же со мной ещё не знакома!
– Меня зовут Керри Мильтон.
Не знаю почему, но я выдержал паузу. Неужели я надеялся, что она меня вспомнит?
– По какому вы вопросу?
– Я журналист «Вечерней газеты». Мистер Кларк назначил мне встречу, – соврал я.
– Проходите.
Значит, он жив!
Замок зазвучал переливистым звоном, дверь отворилась и впустила меня.
Дом был точно таким же, каким я его и запомнил, только дорожки ещё не истёрлись и деревья не столь высоки. Я оглядел особняк. За него точно переплатили, и я даже знаю, во сколько – в полтора раза, ещё страховка и риелторский процент. Эх, как жаль, что этот дом продал не я! Господи, как же заткнуть в себе этого риелтора?
– Мистер Кларк ещё занят, он в своём кабинете, – вышла ко мне миссис Филлис. Она была не такая седая, как раньше, но такая же невесёлая, как тогда.
– У себя? – переспросил я.
– Подождёте? – пригласила она меня в дом.
– Конечно.
– К нам приезжает много журналистов, знаете, не каждый год такое открытие.
– Понимаю.
– Вы из какой редакции?
– Из «Вечерней газеты».
– Правда? Вы тоже пишете об открытиях в медицине? Я думала, только о звёздах.
– Мы развиваемся.
– Вот это хорошо.
Я сел в удобное кресло, в то же самое кресло, только оно ещё скрипело новой кожей.
– Может, чаю? – спросила Филлис.
– Нет, спасибо, – я оглядывал дом.
На стенах и на камине фотографии Анны, много фотографий: она с отцом, она в детстве.
Я встал и подошёл к одной из них. Нет, такой я ее ещё не помнил, слишком юная, где-то смешная, не пережившая ещё ни одной смерти своего отца. Я вспомнил, как она лежала у меня на коленях, как я убирал с лица её спутанные волосы, каким глубоким и резким был её последний вздох. Но теперь всё не так, всё теперь по-другому, она здесь или нет, она должна быть уже в Японии. Может, так оно и лучше, может, и оставить всё как есть. И какая мне к чёрту разница, почему тогда не умер мистер Кларк.
– Анна, – задрожал голос миссис Филлис, – она была такая красавица…
– Была?! – не понял я.
– Вы хотели меня видеть? – услышал я низкий голос.
Со второго этажа спускался мужчина уже не среднего, но ещё и не пожилого возраста. Вид его был хоть и строг, но вполне себе дружелюбен. Из нагрудного кармана жилетки, что была комплектом дорогого костюма, свисала цепочка. Вычищенные до блеска ботинки, сияя новизной, отражали огни больших люстр. Он был солиден и статен, как, пожалуй, не всякий учёный, но вполне себе всякий педант. Седая, чётко выбритая борода прикрывала половину его морщинистого, но всё ещё красивого лица, брови чёрные, как и глаза, нос греческий, взгляд тоже, осанка прямая.
В общем, для человека, на чьих похоронах я был уже дважды, выглядел он исключительно хорошо.
– Тоже из газеты? – спросил мистер Кларк.
– Не понял, – пожал я протянутую мне руку.
– Последнее время, знаете ли, зачастили. Я и не ждал столько внимания к себе. Но, честно сказать, это даже мне на руку.
– Не против внимания? – сел я на то же кресло, с которого только что встал.
– Не против денег, – он присел рядом. – Вы позволите? – надкусил он щипчиками сигару. – Курите?
– Нет, спасибо.
– А я вот курю. Кубинские, самые лучшие, – показал он мне.
– Нынче учёные многое могут себе позволить, – улыбнулся я.
– Честно сказать, не все, но в этом есть и ваша заслуга.
– Моя? – удивился я.
– Нет, не лично ваша, как вас, простите?
– Керри Мильтон.
– Не ваша, Керри, а вашей журналистской братии.
– А, вы об этом…
– Когда я первый раз заявил, что работаю над лекарством от рака, – он затянулся и выпустил длинную струйку дыма, – дай бог памяти, когда это было… Точно, в пятнадцатом году. Так вот, тогда это не вызвало особого резонанса. Ничего не нашло продолжения. Конечно, я был на пороге открытия, я проверял совместимость компонентов… А вы не записываете? – удивился он.
– Диктофон в кармане, – соврал я, – не люблю, знаете ли, тыкать им в лица людей.
– Вот, это правильно. Так вот, никаких перспектив, чтобы кто-нибудь выделил мне деньги на дальнейшую работу над этим лекарством, у меня не было. Но в восемнадцатом году мне позвонил один человек. И сказал, что прочитал обо мне в какой-то газете, что ему просто необходимо, чтобы я продолжал эту работу, что он сделает всё возможное, чтобы моей персоной заинтересовались где надо. Он перечислил мне приличную сумму и исчез.
– Исчез?
– Представьте себе. Может, это был кто-то известный, я был, честно, не в курсе, но больше я его никогда не слышал, и он не интересовался ничем, как сквозь землю провалился, ей-богу.
– Или сквозь время…
– Что, простите?
– Ничего-ничего, продолжайте.
– Ну а что, собственно, продолжать… С тех пор дела пошли в гору, работать в институте мне уже было не нужно, я открыл свою лабораторию.
– Значит, вы так и не узнали, кем был тот господин?
– Я, знаете, и не пытался. Мне оно было зачем? С тех пор и по сегодняшний день я работаю над этим лекарством, испытания идут полным ходом, и, как я уже не раз заявлял на своих конференциях, скоро оно будет запущено в массовое производство.
– Это прекрасно…
– Конечно.
Я посмотрел на камин.
– Ваша дочь тоже учёный?
– Нет, – нахмурился доктор, – она психолог.
Филлис всхлипнула.
– Она погибла пять лет назад, – сказал мистер Кларк.
Я не мог в это поверить.
– Как? – еле вымолвил я и поймал подозрительный взгляд, мол, куда ты лезешь, щенок. – Я хотел спросить, не от рака? Простите.
Я знал, что не от него, я знал, что она ничем не болела, но вопрос был вполне логичным.
– Нет, что вы. В авиакатастрофе. Она летела в Японию, хотела там работать. Там, знаете ли, много программ для психологов, семинары и прочая дребедень, я не вникал, честно сказать, не знаю, чем отличаются семинары здешние от тамошних, да и психолог, он, по-моему, везде один. В общем, она решила лететь. – Он опять затянулся сигарой и задумался, посмотрев на трещавший камин. – Самолёт разбился.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже. – Он выдержал долгую паузу и продолжил: – Она ведь должна была лететь на другом самолёте, но рейс в последний момент отменили и пересадили всех в два других, они были наполовину свободны. Один из них, в котором и была Анна, пропал с радаров через шесть часов, ещё через четыре…
– О господи…
– Успокойтесь, Филлис, – он опять закурил, – ещё через четыре обломки были обнаружены в
