шанс вообще стремится к нулю! Отец навел справки, через свои связи собрал информацию и о состоянии матери, и о предстоящей операции в Израиле, и о хирурге-онкологе, готовом взяться за лечение. Да, с такими сложными опухолями Михаил Исаакович Соркин уже сталкивался, хирург он действительно уникальный и процент его пациентов в стойкой ремиссии довольно высок, но случай у матери очень сложный!
Наверное, если бы он смогла вылететь в Израиль сегодня-завтра, шанс на выживание был бы реальнее, но увы — даже при самом благоприятном раскладе деньги появятся не раньше середины января, длинные новогодние праздники крадут первую декаду месяца.
А это, как выяснил отец, практически приговор. Соркин, конечно же, прооперирует, кто же станет отказываться от такой суммы, но вряд ли мать выживет. А она, Снежана, останется без квартиры. И неизвестно, что там с квартирой матери, может, она уже расписалась с этим своим Кешей и его там прописала!
Так что все правильно они с отцом решили. Но сказать это матери Снежана не могла, гадко было на душе, если честно. От самой себя тошно. Но это надо было пережить.
Пока ждали мать, они с отцом успели еще раз все это обсудить, стало чуть легче. Но почему-то очень мешал странный мужик за столиком в углу. Сидел он далеко, слышать не мог, но Снежане казалось, что он слышит. И периодически посматривает на них, а глаза у него при этом…
Неприятные глаза, если честно. Нет, так-то они красивые, и сам мужик был бы ничего, если бы не жуткий шрам на лице. Но выражение глаз… Даже на таком расстоянии Снежана читала в них брезгливое презрение.
— Почему он на нас так смотрит? — не выдержала девушка.
— Кто?
— Да вон тот мужик с жутким шрамом, в углу!
Отец оглянулся, но заметил только спину уходившего незнакомца. Усмехнулся:
— Тебе показалось, наверное. С чего бы ему на нас смотреть? Или это кто-то знакомый был?
— Да в том-то и дело, что незнакомый! Но почти все время, пока мы тут, он на нас пялился! Хотя… — Снежана сосредоточенно нахмурилась. — Ты знаешь, а вот сейчас у меня появилось ощущение, что я его где-то видела. Давно, очень давно…
— Вполне возможно, — улыбнулся отец. — И он так же мучительно пытался вспомнить, где он видел тебя. Потому и смотрел.
— Ты не знаешь, КАК он смотрел! Словно знал, осуждал за предательство… — голос Снежаны дрогнул, на глаза навернулись слезы.
Игорь успокаивающе похлопал дочь по руке:
— Ну все-все, не реви. Мы не предаем твою маму, просто надо реально смотреть на вещи. Я тебе обещаю, что найду Светлане лучших врачей здесь, в России. Они постараются помочь. А если не смогут, то… Ну что поделать, это жизнь. Я помещу Светлану в лучший хоспис, за ней будет великолепный уход, она… О, а вот и она!
У входа, осматриваясь, стояла Светлана. Увидела дочь и бывшего мужа, улыбнулась и торопливо направилась к их столику. В ее глазах было столько надежды, что у Снежаны снова заструились по щекам слезы, девушка всхлипнула:
— Пап, а может…
— Не может, — жестко ответил Игорь. — Разговаривать буду я.
* * *
— …очень эгоистично с твоей стороны, как ты не понимаешь? Да, принять свой приговор трудно, но это следовало сделать, не втягивая Снежану! У нашей дочери только-только начала налаживаться жизнь — благодаря мне, между прочим. Я нашел ей приличную работу, купил машину, девочка только в себя пришла после смерти сестры, а ты…
— А я эгоистично надумала умирать, — усмехнулась Светлана, пытаясь поймать взгляд дочери.
Не получалось. Снежана почти все время сидела, низко наклонив голову, и только по дрожащим пальцам рук было понятно состояние дочери.
— Не утрируй, — поморщился Игорь. — И не мучай дочь. Мне с трудом удалось убедить ее не жертвовать своей жизнью впустую.
— Жизнью?! — Плотину сдерживаемых эмоций прорвало, сил «держать лицо» не осталось. Все это — холодный голос Игоря, стыдливо прячущая глаза дочь, рвущие душу в клочья осколки разбившейся надежды — было таким неправильным, таким невозможным, что Светлана не сразу осознала происходящее до конца. — Машина и барахло — это твоя жизнь, доченька? А я как же? Ох, прости, это так жестоко с моей стороны — просить дочь о помощи. Надо было умереть тихонечко в сторонке, никого не беспокоя. Ничего, я исправлюсь! Прощай, дорогая доченька!
Светлана вскочила, задев столик, кофейная чашка нервно подпрыгнула, опрокинулась и мстительно выплюнула на скатерть кофейную гущу. Светлана швырнула, не глядя, тысячную купюру и почти бегом направилась к выходу. Снежана рванулась было следом:
— Мама!
Но отец перехватил ее за руку и силой усадил обратно:
— Не надо. Дай ей успокоиться. Она поймет.
* * *
А может быть, Игорь прав? И она действительно поступила эгоистично по отношению к Снежане, посчитав само собой разумеющимся, что ради спасения жизни матери та без сомнений отдаст квартиру. К тому же… Ведь квартиру подарила дочери она, совсем недавно. Просто чтобы порадовать. А уж в такой ситуации, случись подобное со Снежаной, сама Светлана отдала бы все, что угодно, даже собственную жизнь.
Алина — мать была уверена — поступила бы именно так, окажись она на месте старшей сестры. Не просчитывая вероятность благополучного исхода, не думая, что будет, если не получится.
То, что Игорь отказался помочь, особого удивления не вызвало, чего-то подобного Светлана и ждала. Но все же надеялась.
Но как же больно, Господи! За что ей все это? Почему со своей бедой она оказалась совсем одна? И помощи ждать не от кого…
Хотя… почему же не от кого? А Иннокентий? Ты совсем забыла о мужчине, подставившем свое плечо в трудную минуту, о пусть нелюбимом, но таком родном и близком человеке. Он готов помочь, он все это время был рядом, успокаивал и поддерживал. Может быть, удастся договориться с израильской клиникой принять сначала часть суммы, авансом? Перевести деньги, накопленные Кешей на черный день, потом она уедет в Израиль, а Кеша займется продажей квартиры, ее или своей. Наверное, все же ее, она больше. Конечно, надо будет до отъезда расписаться с Иннокентием, а потом выдать ему, как мужу, генеральную доверенность.
Следовало сразу этот вариант
