Считала, что на чужой крови девочка выросла. Грех на душу взяла, прости Господи!
Тогда я решилась. Нашла ниточку, за которую б дернуть эту Лию можно было. Организовала встречу. Шантаж удался. Та предложила откупные. С ее связями можно было выбрать подходящий вариант. Но я настояла на своем. У меня и расписка есть: «Я, такая-то, отдаю на воспитание свою больную дочь такой-то. Сроком на тридцать лет. По причине невыносимой ненависти к ребенку. Число. Подпись».
Лия Аркадьевна даже не поинтересовалась, кто я и для чего мне нужна ее дочь. Похоже, обрадовалась выгодному исходу дела. Мужа обещала обработать. И выполнила обещание. Правда, форма расписки ей однозначно не понравилась, но тут последнее слово осталось за мной. Так что киднеппинг мне не пришьют, разве что налоговая незаконной трудовой деятельностью заинтересуется. Хотя, если работаешь за бесплатно, налоговую это не волнует.
С Матвеем сложилось легко. Устроилась к ним домработницей. Диана постоянно меняла прислугу. До запоминания имен и лиц не снисходила.
Деньги я подменила на пятый день. Как раз между уборкой вашей квартиры и мойкой окон у Ерохина. Там обычно Любаша справлялась, полковник дома почти не бывает, можно было себе позволить небольшую разгрузку. Втроем мы легко укладывались в сложный трудовой график. Маруся Михайловна стряпала. Любаша занималась уборкой. Я сидела с детьми. Потом мы менялись…
Итак, о Матвее. Назавтра он как раз в казино собирался. Ну, я и воспользовалась моментом. Оказалось, удачно, простите за цинизм…
Следующим стал Родин. Этот напыщенный индюк привык снимать с жизни пенки. Еще бы — непризнанный в широких кругах гений. Да со связями! Девочек коллекционировал. Причем, исключительно имеющих шансы на выход в примы.
Искать уязвимые места этого «Станиславского» пришлось долго. Никак не удавалось понять, чем же на самом деле живет и дышит Роберт Никитович. Светлов помог, не любил, очевидно, театрала. Заметил как-то: «Старый козел спит и видит, как стать великим. Да вот таланта Бог не дал».
И опять работа помогла — вот кому шпионами быть — серым трудолюбивым мышкам-домработницам — всюду вхожи, никем не замечаемы. Идеальный вариант. Заменила на пару дней родинскую горничную. Это стоило мне пары тысяч долларов — девушка мечтала отдохнуть в Таиланде. Нас Любаша свела. Еще одно удачное совпадение, хотя вы в них и не верите.
Освоилась. Вникла. Лишь с третьего раза удалось разглядеть трещину между супругами. Начала прислушиваться к мнению увядающей примы. Представляете: женщине тридцать пять. Хороша. Умна. Талантлива. А он уже замену подыскивает, чтоб в цвет и в стиль эпохи. Да что там подыскивает — нашел давно!
Женщина себе цену знала. Ему — тоже. При мне как-то вышла ссора. Он все больше отмалчивался. Она — истерила. Швырялась посудой, грозилась выброситься из окна или убить изменника во сне. Вспомнили обо мне, притихли. Перешли на великосветский язык: «Милочка, это недостойно. Прими валерьяночки, успокойся. Я готов забыть…» И далее в том же духе. Разошлись по комнатам.
Она заперлась в будуаре. Звонит подружке, плачется:
— Чем мне мужа удержать? Я же люблю его…
Какая уж там любовь — сплошная выгода. Но она воображала, что любит. Трагическая любовь — красиво и романтично. А ведь сама Родина считала себя героиней романтической. Двадцать четыре часа в сутки в амплуа, такое под силу не каждому.
Подруга что-то советовала. Агния не соглашалась. Думала о своем:
— Лапушка, может, мне прижать супруга к стенке его же липовой драматургией? Он же клепает чистый плагиат. Выискивает по журнальным завалам прошлого века, выворачивает наизнанку. Кто помнит этих бабочек-однодневок! Выстрелили шедевриком, вспорхнули, залетели на огонек. Опалили крылышки. И привет.
Назвала две пьесы, прошедшие на ура. Автора премьерной. Мне этого хватило. Полстранички в газете — и человека практически не стало. Грустно. Хотя я радоваться должна. Вот только не получается…
Теперь о главном. Каждый эпизод плана давался мне с трудом. Все труднее и больнее переживались результаты. Я пришла к осознанию своей ошибки. Мстить человеку не должно. Это великий грех. «Не судите, да не судимы…» — немного не в тему, но в принципе… Нашлась мстительница! Да чем я лучше этих подонков, если пользуюсь их же методами?
Лишить человека смысла жизни, отняв самое дорогое — настоящее преступление! За такое казнить следует, этого-то я и добивалась на суде. Не получилось. И взялась восстанавливать справедливость. Думала, сломаю, уничтожу врага, мне легче станет. И им, — Елена кивнула в нависшее над головой звездное небо, — тоже. Как же я ошиблась!
Ведь не хотела, чтобы сволочи эти до последней черты дошли. Я же только на их страдания и потери готова была. И когда Гулькин с собой покончил, испугалась…
Она резко остановилась, дрожащими руками искала в сумочке носовой платок. Михей почувствовал досадную пустоту справа. Согретое близостью собеседницы плечо словно осиротело, покрылось мурашками, прочувствовав прохладу ночи. А в душе продолжались «Звездные войны». Профессионал боролся с мужчиной, стремящимся освоиться в роли рыцаря. Христианин противостоял атеисту. Скептик — оптимисту. Он рвался на помощь. И не мог сдвинуться с места.
А совсем рядом страдала несчастная женщина. Внешне она оставалась бесстрастной. Лишь слезы выдавали то, что творилось внутри. Где все давно устало корчиться в муках, низвергаться в бездны, тонуть в неведомых пучинах, сгорать, превращаясь в прах…
Она держалась изо всех сил. Должно быть, привыкла в своих чувствах балансировать на грани одиночества. Подчеркнуто прямая спина, сжатые в кулаки пальцы, вздернутый к небу нос… И полные отчаяния глаза…
«Господи, прости и помоги, направь на путь истинный…»
Он сделал наконец выбор. Шагнул вперед:
— Лена, чем я могу помочь?
Она отступила. Вытерла глаза. Глубоко вздохнула. И шагнула к Михею:
— Да. Для этого я вас и пригласила. Не могу справиться сама. И боюсь… Все рушится, получился эффект домино… Я не в состоянии это остановить… Не хочу больше жертв! Никаких, слышите?
— Успокойтесь. Никаких жертв не будет. Обещаю.
Глаза в глаза. Рука в руке. Сердца стучат рядом. Над головой усыпанное сияющими огоньками небо, космос, пустой и безразличный. И во всем мире только он и она…
— Я обещаю, слышите?
Горячая щека прижалась к груди. Кому-то могло показаться смешным, но Михей почувствовал себя счастливым идиотом. И не первый за день раз. А несколькими мгновениями спустя — совершенно несчастным. Он понимал, что запущенный механизм так просто не остановить. Даже спрогнозировать последствия сложно.
«Получится ли сдержать слово, когда от тебя мало зависит. Но как поступить, если у тебя на груди плачет женщина? Разве что несколько отсрочить продолжение исповеди. Слишком тяжело она ей дается. Слишком
