Мамотюк уставился Вике в лицо жестким, изучающим взглядом, и Вика повторила:
— Я не уйду.
— Вот и хорошо. Другого ответа я не ждал. — Полковник встал со стула, обошел вокруг стола и присел на ручку кресла, в котором сидела Вика. Кресло отчаянно затрещало. — А чтобы отметить твое возвращение, предлагаю встретиться в субботу у меня на даче. Там, кстати, буду не только я, но и мои друзья, так что можешь привести с собой какую-нибудь подружку. Кстати, один из моих друзей — очень богатый и влиятельный человек. Из тех, кого принято называть олигархами. Это он спонсирует ваш конкурс. Видела когда-нибудь живого олигарха? Нет? У тебя будет шанс близкое ним познакомиться.
— Когда вы отпустите Павла?
— Через час-другой. Мне нужно уладить кое-какие формальности. А ты иди домой. Когда все кончится, я тебе позвоню. До встречи, милая!
…В финале конкурсе «Мисс Россия», который состоялся через десять дней, Вика Филиппова заняла первое место. Корону на ее прелестную головку водружал полковник Мамотюк.
Вячеслав Иванович Грязнов открыл холодильник и задумчивым взглядом исследовал его содержимое. Потом виновато сказал:
— Сань, прости, в холодильнике шаром покати. Пельмени будешь?
— Спасибо, я неголоден.
— А под сто грамм?
— Да нет, я воздержусь. Башка что-то весь день болит.
— Завтра дождь обещали, вот и болит. Давление.
Пока Грязнов ставил воду под пельмени, Турецкий пил кофе и курил.
Наконец Вячеслав Иванович покончил с «этим грязным делом», так он называл любую работу по хозяйству — от уборки комнат до приготовления яичницы, и тоже сел за стол.
— Итак, Саня, что мы имеем? Стволы из сейфа вещдоков проверены. Мамотюк и Ханов убиты не из них. Психопатка Лаврова отказалась от своих показаний и не опознала Подгорного по фотографии. Тот паренек из «порносекты» тоже. Похоже, на них сильно надавили. Очередной провал?
Турецкий нахмурился:
— Такое ощущение, что тебе не терпится усадить Подгорного и Филиппову за решетку. Ты должен радоваться, что подозрения по поводу твоих коллег не оправдались.
— Брось, Сань. Ты прекрасно знаешь, что убивали они. Возможно, у них были для этого веские причины, не спорю. Но преступление есть преступление.
— А как же презумпция невиновности?
— Ты мне об этом не рассказывай, хорошо? Одно дело — знать, другое — доказать. — Грязнов взял чашку Турецкого, отхлебнул из нее кофе и поставил на место. — Я установил за Филипповой и Подгорным наблюдение, — сказал он. — Но Подгорный — хитрый старый лис. Его голыми руками не возьмешь. Тем более мы даже не знаем, кто будет их следующей жертвой.
— Кипит, — сказал Турецкий.
— Что? Кто кипит?
— Вода, говорю, кипит!
— Ах да.
Грязнов высыпал пельмени в кастрюльку и вернулся за стол.
— Ладно, с пареньком из «порносекты» понятно. Но ума не приложу, когда Подгорный успел припугнуть Ингу Лаврову?
Турецкий пожал плечами:
— Она могла просто передумать. Без всякого принуждения.
— Могла, конечно, но… Черт!
— Что?
— Забыл проверить автоответчик. Жена должна с дачи позвонить.
— Ну так иди и проверь.
— А за пельменями последишь?
— Угу.
— Смотри не съешь, — усмехнулся Вячеслав Иванович. — Имей в виду, я их все пересчитал и пометил.
— Иди читай, куркуль.
Маячок автоответчика показывал два непроверенных сообщения. Первое сообщение было от жены. Грязнов внимательно его прослушал, вздохнул и перешел ко второму.
— Вячеслав Иванович, — послышался из динамика мужской голос, — это Эдмонт Васильевич Вермель говорит. Помните такого? Я звоню по важному делу… Не знаю даже, как начата… В общем, сегодня моя жена достала из почтового ящика листок бумаги. А на нем — моя фамилия. И она перечеркнута. Не знаю, можно ли к этому относиться всерьез, но мне что-то не по себе от таких шуток. Возможно, я преувеличиваю, но… В общем, не знаю. Завтра утром я буду в Дворянской палате. Будет время — подъезжайте, поговорим. Я в долгу не останусь, вы меня знаете. Номер моего сотового… Всего хорошего и привет жене!
Грязнов посмотрел на автоответчик и нахмурил рыжеватые брови.
— Вот вам и следующая жертва, — тихо проговорил он. Затем крикнул: — Сань! Иди-ка послушай!
Когда Турецкий пришел в гостиную, Вячеслав Иванович дал ему прослушать запись.
