Он не мог спуститься вниз! Он не мог спуститься вниз, потому что потом
он не сможет забраться обратно. Он не умел подтягивать себя в веревочной
люльке, как это делают альпинисты. А просто, хватаясь руками и ногами за
прочную, но тонкую веревку, ему не забраться никогда. И почему они не взяли с
собой веревочную лестницу, уроды? Потому что не круто.
Он перестал стрематься посторонних шумов и даже был бы рад, если бы
какой-нибудь шум раздался. Он кричал вниз, в этот проклятый лаз, но лаз
молчал страшной могильной тишиной. Потом послышался каменный скрежет.
Это Игорь выцарапывал себя из-под обломков. Его завалило, но не так, как
Федьку. Федьку пришибло куском треснувшей колонны, который раздробил ему
череп, заодно продавив плечи и грудь. Он был мертв.
Макс долго потом видел в тяжелых снах эту упавшую колонну в кляксах
крови по краям, освещенную овальным пятном электрического фонаря.
Потом он подтягивал Баскетболиста наверх. Нормальной опоры для ног
не было, Макс боялся, что не удержится, и Игорь своим весом стащит их обоих
в Федькину могилу. Но вытянул. Игорь почти терял сознание, повезло, что он
смог прицепить поясной карабин к спущенному через дыру тросу. Домой Бэтээр
волок его на себе.
Они не знали, как сказать Федькиным родителям, и не сказали им ничего.
Парня посчитали пропавшим без вести, в то время такое часто случалось. В
основном, конечно, исчезали дети всех возрастов и молодые женщины, но и
мужики иногда тоже. По крайней мере, у Федькиных матери и отца осталась
надежда.
Игорь попал в больницу с травмой головы, контузией и еще с чем-то
хреновым. Родителям он сказал, что свалился с платформы. Прокатило,
поверили.
Несколько раз Стычкин делал заходы, пытаясь вызнать у Баскетболиста,
что все-таки нашел в той яме Федька. Но Игорь уворачивался и нес пургу насчет
какого-то церковного архива, а всем было известно, как Федька был повернут
на археологии.
Баскетболист валялся с забинтованной башкой и терял сознание при
малейшем повышении мышечного тонуса. В такой ситуации приставать с
расспросами к нему было трудно и абсолютно безнадежно. И Макс отстал. Про
свое диггерство они забыли.
Потом налет на обменник и зона.
Потом снова воля и задница, в которую Бэтээр сам себя засунул, когда
решил занять денег у гиены Костоеды.
И чтобы из этой задницы вылезти, Максу срочно и позарез нужны деньги.
Или товар. Сейчас много сталкерских сообществ, не то что в те времена. Он
пошарит в Интернете, найдет себе напарников и возьмет их в долю. Они
достанут эти архивы и найдут, кому их толкнуть. А если Ленчик Костоеда будет
торопить с выплатой долга и наступать ему на гланды, Макс не станет
заморачиваться с экспедицией, а просто найдет покупателя на карту острова
сокровищ, которая тоже может стать хорошим товаром.
Баскетболист разжал губы и с трудом произнес:
– Федьку достать надо. Ты прав, Максимка. Достать и похоронить.
Родители его как, живы?
– Не знаю. Не узнавал, – огрызнулся Макс, которого тоже ощутимо
болезненно цапанули воспоминания, – ну, что, отдашь каракули? У меня
времени почти не осталось, скорее решай. Если зажилишь, я снова отправлюсь
на зону. Одна радость, что в нашем Редникине без этой мрази Костенко будет
почище.
– Сколько тебе надо денег?
После паузы Макс ответил:
– Много. Сразу не отдам.
– А я и не прошу, чтобы ты мне что-то отдавал… сразу.
Игорь, морщась, свесился с кровати, залез в прикроватную тумбочку,
пошарил в ящике и вытащил оттуда толстое портмоне. Портмоне сунул
Стычкину.
– Мне трудно самому, башка болит. Возьми там авангардовскую кредитку.
Пин-код запомнишь, не записывай. Если не хватит, досыплю еще, с другого
счета.
– А сколько на этом? – по-деловому осведомился Бэтээр, запихивая
карточку в свой бумажник.
– На этом двести тысяч.
– Рублей? – обиделся он.
– Евриков.
– Нормулек, – удовлетворенно произнес Стычкин, – а карта?
– Поправлюсь, вместе пойдем. Хотя, давай нарисую.
– Нет. Поправляйся. Припереть тебе жратвы какой-нибудь? Давай, я
смотаюсь в маркет по-быстрому, а то мне домой хочется поскорее, долг этой
гиене в клюв сунуть.
– Да постой ты, не пыли. У меня тут всего навалом из жратвы. Откуда у
тебя проблема, лучше расскажи.
