дал ей право распространять эти бредни?!
Я виню себя, но не за то, что Андрей принимал наркотики, этого я не могла изменить. Я виню себя за то, что не остановила его, позволила сесть за руль. Мне следовало объединиться с Владом, на ногах у Андрея повиснуть, хоть так его удержать. И пусть надо мной смеются, пусть он даже бросит меня, лишь бы остался жив!
Но задним умом мы все сильны. У той девушки, которой я была, не хватило смелости поступить правильно. С этим мне жить. Господи, это сколько же лет прошло? Я давно уже перестала считать. Иногда мне кажется, что я тоже умерла той ночью, а все, что произошло дальше, – это просто мое личное Чистилище. Глупые мысли и неоправданные, но порой они накатывают… Вот как сегодня. Лучшее, что я могу сделать, – это переждать их. Плакать, не сдерживаться, позволить себе хоть так выпустить боль, чтобы жить дальше.
С чувством вины.
Чувство вины почему-то отозвалось в моем сознании образом Наташи Харитоновой. Не просто так, нет, такие вещи просто так не случаются… Но почему же?
А, вспомнила! Она сказала мне, что это она убила свою мать. Тогда я, не без помощи Ксении, решила, что это обычная реакция ребенка на трагедию. Однако если соотнести те слова со всем, что я знаю теперь, они могут обрести совершенно иной смысл. Что если… что если Наташа знала, чем именно занимается ее мать?
Между ними были доверительные отношения, в этом сомнений нет. Возможно, Регина случайно или намеренно сообщила ей, что «будет искать папу». А уж связать себя с родителем для ребенка – плевое дело. Для нее «папа убил» равносильно «я убила».
Но важно другое: она знает, что произошло убийство. И, с высокой долей вероятности, знает, что совершил его ее отец. Если все действительно так, то она в огромной опасности. Как только убийца поймет, что Наташе что-то известно, от нее избавятся!
Обвинение очень серьезное, я понимаю, его нельзя просто взять и бросить в лицо, как белую перчатку. Чтобы помочь Наташе, мне нужно узнать о Дмитрии Наумове больше, выяснить то, что не пишут в интернете. Но как? Где я, а где – он! Дело тут не в деньгах, мы просто из разных миров, меня к нему не подпустят!
Хотя…
Кажется, я знаю один способ подобраться к нему поближе. Правда, меня за этот способ кое-кто проклянет, но это в моем положении не так уж страшно.
Строго говоря, я ничего не обещала Еве и ничем не была ей обязана. Она, конечно же, воспримет этот поступок как провокацию с моей стороны. Вроде как она подошла ко мне, попросила по-человечески не губить ее любовь – а я тут же поступила наоборот. Такая вот злокозненная стерва. Она не видела, как после ее визита я полчаса поправляла макияж в офисном туалете, смывая со щек черные разводы туши. Она воспримет это как месть.
Да пусть воспринимает как угодно! Судьба Наташи была для меня важнее, чем хрупкое душевное равновесие Евы. По крайней мере, я делала вид, что это исключительно из-за Наташи. В том, что мне хотелось прийти сюда, я не признавалась даже себе – еще не время.
Найти его было несложно. Номер телефона не менялся со школьных времен, и я просто позвонила. Иногда этого достаточно. Если он и был шокирован моим звонком, то виду не подал, говорил со мной точно так же, как говорил бы с любой другой знакомой. Это, не скрою, было не слишком приятно, но вряд ли я имела право надеяться на большее.
Мы договорились, что я подъеду к нему в офис. Он был загружен встречами по самую макушку и вырваться не мог, однако для меня время нашел. Так даже лучше. В кабинете мы будем наедине, есть шанс, что старая гарпия и ее воспитанница не узнают про эту встречу. Если, конечно, они еще не подкупили его секретаршу – это было бы вполне в духе мамаши Лариной.
Его семейству принадлежало сразу несколько офисов по всему городу, но Влад выбрал для себя тот, что располагался над большим ночным клубом. Видимо, этот проект он сейчас и курировал, так ему было удобней. В первой половине дня здесь было тихо и спокойно, меня это вполне устраивало.
Всю дорогу я повторяла себе, что наша встреча ничего не значит. Это только из-за расследования, других причин нет! Но когда я вошла в кабинет, сердце предательски екнуло – замерло, а потом забилось быстрее. Вот ведь зараза! Ведет себя так, будто оно принадлежит школьнице, а не взрослой состоявшейся ведьме.
Но в оправдание этого трусливого сердчишки я могу сказать, что я впервые была на его территории. Аскетичный кабинет, оформленный в белом и стальном цветах, много света, ничего лишнего – такая обстановка ему подходила. И среди этого – он, все такой же собранный, вновь уверенный в себе. Не такой, каким я представляла его в детстве… Но я, как и все дети, вообще представляла его выросшим только до тридцати лет. После тридцати в детском понимании наступает старость.
Однако теперь ему столько же лет, сколько и мне, и старым он не выглядит. Я, надеюсь, тоже.
Возможно, со стороны я смотрелась приветливой и деловой, как и полагалось. Но на самом деле мне было тоскливо. Я чувствовала болезненное, обжигающее желание вернуть его в свою жизнь. Сейчас – не обязательно как любовника или даже мужа, меня пока не заносило в неведомое будущее, я не примеряла на Влада роли, в которых он никогда не был. Я лишь хотела снова назвать его своим другом. Ведь друга ближе, чем он, у меня никогда не было! Ксения – это не то. Да и Вася, при всем своем очаровании, не справлялся, не понимал меня, многое видел иначе.
Я же хотела получить обратно чувство, что кто-то знает меня лучше, чем я сама, и всегда поддержит. Я жила с ним много лет и воспринимала как само собой разумеющееся. Правду все-таки говорят: не храним, что имеем. Даже самое ценное, потому что не понимаем, что это сокровище. А потом теряем – и все, навсегда.
Если бы такую историю мне рассказала какая-нибудь моя клиентка, я бы сказала ей: эгей, не вешай нос, еще не все потеряно! Я бы начала нести какую-нибудь вдохновенную муть про то, что нужно пытаться. «Слишком поздно» не наступает, пока мы еще живы.
