одну из коробок и отпрянула.
– Фу, какая антисанитария.
Она сморщилась и привстала.
– Давай-ка поменяемся.
Федя нехотя пересел на ее место и тоже заглянул в коробку.
– Тут курица, – хохотнул он.
– Мясо, что ли? – удивилась Вовка.
– Да нет, живая.
Он приподнял крышку. Внутри, покручивая туда-сюда головой, и правда сидела несушка.
– Катька, что ли? – улыбнулся Илья. – Ну и имечко для курицы.
Но Лёля не успокаивалась: все морщила нос и не могла усидеть на месте.
– Ну чего ты? – одернул ее Федя. – Надоела уже.
– Неужели не чувствуете? – Лёля обвела глазами всех.
Вовка пожала плечами, Илья рядом только хмыкнул:
– Нос у тебя, Лёля, конечно…
Но она уже сунулась в большой пластиковый контейнер грязно-оранжевого цвета, только в этот раз уже не отпрянула, а только сдавленно охнула.
– Ну а там что? – устало спросил Федя.
Даже в темном салоне было видно, как побледнела Лёля.
– Кроличьи лапки? Петушиные гребни? – продолжал Федя.
Илья потянулся через проход к ящику и подвинул его к себе поближе.
– Да нет, там, наверное, индюшачьи сердца. Говорят, очень вкусно, – улыбнулся он.
Но стоило ему приподнять крышку, как улыбка тотчас съехала с его лица. Федя, который тоже увидел содержимое, наклонился поближе, нахмурился, что-то рассматривая, а потом недоуменно взъерошил себе волосы.
– Что там такое? – уже и Вовка заерзала.
Она опасливо поглядывала в сторону водителя – не заметит ли, как они тут любопытствуют? Но он словно позабыл о пассажирах, подкрутил радио погромче и гнал что есть духу.
– Нечего нам соваться, – Илья закрыл контейнер. – Копаемся в чужих вещах…
– Да что там такое?
Вовка перегнулась через его колени, чтобы приподнять крышку, но Илья перехватил ее руку.
– Не смотри. Не надо.
– Ну вот еще! – возмутилась Вовка и привстала.
Дорога вильнула, и фургон занесло в сторону. Ящик стукнулся об опору сиденья и, когда сморчок снова газанул, заскользил по проходу назад. Вовка высвободилась из хватки Ильи, перелезла через его колени и выбралась в проход.
– Слушай, ну правда. Не лезь, – шептал он ей вслед. – Это не наше имущество…
Но Вовка уже присела на корточки, прислонившись для устойчивости к краю сиденья, и поддела крышку.
– Вов, не надо, – бормотнула Лёля.
Внутри лежала голова.
Вовка сначала приняла ее за человеческую и совершенно забыла, где находится. Ямы с дороги чудесным образом исчезли, движение не ощущалось, а запах влажного картона, которым пропитался салон, испарился.
Потом она поморгала, и округлое нечто приобрело подобие формы. Вернее, форма у него была очень непонятная и неровная – черную округлость бороздили глубокие, складчатые морщины. А дальше Вовка различила шерсть.
Нет, голова была не человеческой – это уж точно. Голова принадлежала собаке. Из-под тяжелых складок смотрели красные веки, стеклянные глаза закатились, шкура так и блестела. В какую-то секунду Вовка уже готова была рассмеяться – да это же ненастоящая голова, искусственная, ну максимум чучело! Но потом она увидела кровавые пятна, размазанные по оранжевому днищу контейнера, и смеяться ей расхотелось.
В толстых складках кожи утонул ошейник. Блеснула именная монетка, и Вовка, как завороженная, потянулась внутрь, чтобы ее перевернуть.
Собака когда-то была мастифом, эти морщины Вовка бы ни с чем не спутала.
А на монетке, сверкнув фонарным светом с трассы, высветилось имя: «Журик».
Вот теперь Вовка отпрянула. Ударилась обо что-то позвоночником, потеряла равновесие на очередном лихом повороте и рухнула на пол. В висках засверкало. Контейнер, клацнув крышкой, отъехал в глубину салона, а спереди забурчал водитель:
– Держитесь там, ладно?
Вовка бы предпочла услышать недружелюбное бормотание: забота сморчку не шла и с содержимым оранжевого контейнера не вязалась.
