При этих словах придворные вполголоса запротестовали, и Георгий остановил их властным движением руки:
– Это так, не спорьте. Кое-кто уже попытался воспользоваться моей слабостью. Орбелиани… впрочем, не буду лишний раз называть имя этих предателей.
Он перевел дыхание и продолжил:
– Вы знаете, что у меня нет сына, нет наследника мужского пола. Но это не значит, что мне некому оставить престол Картли. Бог не дал мне сына – но он даровал мне дочь, которая не уступит ни одному мужчине умом и твердостью духа…
При этих словах в рядах царедворцев снова поднялся ропот – но он был далеко не таким почтительным, как прежде. Кое-кто покосился на племянника царя, принца Демну, которого многие считали претендентом на царский трон.
Царь снова властно поднял руку и повысил голос:
– Тамара, дочь моя, не уступает ни одному мужчине! И сегодня я, царь Картли, помазанник Божий, объявляю вам свою волю: с сегодняшнего дня я назначаю Тамару своей соправительницей, вместе со мной она будет судить своих подданных, вместе со мной будет править вами, а когда Богу будет угодно оборвать нить моей судьбы, Тамара станет вашей единоличной властительницей, царицей прекрасной Картли!
Царедворцы молча переглядывались, обдумывая царскую волю.
В том углу пещерного храма, где стояли князья и дворяне восточной Кахетии, среди которых сильно было влияние мятежного клана Орбелиани, поднялся ропот. Но царь гневно сверкнул очами, и его правая рука, Давид Чхония, переглянулся со своим племянником. И ропот затих.
– Вы услышали мою волю! – проговорил царь обманчиво тихим голосом. – И если вы верны мне – вы все сейчас присягнете моей дочери, как присягали мне, и поцелуете животворящий крест в знак верности новой царице и всему моему роду!
Давид Чхония и его племянник Валико оглядели ряды знати, и тут же вперед вышел архиерей Даниил с богато украшенным крестом. Он пошел по проходу между дворянами, то и дело останавливаясь и дожидаясь, пока все приложатся к кресту, а Чхония с племянником следили, чтобы никто не пропустил присягу.
– Присягаю царице Тамаре, клянусь служить ей верой и правдой, защищать ее от врагов и недругов… – произносил раз за разом архиерей, и за ним слова присяги послушно повторяли десятки голосов, гулким эхом отражаясь от сводов пещерного храма.
Когда все присягнули юной царице и поцеловали крест, царь оглядел присутствующих и проговорил окрепшим голосом, из которого исчезла прежняя немощь:
– Лучшие люди Картли! Вы присягнули своей новой царице, и Бог свидетель, что вы будете ей верными, честными подданными, на того же, кто осмелится нарушить эту священную присягу, обрушится гнев Господень! Сейчас владыка Даниил возложит на царицу священный венец, который сотни лет хранится в нашей стране и служит символом божественной власти! Этот венец в далекой древности принадлежал одному из соратников Александра Великого, а потом был отнят в бою нашим предком, великим полководцем Суреной Храбрым у гордого римского военачальника Красса…
Девочка в тяжелых золоченых одеждах медленно поднялась со своего трона, медленно подошла к алтарю, опустилась перед ним на колени. К ней подошел старый архиерей, слабыми трясущимися руками взял с алтаря золотой венец, украшенный разноцветными сверкающими ягодами драгоценных камней, и возложил его на аккуратно причесанную девичью голову.
Как ни удивительно, венец не был велик юной Тамаре, он пришелся ей впору. Архиерей произнес дрожащим, надтреснутым стариковским голосом:
– Венчаю на царство Тамару, дщерь царскую, законную наследницу великого рода Багратиони, да будет она долго и мудро править всеми землями и народами от моря до моря, от Востока до Запада, картвелами и абхазами, аланами и ранами, кахами, овсами и армянами.
Голос архиерея окреп, многократно отразился от сводов пещерной церкви и затих.
Девочка в золоченых одеждах поднялась с колен, повернулась лицом к своим подданным, и они с удивлением увидели, как она изменилась за считаные минуты.
Это была уже не двенадцатилетняя девочка, растерянная и испуганная перед лицом знатных и могущественных людей, это была юная царица, осознающая свою власть. Как древний венец оказался впору ей, двенадцатилетней, так и царская власть, легшая на ее хрупкие плечи по воле отца, оказалась ей под силу…
Кое-кто из князей поморщился – надо же, придется терпеть над собой власть девчонки… но кое-кто и порадовался – у страны будет замечательная правительница, умная и решительная, с которой не всякий мужчина сравнится…
