сказал вам, у меня сейчас гораздо более важная задача. Пусть Мильбург пока побудет вором.
— Вы посылали за мной, сэр?
Лайн быстро обернулся, он не слышал, как отворилась дверь. На пороге стоял человек с неискренней улыбкой и потирал руки, будто мыл их невидимым мылом.
— Разрешите представить — мистер Мильбург.
Лайн был явно смущен. Но если даже Мильбург и слышал последние слова шефа, то на лице его ничего нельзя было прочесть. Он улыбался, и в невыразительных чертах его лица отражалось полное довольство. Тарлинг, оглядев его, сделал собственные выводы: перед ним стоял прирожденный лакей, в котором все — и туповатое лицо, и лысая голова, и сутулые плечи, — все будто создано для того, чтобы каждую минуту кланяться.
— Закройте двери, мистер Мильбург, и присядьте. Это — мистер Тарлинг, сыщик.
— Чрезвычайно интересно, сэр.
Мильбург почтительно поклонился Тарлингу. Сыщик внимательно всматривался в него, но тот не краснел, не бледнел, вообще его лицо ничего не выражало, в нем не было ни одного из тех признаков, благодаря которым он часто узнавал преступников.
«Опасный человек», — подумал Тарлинг и бросил взгляд на Линг Чу, чтобы узнать, какое впечатление произвел на него Мильбург. Сторонний наблюдатель не нашел бы в лице китайца и его позе ничего особенного, но чуткий глаз Тарлинга увидел, что губы его почти незаметно вздрогнули и ноздри