Бэтээр пожал плечами и рассказал. Как мыкался в поисках работы, а его
никто нанимать не хотел. Он повар классный, только кому нужен работник
общепита, окончивший такой колледж? Тогда он решился открыть собственную
столовку, и это у него получилось. Он арендовал нежилое помещение в бывшей
заводской медсанчасти, которая вплотную примыкала к территории
механического завода, а вокруг и около завода вообще сплошная промзона, и
покормиться в обед трудовому человеку просто негде. То есть, имеется,
конечно, заводская столовка, но она внутри проходной и туда не попасть
человеку, работающему по соседству на складе стройматериалов или на
овощной базе, или в одной из фирмочек, которые квартируются в трехэтажном
кирпичном здании бывшего ПТУ. Так что с нишей Макс Стычкин не прогадал, его
столовая процветала. Он сам у плиты и разделочного стола стоял, а чуть позже
еще повариху нанял, кассиршу, судомойку и приходящую уборщицу. Все путем
было. Если бы не одна завистливая падла. И если бы не жилы-банкиры. Вот,
собственно, и все. Макс развел руками, подводя итог рассказу.
Игорь покивал головой, соглашаясь насчет падлы и банкиров.
Бэтээр засобирался. Встал со стула, протянул ему широкую ладонь.
– Ну, мне пора, Гарик, – сказал он. – Я, как разберусь с делами, приеду,
навещу. Ты давай тут не залеживайся. Дома по-любому лучше.
Лицо Игоря болезненно скривилось, и он плотно закрыл веки. Пальцы,
худые, как у узника концлагеря, судорожно стиснули край одеяла. Макс ругнулся
про себя, сообразив, что сказал что-то не то. Как ему может быть лучше дома?
Баскетболист теперь остался совсем один.
Стычкин снова уселся, уперев руки в колени. Пожевал губами. Спросил:
– А скажи мне, брателло, вытащил ты тогда что-нибудь из-под завала?
Баскетболист поднял веки, но на Максима так и не посмотрел. Уставился
в потолок. Произнес без интонации:
– С десяток николаевских червонцев. Золотых.
– И много их там оставалось?
– Оставалось. План нарисовать?
Стычкин непонятно хмыкнул.
– Поправляйся. Вместе пошарим. Я вот что хотел… Ты Аньку Гусеву
помнишь?
– Ну, – после паузы отозвался Игорь.
– Встретил я ее как-то недавно на улице, постояли, покалякали. Про тебя,
урода московского, тоже вспоминали. Но недолго калякали, торопилась она. За
сыном в спортивную школу.
– Надо же. Значит, замуж Аня вышла. Счастья ей.
– Ну, ты кретин. Чтобы родить, замуж выходить не обязательно. Она одна
пацана растит. Задиристый такой пацанчик, нагленький.
– А сколько лет пацану? – вдруг заволновался Игорь.
– Ну как сколько? Одиннадцать.
Стычкин без улыбки смотрел на Игоря.
– Ты хочешь сказать… И она мне ничего не сказала?! И столько лет
ничего не говорила?! А ты?!..
На последнем восклицании Баскетболист осекся.
Макс недобро усмехнулся и с растяжкой произнес:
– Так ведь, старик, это ведь ты уехал в столицу, а не она. А я вообще…
сам знаешь, где парился. Да и с какой стати мне тебе что-то такое говорить?
Только кретин не догадается, что его девчонка от него беременна. Так что,
жалобу, брателло, пиши на себя.
Игорь с силой выдохнул. Потом нервно заговорил:
– Она всего один раз тогда пришла ко мне в больницу. Знаешь зачем?
Чтобы сказать, что я жадный ублюдок. Что Федька погиб из-за меня. Она ведь
знала, что мы спускались под землю. Я не стал перед ней оправдываться.
– Ну а зачем ты ей подробности-то рассказал? Ну спускались, ну мало ли
что там могло на самом деле случиться? Зачем ты себя оговорил, придурок?
– Потому что я действительно считаю, что Федька погиб из-за меня! –
почти выкрикнул Игорь. – Он же всегда меня слушался. Мне просто надо было
ему сказать, что мы возвращаемся, и оттащить от этого проклятого сундука. И
все, Максимка, и все! И он бы был сейчас с нами!
– Запомни, глупый, – зло проговорил Бэтээр, – Федька погиб потому, что
его час настал, тебе понятно? Ни ты, ни кто другой в этом не виноват. Если бы
тогда пробил твой час, то будь спокоен, камень бы не промазал.
– Ты еще что-нибудь про судьбу мне расскажи.
– Про судьбу не буду, потому что не верю. Но брать на себя лишнее не
собираюсь и тебе не советую. Я пошел. Пока. Поправляйся, короче.
И он пошел, но возле двери его остановил голос Баскетболиста:
– Слышь, Максим. А что она про меня говорила?
– Я думаю, подростки какие-нибудь залезали погреться, – неуверенно
