Авдеева все-таки не решилась на суицид, но состояние у нее было тяжелое. Жанна вызывает «скорую», у Юли диагностируют психическое расстройство и кладут ее в психиатрическую больницу. Там Авдеева слышит какой-то разговор про переливание крови, придумывает себе страшную историю про Веронского и умоляет Жанну спасти ее. Ивлиева снова мчится выручать подружку. Она выдает себя за сестру Юли, каким-то образом убеждает врача, что является родственницей Авдеевой, и Юлю выписывают. Но Авдеева по-прежнему страшно боится всего подряд, вот Жанна и помогает сделать ей поддельный паспорт. Деньги у Ивлиевой есть, проблем с документами не возникает. Жанна снимает для подруги квартиру, но сама живет у любовника. Юля посещает сеансы у Кристины Андреевны, увлекается созданием метафорических карт. Так как психолог знает настоящее имя девушки, она не выдает себя за Марту, стало быть, Колесниковой Юля доверяет. Тем временем любовник Жанны начинает показывать свой настоящий характер – он ревнует Ивлиеву к любому столбу, ему не нравится, что Жанна слишком часто общается с Юлей-Мартой. Скорее всего, Ивлиева пытается прекратить дружбу с Авдеевой, объясняет это вспыльчивым характером своего бойфренда. Может, происходит какой-нибудь инцидент, в результате которого Юля понимает, что ей и Жанне грозит смертельная опасность – любовник Ивлиевой ни перед чем не остановится, он готов даже на убийство. Юля собирается поступать в художественное училище и знакомится с Игорем, художнику она рассказывает про непростую жизненную ситуацию, в которой оказалась ее подруга. «Отелло» по-настоящему пугает Юлю, она понимает, что даже фальшивый паспорт не поможет ей избежать смерти, и обращается ко мне за помощью. Однако любовник Жанны убивает Авдееву, а саму Ивлиеву удерживает взаперти – быть может, в надежде на то, что, находясь в вынужденной изоляции от остальных людей, Жанна не сможет ему ни с кем изменять.
В моей версии было только одно «но», которое ставило под сомнение всю выстроенную теорию. Почему ревнивец убил Настю Синельникову? Ведь девушке тоже перерезали горло, как и Юле, почерк убийцы совпадает! Была ли знакома Настя с Жанной? С Юлей Синельникову объединяет лишь то, что обе они лечились в психиатрической клинике Святой Софии. Получается, я опять возвращаюсь к тому же, с чего и начинала, – к злополучной лечебнице. Но если не Веронский, то кто убийца? Или?..
– Ого, уже почти девять вечера! – воскликнул Игорь, нарушив мои размышления. – За работой время пролетает очень быстро… Ты сильно устала? Можем закончить на сегодня!
– Да, пожалуй. – Я опустила вазу на подоконник.
– Смотрю, ты быстро привыкла стоять неподвижно! – заметил художник. – Прямо идеальная натурщица, стояла два часа как влитая!
– Я вообще быстро ко всему привыкаю, – пожала плечами я. – Позировать не так сложно, как я думала.
– Не все так считают, – сказал Игорь. – Некоторые и часа посидеть не могут в одном положении. Редко когда человек стоит точно истукан, так долго, как ты! Я приятно поражен!
– Спасибо, – улыбнулась я, только сейчас понимая, что у меня все тело затекло. Думая над своим расследованием, я и в самом деле не обращала внимания на неудобную позу, в которой мне пришлось стоять.
– Сможешь завтра к шести прийти? – спросил Игорь.
– Да, смогу, – кивнула я.
– Отлично! Я, наверно, тоже соберусь и поеду к себе, собирался ночью еще работать, но, думаю, можно и отдохнуть. Сегодняшний вечер прошел успешно.
Я переоделась и отдала платье художнику. Тот мыл кисти и закрывал свои краски. Я попрощалась с Колесниковым и покинула мастерскую.
Оказавшись на улице, я набрала номер Кристины Андреевны. Когда психолог взяла трубку, я проговорила:
– Простите, что отвлекаю, мне очень нужно знать ответ на один вопрос. Понимаю, вы удивитесь, почему я это спрашиваю, но постарайтесь ответить, хорошо?
– Ладно… – немного растерялась женщина.
– Анастасия Синельникова посещала ваши консультации? – спросила я, надеясь на то, что Колесникова не станет выяснять, кто я такая на самом деле и почему меня интересует данная информация. К счастью, Кристина Андреевна ответила коротко:
– Да, она ходила на мои сеансы…
Глава 10
Часы показывали половину десятого вечера, когда Колесников покинул свою мастерскую. Я наблюдала за тем, как он идет по дороге к остановке общественного транспорта, полностью погруженный в свои мысли. Молодой мужчина смотрел под ноги, по пути зашел в круглосуточный супермаркет, откуда вышел с бутылкой газировки и упаковкой картофельных чипсов. Наверно, он такой худой из-за того, что питается всяким пищевым мусором, подумала я про себя. Художник неторопливо пошел дальше, иногда он останавливался, пил из бутылки и хрустел чипсами, мечтательно глядя на ночное небо.
Дождавшись, когда он скроется из виду, я прошла к пятиэтажке, которую покинула час назад. Отмычками открыла входную дверь и поднялась на пятый этаж. Точно так же отперла замок мастерской и вошла внутрь.
Я не знала, что собираюсь найти, однако включила свет и стала методично обшаривать мастерскую художника. Еще раз поразилась тому, сколько же здесь всевозможного барахла – старые тюбики, из которых уже невозможно выдавить масляные краски, засохшие кисти, не выброшенные лишь потому, что художнику, видимо, жаль расставаться с когда-то хорошими художественными принадлежностями, какие-то разноцветные тряпки, вазы с отбитым горлышком, стулья, лампы… Я не удержалась и посмотрела на холст, на котором Игорь писал с меня этюд. На картине стояла девушка в белом платье с вазой в руках и задумчиво смотрела в окно. Она одновременно была и похожа, и не похожа на меня – черты лица вроде мои, но такой, как на картине, я себя не представляла. В жизни я – телохранитель Женя Охотникова, хладнокровный профессионал, владеющий приемами всех известных единоборств, мастерски управляющаяся с любым огнестрельным оружием и привыкшая полагаться на собственный разум, а не на чувства. А вот на картине художника передо мной была совершенно другая я – задумчивая, возможно, романтичная, какая-то неземная… Просто удивительно, какой меня увидел Игорь. Но что греха таить, художником он был талантливым – даже не законченная, картина дышала жизнью, эмоциями и чувствами.
Я отошла от полотна, которое так меня поразило. Подошла к свалке мольбертов, разгребла ее и обнаружила не замеченный мною ранее закуток со стеллажами и большими холстами, прислоненными к стене. Я вытащила холсты из «подсобки», чтобы рассмотреть картины. Все они были разного размера – какие-то поменьше, какие-то побольше. Только две работы отличались масштабностью, по большой стороне длина каждой доходила до метра.
Я поднесла к свету маленькие холсты и стала их рассматривать. На всех них были изображены девушки в белых платьях. Игорю позировали две натурщицы –
