суда, лавируя меж прохожими в толпе и с трудом выдерживая паузы при красном свете на светофоре. Еще на подходе я заметила и охрану, и заранее приготовленный транспорт, и весьма приличное количество журналистов. Вполне ожидаемо.
Варданян все еще не брал трубку. Впрочем, его отношения с Маковой были не теплее моих: можно было надеяться, что он будет держаться подальше от этой…
Выходят!
Я едва успела занять удобную позицию. И, на секунду обернувшись на шум, едва удержалась от нервного смешка. Будто удирающий кот от своры собак, я привела за собой журналистов из «Хинкальной». И оказалась в своеобразной ловушке между толпой тех и этих журналистов. В таком случае мне следовало оставаться на своем месте, чтобы меня не засекли; а захоти я безопасно покинуть свой «пост», пришлось бы подождать, пока толпа рассосется. Удачно, Охотникова, нечего сказать. Сиди, жди…
По роду деятельности быть простой наблюдательницей мне не полагается, да и в принципе доводится редко. Я имею в виду – так, чтобы мое вмешательство исключалось в принципе. Так что сейчас я ощущала себя кем-то средним между осознающей свою участь подопечной мойр, древнегреческих богинь судьбы, и… обезьяной, взгромоздившейся на дереве в надежде, что проносящийся внизу оползень это самое дерево не свалит.
В кармане завибрировал переведенный в беззвучный режим мобильник. Я огляделась, оценивая обстановку, и ответила на звонок.
– Евгения? – вопросительно и тревожно позвал Варданян. – Что случилось?
И никаких лишних уточнений. Почуял ли он, какова сейчас ситуация?
– Молчите и слушайте! – Я тоже взяла быка за рога. – Что бы ни происходило – держитесь подальше от Маковой и от Соколова. Не спрашивайте. Просто сделайте, как прошу.
– Я понял, – подтвердил он. Но тут же добавил, еще встревоженнее: – Вы где-то рядом?
– Я сама с вами свяжусь. Скоро, – отрезала я.
Вопросов не последовало, и я нажала на отбой.
Если Варданян смог ответить на звонок, значит, он уже находится вне здания суда; либо в той его зоне, где мобильники врубать уже можно. А значит, оглашение приговора состоялось.
Выход царя был близок, вон, уже и бояре со своими микрофонами и камерами на изготовку встали.
Ожидание напрягало. Не хватало только музыки Эннио Морриконе из какого-нибудь спагетти-вестерна. Теперь я себя ощутила еще и индейцем в засаде.
Главного ковбоя – Комаровой – все еще не было. Ничего, это наверняка ненадолго…
Возле главного входа показалась охрана: Соколова не прятали от общественности. Стервятники должны быть накормлены; да и неплохо во всеуслышание известить, что успешный музейный вор, один раз уже обломавший рога правосудию, наконец-то понесет заслуженное наказание.
Я выискивала взглядом Макову, но отчего-то первым делом в поле зрения попал Варданян; в чересчур светлом для зимы пальто, он настороженно оглядывался и явно пытался высмотреть меня. Бесполезно – от здания суда меня было не увидать.
Макова шла чуть не впритык к Соколову, словно та самая богиня судьбы или, что вероятнее, богиня правосудия. Безжалостный конвоир, ни на секунду не выпускающий свою жертву. Это вдвойне впечатляло, если вспомнить о ее раненой ноге. Жаль, не видно, с тростью ли она и насколько твердо шагает.
Охранников хватало, и они успешно блокировали подходы: жаждущие подробностей не подпускались ближе чем на три метра. Дюжие молодцы надежно прикрывали подсудимого и всех остальных, не позволяя даже просунуть микрофон в пространство между своими телами.
Журналисты позади меня, те, что пришли из «Хинкальной», не сделали и полушага в сторону Соколова и остальных.
Это было подозрительно, более того – пугало.
Я вгляделась в «коридор» из охранников.
Не все из них оказались дюжими. И не все – молодцами.
Словно пелена с глаз спала – или то был очередной фокус Василисы?
В большой, не по размеру, форменной куртке охранника, она не казалась нелепой или смешной. Даже с моего расстояния и при такой маскировке я увидела, что спину она держит очень прямо.
И пистолет – она вскинула его в секунду и без промедления выстрелила в Макову.
Надо отдать должное Антонине Владиславовне: даже без скидки на возраст реакция у нее была потрясающая. Как бы сильно она ни хотела засадить в тюрьму Соколова, своя жизнь ей оказалась дороже.
Прежде чем охранники среагировали, Комарова успела выстрелить три или четыре раза с очень близкого расстояния. Почти в упор.
В Артура Лаврентьевича.
Ее признали сумасшедшей.
Я слышала много разных домыслов; но ручаться могу лишь за то, что видела сама.
Увезенные машиной «Скорой помощи» тела Соколова и Маковой; безвольная и податливая, как тряпичная кукла, Василиса Ефимовна, скрученная охраной, в сеточке для парика поверх своих настоящих волос; ее же седой маскировочный парик, оставшийся валяться на асфальте, затоптанный журналистами и видом напоминающий дохлую грязную болонку; ощетинившиеся камерами операторы с обеих сторон; соляным столбом застывший у входа в здание Арцах – растерянный, с поднесенной ко рту зажигалкой и сигаретой, упавшей на ступеньки.
И, наконец, я – та самая обезьяна на дереве, глядящая вслед удаляющемуся оползню.
Я связалась с Варданяном пятнадцать минут спустя, но встретились мы только через три часа. Благодаря своим связям и явной непричастности к произошедшему Варданян провел в отделении полиции рекордно короткое время, отделавшись дачей свидетельских показаний.
После чего мы засели в его номере, и я подробно рассказала о своем участии в этой истории. К слову, сама я так и не смогла определить, насколько мое участие помогло Василисе. С одной стороны, я вывезла ее в Москву; еще не факт, что Комарова сама смогла бы преодолеть заградотряд Маковой. С другой – с момента, как мы разошлись в аэропорту, Василиса действовала независимо и вполне успешно.
– Одного преследователя в Тарасове она вырубила самостоятельно, – делилась я. – Вроде внушила ему что-то, хотя Макова говорила, что у них сотрудники проходят специальную обработку…
– …от блох и клещей, – глумливо закончил за меня Варданян, опрокидывая в себя еще одну рюмку коньяка. – Или он ей подыграл.
– Ага, – в тон ему отозвалась я. – И те парни, которых я вырубила, тоже подыгрывали.
Мы оба совсем немного выпили; я барышня крепкая, и двумя рюмками коньяка меня спать не отправишь. Но…
– …воображение у вас явно разыгралось. Вы еще скажите, что Соколов Василисе подыграл. – Я ткнула пальцем в сторону Арцаха, чуть не расплескав остатки коньяка.
– Ничего не исключаю, Евгения Максимовна. А вы разве не говорили, что Комарова совершенно непредсказуема, не соблюдает правила и что от нее можно ожидать любого сюрприза?
Я, нахмурившись, уставилась на Арцаха. Его слова вызвали в моем мозгу секундную вспышку какой-то мысли, неприятной, заставляющей
