Климов подтвердил, что галерея заинтересована и что они с радостью станут сотрудничать с Зоей Павловной. Сам Климов назвался ее агентом. Визит в галерею было решено нанести в половине третьего пополудни.
– После обеда люди сыты и ленивы, Николай. Не будут искать подвоха в моих вопросах. И могут сболтнуть лишнего. Итак, в половине третьего я войду в двери картинной галереи…
Она немного опоздала. Ровно на три минуты. Но и этого оказалось достаточно, чтобы два человека страшно занервничали. Первым был Климов. Второй – хозяйка картинной галереи Александра Альбертовна Волкова, моложавая, модная и густо накрашенная.
И если Климов нервничал, блуждая по выставочным залам, то Волкова теребила носовой платок, стоя на входе и пристально рассматривая подъезжающие такси. Увидев Зою Павловну, Волкова с облегчением выдохнула и шагнула ей навстречу.
Обмен любезностями не занял много времени. Алекандра Альбертовна похвалила длинное сатиновое платье Шайкевич. В неподдельном восторге закатила глаза на ее нефритовые серьги. Выслушала ответные комплименты своему брючному костюму небесно-голубого цвета. И повела ее в зал.
– Мне хотелось бы взглянуть на то место, где моя картина будет вывешена, – устало улыбнулась Зоя Павловна после пятнадцатиминутной экскурсии.
– Простите! – положила ухоженные ладошки на грудь Волкова. – Я совсем забыла вам сказать: на вашу картину уже есть покупатель. И выставлять ее нет особой нужды. Он готов заплатить двойную цену от вами заявленной, лишь бы вы согласились продать ее именно ему и не выставляли картину на всеобщее обозрение.
– А так будет правильно? – разыграла изумление Шайкевич.
– Ну конечно! И вы в выигрыше, и покупатель.
– А вдруг кто-то предложит тройную цену, Александра Альбертовна? – хитро улыбнулась Зоя Павловна. – И я прогадаю и…
– Минутку. Я позвоню и спрошу, если позволите.
Волкова отошла к огромным окнам, застыла там с телефоном. Улыбка, не сходившая с ее лица все время, пока она проводила экскурсию, сначала застыла, а затем исчезла, словно ее смахнул кистью невидимый художник.
Разговор был напряженным, это Зоя Павловна поняла. И решила подойти, чтобы подслушать. Там как раз на треноге удачно стояло чье-то творение маслом. Делая вид, что внимательно его рассматривает, Зоя Павловна прислушалась.
– Но, дорогой, я и так делаю все возможное! Да… Да, я поняла… Хорошо, как скажешь… – Она закончила разговор, нервно улыбнулась Зое Павловне. – Такие дела, уважаемая Зоя Павловна.
– Какие? – И старая женщина указала на картину маслом. – Неплохая работа. Кто художник?
– А, кто-то из студентов пробует себя. – Волкова приложила скомканный носовой платок к вспотевшему лбу. – Если пожелаете, я подарю ее вам. Тут такое дело… Мой клиент готов заплатить вам три цены от заявленной вами.
– Три цены? – ахнула Шайкевич. И, боясь спугнуть Александру Альбертовну, закивала. – Я, наверное, соглашусь.
– Как замечательно! – выдохнула хозяйка галереи, едва не расплакавшись от радости. – Пройдемте в мой кабинет. Нам необходимо подписать документы. Договор купли-продажи.
– Конечно, конечно.
– В договоре есть пункт, где вы обязуетесь доставить картину сюда в указанный срок. И где вы гарантируете подлинность полотна. Вы ведь понимаете всю степень ответственности? – Взгляд Волковой был полон тревоги и непонятного страха.
– Разумеется. А когда срок доставки?
– Сегодня вечером. В двадцать тридцать.
– О, так поздно. – Зоя Павловна недовольно нахмурилась. – Я старый человек и в это время уже укладываюсь спать. Простите мне мою требовательность, но я настаиваю на другом времени.
– И когда вам будет удобно?
Ярко накрашенные губы Волковой плотно сжались. Носовой платок снова оказался в ее руках, уменьшившись до размеров грецкого ореха.
– Не позже девятнадцати ноль-ноль, – твердо ответила Шайкевич тем самым тоном, который не позволял возражений.
С небольшой заминкой, но Волкова согласно кивнула. А потом пригласила к себе в кабинет оформить договор и выпить чего-нибудь. Шайкевич неохотно, но последовала за ней. Она вдруг потеряла из виду Николая. То вот все время был на виду и вдруг куда-то подевался. И она перепугалась. А вдруг он ушел? Вдруг его срочно вызвали по работе? Или она просто надоела ему – старая, бестолковая женщина, от которой масса хлопот и проблем? А ей срочно надо было связаться с ним, появилась важная информация, как любит говорить Николай.