— Это тот самый Вермель, который олигарх? — поднял брови Турецкий.
Грязнов кивнул:
— Угу.
— Гм… — Александр Борисович задумчиво почесал нос. — Теперь припоминаю. Он действительно спонсировал конкурсы красоты. Его физиономия даже на рекламных плакатах красовалась — в окружении длинноногих красоток. Я даже слоган его помню. Что-то вроде — «Красота спасет мир! А мы поможем ей это сделать!» Или «А мы поможем ей финансово!» Что-то в этом духе.
— Да, я тоже помню. Вот тебе и связь с предыдущими жмуриками. Ты запомнил номер его мобилы?
— Да. Диктуй, я наберу.
Турецкий продиктовал номер мобильного телефона Вермеля, Грязнов набрал и включил громкую связь.
— Слушаю вас! — раздался из динамика бодрый голос Эдмонта Васильевича.
— Грязнов беспокоит. Я прослушал ваше послание на автоответчике.
— А, Вячеслав Иванович. Знаете, я думаю, что слегка погорячился. Все это чушь собачья. Детские шалости. Не стоит внимания.
— Я так не думаю.
— Правда? Что ж, на этот случай я принял необходимые меры. Ко мне теперь ни одна муха без разрешения не подлетит.
— Вы усилили охрану?
— Угу. И с людьми общаюсь крайне избирательно. Так что за меня можете не волноваться. Впрочем, спасибо за звонок. Всего хорошего!
— Но…
Вермель отключил связь. Вячеслав Иванович чертыхнулся и снова набрал его номер. Раздался гудок, затем второй… Последовали короткие гудки — Вермель не желал разговаривать.
— Вот так, — с ухмылкой сказал Грязнов Турецкому.
— Брось, — сказал Александр Борисович. — Кто-кто, а уж Вермель-то точно в безопасности. С его-то возможностями. Завтра заеду к нему в офис и поговорю.
— Да, я тоже так думаю. И к тому же… — Грязнов вытаращил глаза.
— Что такое? — удивился Турецкий.
— Пельмени!
— Черт!
Мужчины бросились на кухню.
— Ну вот, — сокрушенно сказал Вячеслав Иванович, выгружая в тарелку то, что должно было быть пельменями. — Будем есть пельменную кашу.
— Какая разница? То же тесто, то же мясо, только форма не та.
— Форма, Саня, в этом деле главное.
Пока Вячеслав Иванович возился с пельменями, Турецкий задумался. Его лоб прорезали резкие морщины. В глазах появилось озабоченное выражение.
Вячеслав Иванович принялся накрывать на стол, но Турецкий посмотрел на часы и вдруг засобирался.
— Ты куда это?
— Да хочу пройтись по свежему воздуху. Я тебе вечерком перезвоню, и решим, что делать дальше.
— А как же пельмени?
— Свою кашу ешь сам. Пока!
На улице было сыро и прохладно. Поначалу накрапывал мелкий дождь, но вскоре перестал. Налетел порыв холодного ветра, и Турецкий поежился. Потом поднял ворот и сунул руки в карманы куртки. Сквер за это время стал еще зеленее (вернее, учитывая поздний час, еще чернее). Один из фонарей перегорел, и большой отрезок аллеи погрузился во тьму. Вышагивая по нему, Александр Борисович чувствовал себя неуютно.
Прохожих в сквере попадалось мало. В основном это были мужчины, которые припозднились на работе, а теперь шли домой, срезая для скорости путь.
Но вот впереди замаячила одинокая женская фигурка. В отличие от других, женщина шла не спеша, раскрыв над собой зонтик.
Турецкий прибавил шагу. Расстояние между ними постепенно сокращалось. «Что я скажу? — думал Турецкий. — И как я это скажу? — Он был уже совсем рядом, времени на размышления не оставалось. — А, будь, что будет», — сказал себе Александр Борисович.
Он поравнялся с женщиной и заглянул ей в лицо:
— Виктория Сергеевна? Здравствуйте!-
Женщина вздрогнула и глянула на Турецкого из-под зонта.
— Александр Борисович? Вот так встреча. А вы, оказывается, тоже любитель ночных прогулок в непогоду?
— Да. Люблю тьму, дождь и ветер. Это, знаете, здорово бодрит.
— Вы без зонта? Ныряйте под мой.
— Дождь уже кончился.
— Правда? — Виктория Сергеевна вытянула руку. — И правда не капает. Ну что ж…
Она сложила зонт. Несмотря на то что дождь прекратился, на улице было холодно, Турецкий зябко передернул плечами:
— Виктория Сергеевна, может, зайдем куда-нибудь?
В полумраке парка сверкнула полоска ее зубов.
— Куда, например?
— В кафе. В бар.
Она остановилась. Турецкий тоже. Виктория Сергеевна пристально посмотрела ему в глаза.
