Некрасов развел бы философию на целую п-поэму.
И нас, евреев, еще упрекают в том, что мы слишком говорливы и любим не ко времени умничать!
- Послушайте, Ватсон, - сказал я, - вы нашли время читать лекции о поэзии. У нас вон покойник тухнет. Семья Горалик нервничает, желает знать, кто таки его прикончил и кому достанется наследство. Чем нам с вами поможет ваш «плюх»?
- «Плюх» ничем. Дедуктивный метод, о котором я говорю, построен на ранней, малоизвестной версии классического трехстишья. Басё ведь не сразу создал свой шедевр. У него было несколько пробных концовок, прежде чем он нашел нужную.
Вот одна из них – та, которая нам пригодится:
В старый-старый пруд
Вдруг прыгнула лягушка.
Плеск воды. Эхо.
- А разница в чем?
- Внимание концентрируется не на самом прыжке, а на эхе. Не на акте, а на его отголоске.
- Слушайте, не морочьте мне голову! – рассердился я. - Скажите коротко и ясно, что нам делать.
- Коротко и ясно? Извольте. Соберите всех четверых в кабинете Либера Горалика. Скажите, что есть важная новость. И больше ничего им не объясняйте.
- А что я могу им объяснить, если я сам ничего не знаю. Какая-такая важная новость? Откуда?
- Понятия не имею. Лягушка еще не п-прыгнула. Ваша задача такая. Держитесь загадочно. Это раз. Когда я буду говорить, сурово кивайте. Это два. И следите за руками. Когда вы чем-то поражены, вы хватаете себя за бороду. Это три.
Я убрал руки от бороды. Хотя за что еще еврею хвататься, если он удивляется трюкам, которые проделывает жизнь, а жизнь постоянно проделывает с нами такое, что еврею без хватания за бороду никак не обойдешься. Женщина может сказать «ай!» или «ой!», может схватиться за грудь – у них есть.
Но эти свои мысли я оставил при себе и пошел делать, что сказано.
С загадочностью у меня хорошо получилось.
«Это такая новость, вы очень сильно удивитесь, - говорил я всем. – Только не спрашивайте, это пока что большая тайна».
Десяти минут не прошло, и все уже были как миленькие в кабинете усопшего.
Фандорин сидел за письменным столом, не поднимая головы и шелестел бумагами, важный, как лорд Дизраэли.
Давайте я вам про кабинет Либера Горалика расскажу. Это был ого-го какой кабинет, прямо генеральный штаб. На стене карта мира, вся в флажочках. В каждую страну, откуда фирма привозила ткани, воткнут флажок: в Англию, Индию, Америку, я знаю? Покойный Горалик любил воображать себя большим магнатом, брест-литовским бароном Ротшильдом.
Последняя пришла мадам Лея и сразу начала шуметь, такая уж это женщина.
- Даже не говорите мне про вашу важную новость! Я сама знаю вашу новость, хоть не изображаю из себя великого сыщика! Вы перестали выдумывать глупости, устроили кое у кого обыск и нашли улику? Так или не так? Потому что если не так, то ищите дальше и не отнимайте у вдовы время. Мне еще заказывать траурное платье.
-Я бы попросил кое-кого оставить свои гнусные намеки, - вскинулся Кальман, - потому что у меня железное алиби – в отличие от не скажу кого.
- Мне алиби не нужно, - парировала Лея. - Я тут главная пострадавшая, потому что лучше лежать с деревяшкой в груди, чем жить без гроша в кармане! Это убийство меня разорило!
- Это убийство разорило вас всех, - торжественно объявил тут Фандорин.
Что тут началось!
- Как всех?! – ахнула Лея. – Почему?!
- Что-что?! – захлопал глазками Кальман.
Нетания присвистнула, чего приличные еврейские барышни не делают.
Стефанович (хотя ему-то с каких жиров разоряться?) вскричал:
- Позвольте, как это?!
Я потянулся к бороде – и отдернул руку, как от раскаленной плиты.
- Выяснилось обстоятельство, которое придает убийству совсем иной смысл, - продолжил Фандорин, переводя взгляд с одного на другого. - Оказывается, неделю назад Либер Горалик написал новое завещание. Оно всё меняет. Духовная составлена по всей форме и обладает законной силой. Но она существует в одном-единственном экземпляре. Убийца узнал об этом и нанес удар, пока документ не зарегистрирован и не скопирован в нотариальной п-палате. Умертвив господина Горалика, преступник попытался найти бумагу – в кабинете видны следы обыска. Однако поиски были неудачны. Зато я з-завещание нашел.
И тут я ухватился-таки за бороду, но слава б-гу никто на меня не глядел. Все смотрели на Фандорина.
- ...Д-документ был спрятан не в столе и не на полках, а прямо на стене, за географической картой. Вот он. Угодно вам послушать, как господин Горалик распорядился своим наследством?
- Ой. Сейчас папочка всех нас неприятно удивит, - прозвенел голосок Нетании.
- Читайте, не томите! – крикнула мадам Горалик.
И Фандорин поднял лист бумаги.
- «Я, Либер Горалик, находясь в трезвом уме и ясной памяти, объявляю в присутствии раввина Менахема Зельмановича свою последнюю волю. Испытывая на себе ненависть своей супруги и страдая от неблагодарности собственных детей, желающих моей скорой смерти, завещаю всё свое движимое и недвижимое имущество Брест-Литовской синагоге что на Белостокской улице для трат на богоугодные нужды. Членам моей семьи: жене Лее, сыну Кальману и дочери Нетании синагога должна пожизненно выплачивать из этого капитала по сто рублей в месяц, и то им много будет. Сия моя последняя воля отменяет предыдущее завещание и является окончательной». Число, подпись завещателя и свидетеля – раввина Менахема Зельмановича.
- Крокодил, а не папаша! – вскочила со стула Нетания. - Плакала моя Америка!
- По крайней мере кукиш Кальману! – поднялась и мадам Горалик. Но тут же снова растерянно села. - Хотя как я буду жить на паршивые сто рублей? Видно, придется…
Она не договорила, и ее лицо стало задумчивым. Я подумал, что у Коки Кренделя таки есть шанс на взаимность.
Ясное дело, ужасно разволновался Кальман.
- Какое еще новое завещание?! – кипятился он - Что вы на меня все смотрите? Я понятия не имел… И вообще у меня алиби! Но каков мерзавец Зельманович! Он не сказал мне ни слова! Да полно! Покажите мне документ!
Фандорин спрятал бумагу за спину.
- Чтобы вы порвали или слопали единственный экземпляр? Нет уж. Я вас к завещанию и близко не подпущу. Пусть господин Бразинский посмотрит. Он
