всего, Снежана перезванивала.
Светлана в последний раз обвела взглядом прихожую и вышла, просто захлопнув за собой дверь.
* * *
Сегодня.
Самое плохое в жизни его любимой женщины завершится сегодня. Он сделал для этого все возможное.
Хотя нет, не все. Не вернул ей дочь. Их с Ланой общую дочь.
И даже не сообщил, что Алина жива. Рано еще, сначала надо помочь их девочке вырваться из сплетенной Ифанидисами паутины. Он сделает это после возвращения на Кипр, там ситуация пока терпит. Алина-Ника явно побаивается своего шефа, держится с ним сковано и отчужденно, ни о каком служебном романе и речи не идет. Алекс несколько дней наблюдал за дочерью, прикидывая, как ей помочь. И вообще — как с ней держаться, открыться или нет? Ведь тому, кто был, по сути, ее надсмотрщиком в рабстве, дочь вряд ли доверится.
Дочь… У него есть дочь!
Которая выросла без него. Носила чужую фамилию. Другого мужчину называла папой. Другой мужчина видел первые шаги его, Алекса, ребенка. Держал его девочку на руках, укладывал спать, ему она вплетала в волосы бантики и цепляла заколки. Он умилялся, глядя на очаровательную малышку в кудряшках…
Потому что родной отец этой малышки в кудряшках когда-то струсил.
Ладно, хватит хлестать себя по щекам. Ничего уже не исправить в прошлом, зато в настоящем — можно. И нужно.
Жизнь Алины более-менее наладилась, до опасного поворота было далеко, Ифанидисы затаились, и Алекс решил лететь в Россию, на месте разобраться, что там происходит. Он не мог поверить, что его Лана так легко могла принять смерть дочери, забыть о ней, променять на мужчину. Да, прошло больше двадцати лет, люди меняются, но…
Но не его Лана! Не его родной Олененок.
К тому же очень неспокойно было на душе, она, душа, рвалась туда, в Россию, к любимой, до сих пор любимой женщине. Беда с ней, большая беда, надо спешить, иначе…
Что иначе, Алекс не мог понять. Да он и своей маеты понять не мог, даже злился — что за бабская истерика? Это так внезапно свалившееся на него отцовство влияет? Разбередило старую, давно зажившую — как думал Алекс — рану.
Но злиться — непродуктивное занятие. Если что-то мешает нормальной жизни — реши проблему.
И Алекс улетел в Россию, отпросившись у Ифанидиса. Рвать с боссом окончательно он пока не решил, не видел смысла. Вытащить Алину и вернуть ее на Родину он сумеет, не привлекая к себе внимания. Что дальше? Время покажет. Если он будет нужен своим девочкам, он найдет способ быть рядом. Ну а если нет — зачем ломать свою устроенную, вполне комфортную и обеспеченную жизнь?
Разыскать Светлану большого труда не составило. И разобраться, что происходит в ее жизни — тоже. Что-что, а собирать информацию Алекс умел.
Страшный диагноз, предательство близких, тотальное одиночество…
Ох, как же трудно было сдерживаться, оставаться в стороне! Как хотелось изуродовать откормленную физиономию альфонса с труднопроизносимым именем Иннокентий! Отхлестать по щекам эгоистку Снежану! Ведь какая милая девчушка была, Алекс к ней искренне привязался. А выросла… Впрочем, вся в отца, такая же корыстная и бездушная. Сначала предала сестру, а теперь — мать. И крокодиловы слезы льет, типа раскаивается! Дрянь.
Ну да ладно, пусть живут, как хотят. Ему надо Лану спасать.
За много лет на службе у Ифанидиса на счету Алекса скопилась весьма внушительная сумма в евро, так что оплатить операцию Светланы он смог без проблем. Вчера к вечеру деньги поступили на счет израильской клиники, и сегодня ей должны позвонить.
А позвонили ему.
И сообщили, что телефон Светланы выключен, и не мог бы господин Агеластос связаться с госпожой Некрасовой и организовать ее приезд в Израиль? Это срочно, очень срочно! Время играет против госпожи Некрасовой!
Господин Агеластос пообещал сделать все возможное.
А сердце сжалось от дурного предчувствия. Ты что задумала, идиотка?!
* * *
— Скоро увидимся, солнышко мое родное, — Светлана ласково погладила Алину по щеке.
По мраморной щеке — Алина была изображена на памятнике в полный рост. Игорь расстарался, заказал шикарное надгробье. Откупился и вычеркнул из жизни, постарался забыть.
Могилу дочери, судя по цветам, навещала только Светлана. Или кто-то другой приходил без цветов, потому что в мраморной вазе стояли только те, что приносила мать.
Раньше этот мраморный пантеон, по сути — беседка из мрамора — немного напрягал Светлану, казался слишком пафосным для ее девочки. Позже она оценила возможность сидеть у могилы столько, сколько требует душа, не зависеть от погоды. Дождь ли, снег — все это теперь не мешало общению с дочерью, и Светлана порой несколько часов проводила здесь, делясь с Алиной наболевшим.
Осенью сидеть на мраморной лавке стало холодновато, и Светлана начала брать с собой плед и термос с горячим чаем. Могила Алины была немного в стороне от центральной аллеи кладбища, по периметру ее укрывала живая изгородь из туй, так что общению матери с дочерью никто не мешал.
И сегодня никто не помешает, тем более что перед Новым Годом посетителей на кладбище было, мягко говоря, немного. Предпраздничные хлопоты не оставляли места для тоски по ушедшим. Да и холодно, плюс накануне снега намело, а работники кладбища не спешили расчищать всю территорию, прогнали трактор только по центральной аллее, дальше — сами.
Сами так сами.
Ноги проваливались в снег выше колена, идти было тяжело, ботинки, не предназначенные для ходьбы по снежной целине, обиделись на столь бесцеремонное отношение и мстительно нагребли внутрь снега. Ага, получила, бестолочь! В другой раз будешь головой думать, и обувь более подходящую надевать! А сейчас — развернулась и марш домой, носки вон насквозь промокли, пальцы ног начинают неметь. Так и до воспаления легких недалеко, и обморожение…
Стоп! Ты куда прешься? Совсем с ума сошла? Тебе же сказано — возвращайся! Ну все. Приплыли.
Вернее, пришли.
В общем, когда Светлана добралась до могилы дочери, в ботинках ощутимо хлюпал растаявший снег. Но ее это не напрягало, простудиться не успеет. Улыбнулась мимолетно — надо же, какая ерунда в голову лезет. Она сюда пришла, чтобы остаться. Насовсем.
