девчонкина грудь задорно колышется в такт ударам молотка по стене. При этом лицо девчонки Федору незнакомо.
Он пытается проследовать дальше в глубины собственной памяти и выудить оттуда что-нибудь еще – зацепку, которая помогла бы ему объяснить, где он, в каком времени он находится, и почему он оказался именно здесь.
Стучать в дверь неожиданно прекращают. Но это не потому, что люди за дверью отказались от намерений попасть внутрь, нет. Они затихли перед последним штурмом, понимает Федор, сейчас они притащат бревно или что-нибудь тяжелое, или на худой конец найдут запасные ключи от номера, и последнее отделяющее его от жестокого мира препятствие падет. В том, что мир будет жесток к нему, у Федора нет ни капли сомнений. Он ощущает зловещую энергию всеми фибрами своей измученной, страдающей похмельем души.
Некоторое время Федор сидит без движения, а потом пробует спустить с кровати ноги. В этот момент его сердце замирает.
Все дело в том, что ноги, достигнув пола, оказываются по щиколотку в воде. Ледяная, она заставляет Федора вскрикнуть и подобрать ноги обратно. Свесив голову, он видит, что внизу под кроватью образовалось настоящее озеро. В воде плавают скомканные 50-рублевые купюры, салфетки, обрывки глянцевых журналов и, наконец, мужские – но не принадлежащие Федору – носки.
Судя по звуку, вода прибывает из ванной. Массивная дверь ее, увенчанная золотой ручкой, открыта, и внутри шумит так, что, кажется, кран оставили работать на полную мощность. Этот звук, похожий на шум водопада, стимулирует вторую вспышку воспоминаний.
Федор видит людей – группу полуголых парней и девушек, пляшущих с бутылками шампанского в руках. Федор пляшет среди них, и подпевает, и скалится широкой пьяной ухмылкой. Свободная от шампанского рука размахивает, сжатая в кулак, в такт музыке… Что за мелодия это была? Игги Поп? Джеймс Пэнтс? Канье Вест? Скорее всего, последнее, потому что девочки прямо пищат от восторга. У них – косые челки, татуировки на запястьях в виде звездочек и маленьких надписей, и бусы – неимоверное количество бус позвякивает на их тоненьких шейках. «Сейчас чего покажу, вы обалдеете», – отхлебывая шампанское, Федор одновременно пытается стянуть с себя штаны и продемонстрировать всем татуировку на заднице. Попытка заканчивается провалом, потому что Федор не в том состоянии, чтобы делать несколько вещей одновременно. Поскальзываясь, разбрызгивая вокруг себя спиртное, он неловко валится на пол. «Кому-то пора охладиться! – радостно кричит один из парней, и девочки подхватывают хором. – И-е-е-е-е-е!». Федор пытается рассмотреть лицо парня, но оно словно бы скрыто в облаке тумана – память не желает воспроизводить его и показывает одним мутным пятном. «Вот так! – парень прыгает в ванную комнату и бьет ногой, обутой в тяжелый красный «Доктор Мартенс», по водопроводному крану. Кран покрыт хромировкой не хуже иного мотоцикла и выглядит не дешевле – он выдерживает первый удар, и тогда парень… да, кто же это такой, черт возьми?… начинает бить по нему снова и снова, сдирает хромировку, заставляет детали скрипеть и скукоживаться. В конце концов, из-под ботинка со звоном вылетает какая-то мелкая штуковина, и в следующий миг в потолок ванной комнаты ударяет искрящаяся водяная струя. Лежа на полу в коридоре, Федор Глухов счастливо смеется и пытается поймать долетающие брызги ртом…
Сейчас, спустя неизвестное ему количество часов, Федор сидит, обхватив колени, и наблюдает за прибывающей водой. Его одежда, частью скомканная, лежит на кровати, другая ее часть – в том числе штаны и ботинки – безвозвратно потеряна. Он мог бы попробовать использовать оставшиеся ему секунды для спасения – рвануться, распахнуть окно и выпрыгнуть на улицу, но кто знает, что его там ждет? Какой город его встретит? Какой год? В конце концов, Федор Глухов даже не знает, на каком он этаже. Поэтому он продолжает заворожено смотреть на воду и ждать неизбежного. По крайней мере, в неизбежном ему хоть что-то прояснят, успокаивает он себя.
Люди с той стороны двери, видимо, все же нашли запасные ключи. Федор слышит, как те позвякивают в замочной скважине – нервно, нетерпеливо, и еще он слышит ругательства, и это заставляет его пережить новый приступ паники. Обхватив руками голову, Федор Глухов раскачивается, сидя на кровати, и со стороны он больше всего похож на дервиша, вошедшего в религиозный транс.
Дверь номера распахивается, в образовавшийся проем сразу же устремляются потоки воды. «Твою мать! – произносит чей-то голос, изумленно. – Твою мать… Это же был президентский люкс». В этот момент Федор Глухов неожиданно вспоминает все.
Открытие московской недели моды, да, да – все началось именно там. Федор Глухов стоит рядом с красноволосой девицей. В руках у девицы «Никон» с таким здоровенным объективом, что Федор, поглядывая на него, изумляется: как ей удается его удержать? Они обсуждают появление певицы Наташи Королевой, но на самом деле Королева – это только удобный фон, чтобы не концентрироваться на собственных мрачных мыслях. Мир моды холоден и равнодушен к Федору Глухову. Он вынужден признать это. Все, чего он на сегодняшний день добился в этой индустрии – это возможности стоять здесь, без малейших шансов получить пригласительный билет на показ, с фотоаппаратом наизготовку и намерением сделать кадры, за которые ему даже не заплатят. Все так начинали, уговаривает себя Федор, провожая взглядом пышную фигуру певицы. Фэйсхантер, Брайан Бой – все знаменитые фотографы уличного стиля начинали именно так – тусуясь на осеннем ветру и грея руки, заледеневшие от постоянных манипуляций с камерой. Теперь Брайан Бой сидит в первом ряду рядом с легендарной Анной Винтур – и пусть она морщит от него нос, это уже неважно. А важно только то, что ему удалось, что его приняли, и что теперь он внутри, а не снаружи. Федор Глухов клятвенно обещает себе, что ему удастся тоже. Он дает эту клятву, может быть, в миллионный раз за свою жизнь. И если правы те, кто утверждает, что мысли материальны, то рано или поздно бомбардировка пространства клятвами принесет плоды. Так успокаивает себя Федор Глухов, кутаясь в дешевый бушлат (от «Н&М») и поглубже натягивая на себя шерстяную шапку (конечно, красную – как у Жака Ива Кусто, конечно – с росписью Шепарда Фейри). Что остается таким вот ребятам с улицы кроме как пропагандировать стиль панков и скейтбродистов? Федор Глухов с удовольствием ходил бы по городу в зловещей коже от Рика Оуэнса, и он каждый раз подолгу глядит вслед тем людям, которые смогли выложить 150 тысяч за дизайнерскую, с неровными краями «косуху» в ЦУМЕ. Пока, увы, у него недостаточно денег на подобную роскошь.