Она даже не сразу поняла, насколько эта информация важна. Просмотрела. Сосредоточилась не на том. А когда заметила, то мысленно ахнула.
А Николай куда-то подевался.
– Александра Альбертовна, не подскажете, где у вас здесь дамская комната? – будто сильно смущаясь, спросила Зоя Павловна, когда они уже встали у кабинета Волковой.
– О, давайте я вас провожу, – проговорила та. – Здесь в соседнем коридорчике две двери, идемте, я вас доведу.
– Найду. Спасибо. Не совсем же я в маразме, – с холодком отреагировала Шайкевич. – А вы, если вас не затруднит, приготовьте для меня зеленый чай. Невозможно пересохло в горле.
– Конечно, конечно. Непременно, – обрадовалась по непонятной причине Волкова. – Жду вас, Зоя Павловна, у себя.
– Я быстро, – пообещала та и ушла в соседний коридорчик искать заветные две двери.
Конечно, они нашлись. Но еще раньше нашелся Климов.
– Зоя Павловна, вы с ума меня сведете! Зачем вы к ней пошли?
– Оформить договор купли-продажи. Не позже девятнадцати ноль-ноль сегодня он приедет сюда за картиной. Она называла его «дорогой».
– И что с того? – развел руками перенервничавший Климов, потерявший в какой-то момент ее из виду.
– Думаю, ее «дорогой» тот, кто нам нужен, – заговорщически зашипела Зоя Павловна, увлекая Климова к туалетным дверям.
– Это пальцем в небо, Зоя Павловна. Это может быть…
– На ней бирюзовые серьги Светланы, – оборвала она его. – Я не сразу заметила. Волосы длинные. А когда она после телефонного разговора подошла ко мне, то принялась вытирать пот со лба носовым платком. И заправила локоны за уши, тут я и увидела.
– Это точно серьги вашей покойной соседки?
– Точно. Это серьги Светланы. Точнее, они достались ей в наследство от бабки. Но вторых таких нет. Их ей – ее бабке – делали на заказ. Белое золото, бирюза и россыпь мелких сапфиров. Серьги очень дорогие. И они такие одни, поверьте! Они пропали в ночь смерти Светланы вместе с картинами. Ваш Коровин отмахнулся от меня, как от навозной мухи. Счел, что я выдумываю. И вот вам, пожалуйста, Николай.
Она замолчала, переводя дыхание. Такой длинный монолог был для нее уже тяжеловат. Тем более что она вкладывала в него всю душу и силу убеждения.
– Хорошо. Это уже серьезно, Зоя Павловна. Мне необходимо позвонить Коровину. Надо решить, что делать дальше.
– Да, действуйте. А я пока посещу туалет. Потом буду в ее кабинете. Попросила ее приготовить мне зеленый чай. В горле сухо!
– Никуда потом не уходите. Я буду ждать вас на выходе.
– Никуда я не уйду. Тут вот еще что… – Она уже держалась за медную ручку туалетной двери. – Возможно, это чудовище живет у нее? У Волковой Александры Альбертовны?
Ваня Смирнов никак не мог вынырнуть на поверхность. Он точно тонул. В ледяной воде. И это было опасно вдвойне.
Во-первых, он не очень хорошо плавал. В ледяной воде особенно.
Во-вторых, у него была простуда. Это он осознавал отчетливо, даже в положении тонущего человека. При такой жестокой простуде, которую он подхватил и от которой так и не излечился, купание в ледяной воде грозило осложнениями. Это больничный дней на восемь точно. Что тогда скажет Коровин, интересно?
Странное удовлетворение почувствовал в тот момент тонущий в ледяной воде Ваня Смирнов.
«Вот! – думал он, отплевываясь. – Не отпустил меня, подполковник, на полдня отлежаться, получи недельное отсутствие!»
Хотя Ваня мог и не выжить вовсе. У него уже онемели кончики пальцев, и выплыть не представлялось никакой возможности. И он наверняка уже умер. И с того света слышит истеричный вопль майора Якушевой. Вот не думал никогда, что даже на том свете Мариночка станет его доставать.
По ледяной щеке несчастного Смирнова больно ударили. Потом по второй. Еще и еще, все больнее и больнее.
– Перестань, Якушева, – захныкал он, заворочавшись и понимая, что он вовсе не в воде, а на жестком полу, и его несчастную голову поливают водой. – Господи, что ты