Илья подвинулся, освобождая ближайшее место Вовке, и протянул ей руку. Сжал пальцы, притянул к себе.
– Ну вот зачем полезла, – тихонько сказал он.
Но ужас вместе с настырной головной болью как схлынул, так больше и не возвращался. Вовка только удивленно пялилась в темноту.
– Это Журик, – пробормотала она.
– Кто? Жмурик? – испуганно заулыбался Федя.
– Пес Зинаиды Зиновьевны.
– Это кто такая? – не поняла Лёля.
– У нас в доме живет. На первом этаже, – прошептала Вовка.
– С чего решила?
– Ошейник именной.
– Ты еще и прочитала? – изумилась Лёля. – Ну ты даешь.
– Там написано: Журик.
– И что? Мало ли по улицам таких Жмуриков бегает?
– Это он, точно, – бормотала Вовка.
Только что же здесь делать Журику, в сотнях километров от родного города? Да еще и вот так, частями? И зачем голова собаки водителю этого фургона, который мирно везет племяшке курицу Катьку?
Вовка таращила глаза на его затылок и не могла выбросить из головы одну странную мысль: что, если этот человек и есть Джинн?
Заерзала между ящиками Лёля, вытащила свой мобильник и прищурилась.
– Какой-то неизвестный номер эсэмэску прислал.
Вовка вздрогнула.
– Что пишет?
– «Не я». И все. Наверное, ошиблись.
Но Вовка только тихонько фыркнула. Вот и до Лёли Джинн добрался, а она все так же в него не верит. Ну и пусть. К чему сейчас все эти разъяснения? После собаки-то…
Вовка и сама не поняла, испугаться ей или обрадоваться. Джинн чуть ли не мысли ее читал – и от этого становилось жутко. Но была и хорошая новость: если Джинну нужно будет что-то подсказать, он сможет написать кому угодно. Лёле, Феде, Илье – неважно.
– Подъезжаем, – крикнул, не убавляя радио, сморчок. – Я вас в начале проспекта выкину.
Фургон затрясся, громыхая на колдобинах, радио зашуршало помехами. Ребята держались друг за друга и последние минуты дороги провели в молчании. У длинного многоквартирного дома сморчок тормознул, распахнул свою дверь, от души сплюнул на асфальт, захлопнул ее и объявил:
– Конечная.
Сдвинули дверь, повыскакивали на тротуар, быстро задышали – от свежего воздуха голова у Вовки так и закружилась. Вдоль крыши длинного дома, словно вырезанные прямо в темно-желтом ночном небе, аляповатым курсивом чернели буквы: «Универмаг». Под ногами на асфальте валялись притоптанные лепестки жасмина. Облетевший куст ощерился в фонарном полумраке острыми ветвями.
Взревев, фургон отъехал и, набирая обороты, скрылся за углом. Вперед тянулся черноватый провал проспекта – словно долина, зажатая скалами-пятиэтажками. Половина фонарей перегорела, и потому казалось, что проспект укрыли пятнистой шкурой.
– Ну что? – с напускной веселостью спросил Илья. – Доехали?
Стояла плотная, почти осязаемая ночная тишина. Илья вытащил телефон, и Вовка глянула на экран: часы показывали третий час. Он открыл карту, и Вовка вместе с ним рассмотрела город. Краснокумск оказался, в сущности, совсем крошечным городишкой, план которого напоминал дерево. Проспект походил на ствол, а улочки, отходившие от него по обе стороны в хаотичном порядке, напоминали ветви. Улицу Светлую она нашла сразу: четыре квартала вперед и направо.
– Нам туда, – Вовка махнула рукой вперед.
– Ну, веди. – Федя засунул руки в карманы. – Ключи-то не забыла?
Вовка спохватилась, скинула рюкзак и принялась рыться в его недрах. Как назло, под руку попадалось что угодно, но не ключи: свернутые в клубочек носки, расческа, провод от Светиного зарядника…
Вовка охнула и отдернула руку. К зарядному устройству было не прикоснуться: оно как будто перегрелось в розетке, только было теперь раза в три горячее. Вовка аккуратно вытащила его за провод, который раскалился чуть не докрасна, и уставилась на
