опасности. Нахлынуло, будто в прорубь окунулась. Все тело изготовилось к активным действиям.
А затем, не отдавая себе отчета, я резко отпрыгнула назад, во двор, к «Чтецу».
Прямо передо мной откуда-то сверху приземлился совсем недавно упомянутый «человек-змей».
Я увернулась от струи из перцового баллончика и выбила баллончик из руки Эдика.
Прямо напротив входа под арку, со стороны улицы, затормозила машина.
– В машину ее тащи! – проорала файерщица Рита.
Фраза относилась к выскочившему из машины рыжему Михаилу.
Эдик сначала попытался поднять перцовый баллончик (не удалось), потом атаковать. Довольно неплохой удар с левой ноги, но я была быстрее. И не церемонилась: врезала ему в солнечное сплетение так, что Эдика отбросило к стене. Вложилась от души, понимая, с кем имею дело.
А затем к стене отбросило меня – смачным хуком справа, от Михаила. Хрустнули зубы, во рту стало солоно от крови. Я увернулась от второго хука, поднырнула под руку Михаила и оказалась у него за спиной. Но не успела увеличить дистанцию – времени едва хватило, чтобы вновь уйти в сторону. Оттого ручища Михаила задела меня по плечу не так сильно, как могла бы.
Я отступила дальше во двор: больше места, дальше от машины и потенциальные свидетели – в магазине.
Эдик еще валялся на тротуаре, Рита застыла, наполовину высунувшись из машины.
Я сосредоточилась на Михаиле. Пропустила скользящий удар по уху, чтобы подпустить его поближе, и изо всех сил врезала ногой в пах.
А затем еще раз, потому что с первого раза рыжий гимнаст еще попытался достать меня, задев кулаком нос и подбородок.
После второго удара Михаил согнулся, но остался стоять на ногах. Пришлось добавить ему по затылку, и вот это наконец отправило его в нокаут.
Картина маслом: Эдик хрипел, словно креветка, скрючившись на асфальте, Михаил пребывал в отрубе. Файерщицы Риты и след простыл. К ее же пользе, а то я была на таком адреналине, что хотелось продолжить драку.
Постепенно адреналин схлынул. Я подобрала свою сумочку, кое-как собрала высыпавшиеся из отброшенной папки ксерокопии. И отпрыгнула в сторону метра на два, когда Нина Антоновна протянула мне пропущенную ксерокопию.
Выглядела Ивлевская очень испуганной, руки ее подрагивали. Она оглядела поле боя.
– Дима вызвал полицию, – пролепетала она.
Ага, молодец. Герой – спасу нет, и где только раньше был?
Я сглотнула накопившуюся во рту кровь и поморщилась: несколько задних зубов в нижнем ряду слева и, по крайней мере, один в левом верхнем угрожающе сильно шатались. Пломбе точно конец, а ведь поставила всего месяц назад.
– Тащите веревку. Пусть Дима поможет связать.
Дмитрий не замедлил явиться и нападавших скрутил как следует. Я проследила, чтобы Эдика он связал особенно заковыристо: вдруг этот «густоперченый мальчик» вывернется.
Я, наблюдая, ожидала: вот бы дернулись. Был бы повод добавить: драка отпускала меня медленно.
Челюсть, ухо, плечо, подбородок, нос – все обретало прежнюю чувствительность после драки и спада адреналина, все вспыхивало от боли. Из-за вынужденно мощных ударов болели и руки, и ноги.
После неосторожного касания языком пломба с верхней челюсти на языке у меня и оказалась. Я вынула ее изо рта и не глядя запихнула в карман под почему-то уважительным взглядом Дмитрия.
– Чего?! – рявкнула я.
Дмитрий смутился и перевел взгляд на нокаутированного гимнаста.
– Вот этот рыжий к Кочету припирался, скандалил и утверждал, что он его ребенок. – Сын Ивлевской повернулся к Эдику. – А вот этот как раз терся возле пансионата, вынюхивал всякое.
И без паузы:
– Давайте, что ли, компресс вам пока, а то морда лица у вас…
– Это у тебя морда, – огрызнулась я. – Погоди.
Я прошла под арку и задрала голову. Только сейчас, на отходняке, вспомнилось, как «змей» Эдик чуть не сверзился мне на голову.
Заранее затаился в засаде?
Морщась от пульсирующей боли, я задрала голову.
Арка была высокая, метров пятнадцать-шестнадцать в высоту. И где-то за полтора метра от «потолка» арки на обеих стенах был узкий декоративный каменный карниз. Выше над карнизом оказалась лепнина, довольно выпуклая. Что-то советское, рабочие с колхозницами.
Тренированный человек вполне мог бы раскорячиться и затаиться в засаде на этом выступе. Например, вон за ту руку и голову рабочего вполне можно держаться.
Что ж, Эдик и раскорячился, и затаился.
Циркачи, чтоб их…
Я прошлась до конца арки, выглянула.
Никого.
Зато – камеры на стенах дома со стороны улицы, уже кое-что. При соответствующем ракурсе съемки и номер машины можно будет увидеть.
Вся драка не заняла и пяти минут. Случайно или намеренно, но циркачи попали в промежуток времени, когда на улице не оказалось случайных свидетелей или они были далеко.
Зато теперь народ подтягивался: заглядывали и со стороны сквера, и со стороны улицы, ага, вот и на втором этаже над магазином распахнулось окно…
– Придется полицейских ждать, – посетовал Дмитрий. – Я один не дотащу.
Нина Антоновна только охала, поглядывая то на одного связанного парня, то на другого.
Я старалась не трогать языком остальные зубы. Очень не хотелось положить в карман еще один, и еще…
Вызванные на место происшествия товарищи в форме (парни и одна деваха) загребли всех: связанных циркачей (все еще в отрубе), побитую меня и обоих Ивлевских как свидетелей.
Это шло в плюс ситуации. Дмитрий знал, что рыжий Михаил интересовался наследством, то есть добычей Кочетова. И вот это жестокое нападение, а скорее, попытка похищения – лишний раз доказали опасность притязаний на эту добычу. Где бы она ни была.
В машине меня начало укачивать, и едва патрульный «уазик» доехал до отделения, я выскочила и метнулась к ближайшей мусорной урне. Рвало интенсивно, до победного, до сухих спазмов.
Патрульная деваха протянула пачку влажных салфеток.
– Может, вас того… в больницу? – посочувствовал ее коллега.
– Не надо. Сначала показания дам, – упрямо возразила я.
Задетые зубы в нижней челюсти угрожающе шатались от каждого слова. Ну
