этом не приходится сомневаться. Большинство снов состоит из описаний и в этих описаниях «распахнувшееся окно» встречается очень часто. Оно означает, что вы просто проснулись и взглянули перед собою. И вы увидели два сплетенных дерева. Деревья также очень часто встречаются в описаниях снов — сны говорят примитивным языком первобытного человека и детей. Для детей деревья нечто одушевленное — маленькие дети рисуют деревья, снабжая их лицами, превращая сучья в руки. Ваши сплетенные деревья были людьми — мужчиной и женщиной. Кто были эти люди? В вашем детстве возле вас был только один мужчина — ваш отец. Моя наука утверждает, что нет более пылкой любви, чем любовь маленькой девочки к отцу или мальчика к матери. Многие не согласны с этой несомненной очевидностью. Взрослым трудно поверить в существование серьезных чувств в детском возрасте, а между тем это так. Нет более сильных ощущений и чувств, чем те, что мы испытываем в детстве. Детская любовь и детская ревность так же сильны, как чувства, посещающие нас в юности.
Доктор замолчал и после небольшой паузы продолжил:
— Полагаю, вы достаточно подготовлены для восприятия моей мысли... Маленькой девочкой вы боготворили отца и, когда однажды ночью, проснувшись и увидев, что боготворимое вами существо обнимает и целует гувернантку-француженку, пережили потрясение, о котором, возможно, на следующий день и забыли, но следы которого остались в вас глубоко, запечатлевшись в подсознательном «я». Сколь бы малы вы ни были, вы все же знали, что город, в котором это произошло, называется Страсбургом, и это наименование, с чем бы оно ни соединялось, хотя бы просто с гусиным паштетом, навсегда срослось в вашем сознании с болезненными переживаниями забытого события. Отец отдал вас в монастырь, темное воспоминание постепенно стало изглаживаться. Но по прошествии ряда лет оно снова всплыло в сознании. Вы спросите, почему? На этот вопрос я не могу ответить, но, возможно, умирая, в бреду ваш отец называл Страсбург, город, в котором оборвались его изыскания... Быть может, он умолял вас снова поехать туда и продолжить начатое им дело? Он никогда не говорил с вами о своей теории, но на смертном одре... Вот примерно какие объяснения представляются мне наиболее вероятными.
Графиня смотрела на доктора широко раскрытыми глазами, затаив дыхание. Потом она прошептала:
— Доктор, вы чародей! Я даже боюсь вас... Все, что вы сказали, — правда, совершенная правда. И теперь я понимаю все! Теперь мне ясно, о чем пытался сказать отец, умирая. По правде, я думала, что это бред умирающего!
Графиня задумалась.
— Но скажите, доктор, — продолжила она, — почему деревья оказались объяты пламенем?
Доктор улыбнулся.
— Это объяснить проще всего. Простите дешевый каламбур, но разве мы не сгораем в огне чувств? И разве страсть не обжигает нас? Ведь вы же были свидетельницей любовной сцены!
Графиня понемногу успокаивалась.
— Так, значит, мое отвращение ко всему, что связано со Страсбургом, основано только на этом? Не потому ли я не могла вспомнить -имени француженки, что хотела освободиться от воспоминаний, связанных с нею?
— Вы делаете успехи в психоаналитике, — смеясь, заметил доктор.
— Еще один вопрос, — перебила его графиня. — Скажите, доктор, что за оскорбление нанес моему отцу тот человек, которого он вызвал на дуэль?
— Я отвечу и на это, хотя, может быть, причиню вам некоторую боль. Ваш прадед, граф Карло Феличе ди Пассано, был последним комендантом Венеции. И он остался верен своей присяге. Поэтому, после того как борьба решилась в пользу Италии, ему пришлось бежать в Австрию. Его сочли изменником итальянского дела. Вот поэтому вам и вашему отцу пришлось путешествовать по австрийскому паспорту, хоть я и убежден, что в ближайшее же время вы перемените это подданство на другое.
И доктор тяжело вздохнул. Графиня не сводила с него глаз. А когда он направился к двери и окликнул астролога, она зарделась, словно роза.
— Синьор Донати, — сказал доктор, — старый мессер Марко Поло утверждал, что голубка пуглива и что поймать ее нелегко. Но мне кажется, что ее можно( перехитрить. Я убежден, что вам удастся победить меня на другом поприще. Разрешите чокнуться с вами.
И они торжественно опорожнили свои бокалы. Золотой рассвет вставал над Венецией. Сквозь щели жалюзи струился солнечный свет.
Доктор заговорил снова:
— Ну а что касается пари, заключенного нами в Амстердаме, то боюсь, что оно останется неразрешенным. Кому из нас в теории удалось наиболее глубоко проникнуть в духовную сущность клиентки, я не знаю, но кому это удалось на практике, мне известно. И я кланяюсь победителю!
И снова доктор поднял бокал — теперь в честь графини Сандры и астролога. Они оба глядели на доктора, словно не решаясь поверить своим ушам. В глазах графини светилось изумление и негодование вместе. Астролог же просто разгневался. Но добродушная улыбка доктора обезоружила его. Он был слишком простосердечен и мил, чтобы на него сердиться, и гнев их растаял. Отведя глаза от доктора, они скрестили взоры и, возможно, в глазах друг друга прочли нечто, о чем раньше не догадывались.
Доктор взял под руку Этьена и поспешил увести из зала. Внизу, под балконом, струились воды Большого канала, похожие теперь на поток расплавленного золота, струящийся между двумя шеренгами дворцов.
Дворцы в этот час казались высеченными из розового мрамора, с наступлением дня они померкнут, так же как и воды канала, обратятся в дряхлые неприглядные строения. Но сейчас город был прекрасен, словно сказочный сон. Доктор мечтательно глядел на древний город лагун. И внезапно, к сильному удивлению Шмидта, он воскликнул:
— Не все ли равно, кого вопрошаем мы, желая познать себя, — вечные ли звезды или свое собственное сердце?! Ведь в мире нет ничего, что прежде не существовало бы в нашей душе, и в нашей душе нет ничего, что ранее не существовало бы в этом мире! Счастлив тот, кто носит в своем сердце любовь!
И доктор снова возвратился в банкетный зал, где за мгновение до того наследница мессера Милльоне принесла в дар своему избраннику последнюю треть миллионов своего знаменитого предка.
Эдгар Уоллес
Тайна жёлтых нарциссов
— Боюсь, что не вполне поняла вас, мистер Лайн, — сказала Одетта Райдер и мрачно посмотрела на молодого человека, сидевшего за письменным столом.
Ее нежную кожу заливала густая краска, а в глубине серых задумчивых глаз мерцал огонек, предвещающий грозу. Но мистер Лайн
