Поэтому усилием воли я отправила себя в кровать, закрыла глаза и лежала без единого движения, пока не пришел сон.
Глава 11
Утро началось с трели домофона. На экране видеонаблюдения под дверью топталась Людочка, свежая и опрятная, будто сейчас не шесть утра. Я молча открыла ей дверь и побрела на кухню. От вчерашнего лирического настроения ничего не осталось, одно лишь раздражение, что не получается выспаться.
Людочка из коридора выкрикнула:
– Я знаю, как ее выманить! Я все придумала! И все узнала!
Новый поворот дела ее явно вдохновил. Следователь скинула второпях куртку и принялась с жаром излагать свой план:
– В детском доме на Вернадского находится младшая дочь Сорокиной, остальных уже удочерили, их местонахождение и данные усыновителей – закрытая информация.
Она, не спрашивая разрешения, выхватила у меня из рук чашку со свежим кофе и хлебнула в запале. – Ирка меня много лет ненавидит! И если следит там под окнами и увидит меня, а еще и рядом с ее дочерью, то точно не выдержит. Я уверена, что она хочет девочку забрать обратно. Но так как жилищных условий нет, а судимость есть, то надежды мало сделать все официально.
– Да, остается ей действовать, как привыкла, – совершать преступление, – согласилась я с Людмилой.
– А это значит выкрасть дочь! А тут мы, я уже в отдел позвонила, они собирают оперативную бригаду для ареста.
– Подожди, но если она невиновна? Что ты ей предъявишь? Стоять под окнами детского дома закон не запрещает. Ее вина – лишь наш домысел, свидетелей нет.
– Есть улики – блестки на крыше.
– Могла уничтожить одежду, если ума хватило, – возразила я Людочке.
Но та с уверенностью отрезала:
– Признается, у меня все признаются.
В детском доме инициатива окончательно перешла моей напарнице, которая из Людочки, маминой дочки, превратилась в старшего лейтенанта полиции, следователя Рядкину. Когда директриса на ее требование немедленно нас провести к дочери Сорокиной что-то попыталась возразить, Рядкина замолчала, достала свое удостоверение и просто уставилась на нее таким взглядом, что пожилая женщина на полуслове смолкла и протяжно вздохнула. Потом мы шли по длинным коридорам, заведующая продолжала вздыхать, но молчала. В общей комнате для детей несколько девочек прилежно корпели над тетрадками, обложившись учебниками. Дочь Ирины я узнала сразу, потому что она была точной копией своего отца: те же вытянутые глаза, светлые волосы и кожа, резкие черты лица. Дети робко сгрудились при виде двух женщин. Когда заведующая кивнула:
– Сорокина, пойдем, – я услышала еле слышный шепот девочек.
– Ее забирают! Ее удочерят!
– А где папа тогда?
– Вот везучая!
Девочка зашагала рядом с нами, в глазах у нее засветилась радость, а мне стало неловко. Наш замысел вызвал у меня горькие ощущения, я начала отставать от процессии все сильнее, словно желая отделиться от происходящего. В кабинете заведующая поджала губы на слова Рядкиной, что она заберет девочку на полчаса, и снова промолчала. Лишь перед тем, как за нами закрылась дверь, она тихо прошептала:
– Это будет на вашей совести.
От ее слов меня покоробило, и следом нахлынули сомнения. Что, если мы ошиблись или что-то пойдет не по плану? Ведь это ребенок, а вся наша операция просто самодеятельность. Рядкина ради новой звезды на погонах совсем потеряла бдительность. Я отвела ее в угол и зашептала, косясь на девочку:
– Людмила, это безумие. Если она нападет на тебя? Она ведь полоснула тебя ножом и, возможно, убила Жогина. Это опасно, безрассудно.
В круглых глазах сиял азарт.
– Я справлюсь. Оперативная группа в засаде, мы просто выйдем за ворота и постоим на улице пятнадцать минут. Я все рассчитала.
Девочка вдруг подала голос:
– Можете не шептаться, я и так знаю, что вы меня не заберете. Все только приходят, смотрят и не забирают. Взрослые никому не нужны.
– Почему ты так решила? Ты совсем не взрослая, ты малышка, – удивилась Людмила.
Но девочка насупилась, затаилась в себе, как ежик, что выставляет колючки.
– Давай просто сейчас прогуляемся немного, – предложила Рядкина и взяла ребенка за руку. Девочка пожала плечом демонстративно и шагнула к двери. Я схватила ее за вторую руку:
– Я пойду с вами!
– Но это странно будет выглядеть, – упрямилась следователь.
– Зато безопасно. У меня черный пояс, если…
– Что, если? – Дочь Сорокиной с любопытством вслушивалась в наш спор.
– Ничего, – Людмила сжала ее руку, наклонилась и заглянула в глаза. – Не бойся, ничего не бойся. Я не дам тебя в обиду.
Втроем мы перешагнули наконец порог кабинета директора, прошли по коридору и оказались в зеленом густом парке. Оставалось пройти буквально сотню метров до железных ворот, чтобы попасть на широкий проспект со снующими машинами. Там в машине ждали вооруженные оперативники, сотрудники с собаками. Но мы сделали ровно десять шагов.
Сзади вдруг раздался шорох, Рядкина охнула, выпустила руку девочки и шлепнулась неловко на колени. Я только начала поворачивать голову, как почувствовала, что детская ладошка вылетает у меня из пальцев. Высокая женщина в блестящей футболке и обтягивающих джинсах поднималась с колен. При прыжке с дерева она сбила с ног Людмилу, но смогла ухватить одной рукой девочку. И теперь, пока мы в шоке от нападения, перехватила свою добычу покрепче и побежала в сторону забора.
– Ира, Ира, Сорокина, стой! – Людочка вскочила на ноги и бросилась следом. Но женщина в ответ лишь ухватила камень побольше, резко развернулась и замахнулась в нашу сторону.
Людмила, грозная и стальная Рядкина, вдруг остановилась и абсолютно спокойно попросила:
– Прости, Ира. Прости, пожалуйста.
– Чего? – от удивления женщина разинула рот и опустила дочку на землю.
– Прости, что я не смогла тебе помочь. Я так виновата. Если бы я могла вернуться назад, то все бы изменила. Мы наняли бы тебе адвоката. Ты ведь не виновата была. Я просто… – голос у Людочки был полон досады. – Я такая идиотка. Я ведь могла
