class="p1">- Ты вчера вечером уборку в магазине делала? – беру я быка за рога.
- Не, в пятницу вечером Либер убираться не разрешает. Грех, говорит.
Я со значением посмотрел на Фандорина. Ага! Вот я ее и поймал на вранье.
- А где вы вчера работали? – спрашивает он.
- У них же, у Гораликов. На женской половине. У мадам шторы снимала постирать, у дочки ихней, хромоножки, чернила с паркета оттирала. Пробыла там до самого вечера, пока шаббат не начался. Потом пошла еще к соседу Иван Петровичу белье постирать. Они русские, субботу не справляют, - сообщила Кася, словно это была большая новость.
Думаю: врет, наглая баба, и даже не покраснеет! У меня к ней всякая жалость пропала, еще когда она меня грибом назвала, а тут я совсем рассердился.
- Хватит мне тут врать, Кармель Шульман!
Когда производят арест нужно называть преступника полным именем. Не скажет же полиция, например, знаменитому террористу Григорию Гершуни, когда его уже поймает: «Гриша, сдавайся!».
- Кармель Шульман, - говорю, - нам известно, что ты ночью была в лавке! Твою цепочку мы нашли в руке у мертвого Либера Горалика!
Она разинула свой губастый рот.
- Азохен вей! Либер помер?! Что с ним стрялось? Еще вчера такой здоровый был - рожа лопалась.
- Либер Горалик не «помер», его померли. Уж тебе ли не знать, - отвечал я язвительно. - Ты сделала это, когда он стал тебя лапать. Я тебе дам совет, а я, как ты знаешь, даю хорошие советы. И совет мой будет бесплатный, потому что мне тебя жалко. Ты переставай врать и начинай плакать. Прямо плачь, плачь и не останавливайся до самого суда, а на суде плачь еще громче. Может, присяжные тебя пожалеют, поскольку ты защищала свою женскую честь, уж сколько ее там ни осталось после четверых байстрючат.
Про байстрючат я, конечно, невежливо сказал, но это потому что от души, по-отцовски. А Кася нет чтоб поблагодарить – как размахнется, как влепит мне плюху!
Я такой плюхи не получал и от мужчин.
Открываю глаза – а я уже на полу, и надо мной трясет кулаками Кася.
- Ах ты, - орет, - пес облезлый! Советчик вшивый! В чем меня винить вздумал! Сейчас я за метлой сбегаю и так тебя отделаю - навсегда запомнишь Касю Шульман! И тебе, гладкомордый, тоже достанется!
Это она сказала Фандорину и побежала в дворницкую, а мы не стали ждать, когда она вернется с метлой, и поскорей убрались обратно в дом, еще и засов заперли.
- Видите, я добыл недостающее доказательство, - сказал я, немного отдышавшись. - Этакой бабе и аффекта не нужно, чтобы пришпилить человека к полу! Бежим в полицию, пока она дверь не выломала!
Фандорин со мной согласился, но только наполовину.
- Да, это женщина исключительных физических качеств. Но Либера она не убивала.
- Здрасьте! – изумился я. - А цепочка в руке у покойника - это вам воробей чихнул?
- Видите ли, мистер Холмс, когда я в самом начале обследовал труп, никакой цепочки в руке не было. Она появилась позже, - заявляет он.
- Как позже? Когда позже?
Он спрашивает:
- Кто приближался к телу во время допроса подозреваемых? Помните?
Я потер затылок, припоминая.
- …Лея Горалик подошла и даже потрогала! ...Погодите, и Нетания тоже! Присела этак вот и сказала противным голосишком: «мерси за наследство».
- Ну, а если учесть, что накануне Кася Шульман была и у той, и у другой…
- Кася обронила цепочку, а дочка или мамаша подобрала! – шлепнул себя по лбу я. - И нынче подкинула, чтобы отвести от себя подозрение! Видите, как я был прав, когда сказал, что от женщин можно ожидать чего угодно?
- Вы, Холмс, всегда правы, - признал Фандорин. - Однако что же мы в результате имеем?
- Двух подозреваемых: бешеную Лею Горалик и ее полоумную дочку, - продедуктировал я. – Но которая из них прикончила Либера? Я бы поставил на Лею, однако она не идиотка убивать мужа и лишаться наследства.
- На идиотку госпожа Горалик не похожа, - согласился мой помощник.
- А Нетания, конечно, маленькая дрянь, но ее тощими ручонками такого удара ни в каком аффекте не нанесешь, - продолжил я дедукцию. И вздохнул. - Туман у нас, дорогой Ватсон. И куда в нем идти, непонятно.
- Когда в голове туман, - говорит Фандорин, - существует два способа ее прочистить. Можно положиться или на ум, или на чутье. Методика в первом и во втором случае будет совершенно разная. Ум может вычислить путь, но может и ошибиться. Чутье способно угадать правильную д-дорогу, но может и завести черт-те куда. Чем будем руководствоваться, дорогой Холмс? Умом или чутьем?
- Умом я уже блеснул – и получил за это по тому месту, где этот ум должен был бы находиться, - кисло ответил я. - Но на свое чутье я тоже полагаться бы не стал. Оно мне говорит: «Зря ты, Арон, ввязался в эту мутную историю» и больше не говорит ничего.
- Тогда, - говорит, - поставлю вопрос иначе. С каким преступлением, на ваш взгляд, мы имеем дело – рациональным или эмоциональным? Кто тут виновник – преступная голова или преступное сердце? Я сам ответа пока не знаю. Расследованием руководите вы, вы и решайте, а я помогу, что бы вы ни решили.
Вот как он сказал – свалил на меня всю ответственность. За всё отдувайся Арон Бразинский!
Только я знаете что сделаю? Я вас спрошу.
Ну-ка, за кем нам с моим Ватсоном гоняться – за злым умом или за злым сердцем?
Пораскиньте мозгами – или прислушайтесь к чутью, если у вас его больше, чем мозгов.
А я пока расскажу вам одну правдивую историю, которая умному человеку поможет, да и неумному не помешает.
Жила у нас в городе одна писаная красавица. Назову ее ради деликатности именем Ривочка (хотя на самом деле ее звали Бруха Коганович).
Посватались к Ривочке два завидных жениха. Один – очень богатый, но немножко горбатый мельник из Бешенковичей, другой – очень красивый, но немножко и даже больше чем немножко загульный скрипач – наш, местный.
Ривочка была девушка нежная и в то
