зеленый цвет его глаз. Но я вижу его лицо, угловатое и напряженное. Больше всего моя душа разрывается от того, что последние десять лет я понятия не имела, что он из себя представляет.
Дело не в том, что он разбил сердце моей сестре.
Дело в том, что я знаю его давно. С самого детства.
Я понимала его тогда, понимаю и сейчас, хотя знакомый зеленый блеск его глаз исчез.
Мы с ним одинаковые.
Мы понимаем друг друга. Мы оба стремимся к тому, что обойдется нам дорого. Очень дорого.
Но мы оба все равно стремимся вперед, пока наконец не обнаружим в своих руках лишь пустоту.
– Я совсем не этого хотел, – говорит Ной. – Я просто хотел, чтобы все…
Он опускает голову и закрывает лицо руками.
– Ты просто хотел, чтобы все про нее забыли.
Дрожащей рукой поворачиваю дверную ручку, и мои собственные слова – мое последнее сообщение Пайпер – душат меня. «Для меня тебя больше не существует». Затем я открываю дверь.
Ной молча за мной наблюдает, его глаза в свете люминесцентных ламп из коридора снова напоминают мерцающий нефрит. Он выходит.
Стирая слезы со щек, смотрю ему вслед. Закрываю дверь и поворачиваюсь к койке, сжимая двумя пальцами амулет на цепочке. Иду к сестре.
– Пайпер? – шепчу я.
Но она молчит, ее тело неподвижно. Спустя несколько недель после случившегося у меня все так же переворачивается внутри от одного ее вида. Лоб скрыт под бинтами. Все тело в синяках и ссадинах.
– Пайпер, прости меня.
Специальные аппараты поддерживают ее дыхание. Но убери эти аппараты, и останется один труп.
С другой стороны кушетки стоит стул, обычно его занимает мама. Но в этот раз на него сажусь я. Сжимаю холодную худую руку Пайпер в своей грязной, кровоточащей ладони.
– Спасибо за то, что пыталась взять всю вину за контрольные на себя. Знаю: я этого не заслужила. Извини, что в тот день оставила тебя одну.
Я шмыгаю носом.
– Мне очень жаль, что так вышло.
Я хочу, чтобы она очнулась. Хочу этого всей душой.
Слеза из моих глаз капает ей на волосы. Затем еще одна. Выпускаю ее руку, чтобы стереть их и поправить недавно белоснежную простыню, теперь запачканную слезами и грязью. С каждой новой слезой что-то во мне начинает ломаться и рушиться. Какая-то часть, которая была стальной и неуязвимой, но уж точно не сильной. Она трескается – и я сдаюсь. А когда я сдаюсь, слезы из моих глаз льются рекой. Я даю волю эмоциям.
На этот раз перед Пайпер я не пытаюсь строить из себя сильную. Я просто хочу быть ее сестрой.
Полтора месяца спустя
–Иди порыбачь, – говорю я и обмахиваюсь сложенными веером картами, хотя в больничной палате очень холодно.
Джейси недовольно тянется к океану [9].
Минуту делаю вид, что изучаю свои карты.
– Цепь, отдавай мне всех своих дам.
Алекс, подозрительно глядя на меня, склоняет голову набок.
– Ты подсмотрела мои карты?
Я хитро улыбаюсь, глядя на него поверх своих карт, а он удивленно поворачивается к Джейси.
Она пожимает плечами.
– Просто отдай ей карты.
Он нехотя вынимает одну даму и бросает в меня. Потом берет другую, я прикрываюсь рукой.
– Ах, как мы не любим проигрывать!
Он бросает оставшиеся у него карты на маленький столик и, потягиваясь, встает на ноги.
– Перерыв. Кому принести кофе с первого этажа?
Мы с Джейси поднимаем руки.
– И еще кексики с посыпкой, – добавляю я. – Пожалуйста.
Я наигранно хлопаю ресницами, Алекс, щуряюсь, глядит на меня – чувствую, как в животе порхают бабочки. Он неодобрительно качает головой.
– Не смейте заглядывать в мои карты, – сказал он нам, уходя.
– Ты ему нравишься, – говорит Джейси, подходя к кушетке Пайпер. – Это видно.
– Заткнись.
Мне хочется улыбнуться, но я прикусываю губу.
Иногда я думаю, что Алекс мог бы стать мне больше, чем просто друг. Иногда я вспоминаю его взгляд во время похода, вспоминаю, как его карие глаза заглядывали внутрь меня, словно прожигали насквозь и видели каждый почерневший уголок моей души. «Я вижу тебя насквозь, Саванна Салливан». В его словах я почувствовала надежду, что могу стать лучше.
Зевая, поднимаюсь и тащу стул к Джейси.
– Знаешь, я сейчас о парнях не думаю.
Джейси закатывает глаза, но я знаю, что она все понимает. Ни одна из нас не думает о парнях. Пока Пайпер в коме, все наши мысли о ней. Джейси любым способом пытается быть лучшей подругой. А я пытаюсь быть старшей сестрой. К тому же хорошей сестрой. На данный момент от меня и от Джейси требуется приходить в больницу по субботам к Пайпер. Может, она и не обыграет нас в «Рыбу», но мне нравится думать, что она нас слышит. Что она понимает: каждую игру, каждый разговор мы хотим разделить с ней.
Вообще-то мы не договаривались с Джейси и Алексом приходить к Пайпер. В первую субботу после похода мы просто пришли все одновременно. Так все и началось. Поначалу были неловкие разговоры. Потом сыграли в скрэббл.
Прогноз для Пайпер остается все таким же. Врачи считают, что она не очнется, но родители сдаваться отказываются.
– Как дела с заявлениями? – спрашивает Джейси, поправляя одеяло Пайпер.
– Ох, не напоминай мне.
Без Пайпер заполнение документов для поступления в колледж стало для меня настоящим кошмаром.
Когда я вернулась домой, родители были в бешенстве. Пока я была в походе, они звонили мне кучу раз. Только звонили они не из-за Пайпер – они волновались за меня. Я не вернулась в субботу, и тогда мама позвонила родителям Джессики, она решила, что я пропала.
Скорее всего, Джессика прокололась и рассказала про поход, чтобы родители не шли в полицию писать заявление о пропаже. Но все же пару часов они знатно поволновались. После всего, что случилось с Пайпер, потерять вторую дочь для них было бы ужасно. Мне было так стыдно, и я рассказала родителям о контрольных по химии.
Для меня это было непросто, и за один вечер мои отношения с родителями лучше не стали. Но они меня выслушали, потом плакали вместе со мной – из-за моих ошибок, из-за Пайпер. Они также запретили мне куда-то ходить, кроме школы и больницы.
Утром в понедельник я отправилась к директору школы Уинтерсу и призналась в том, что украла пароль мистера Дэвиса и поменяла оценки. Потом я отдала ему диктофон Пайпер – пусть администрация школы решает, как с нами поступить. И администрация
