Ты умрешь красивой - Юлия Викторовна Лист

Видя, что Эмиль по-прежнему взведен и может нагрубить монаху, Вера занервничала.

— Я сама буду говорить. Я справлюсь, — успела она шепнуть, пока монах отпирал замок. Эмиль молча вкатил мотоцикл в ворота.

Представившись, Вера сразу поведала, что они здесь из-за их воспитанника, тот подозревается в серии преступлений, избавив всю компанию от ненужных экивоков и сэкономив время.

— Нам нужен человек, который принял его в монастырь, — сказала она.

— Отец-настоятель уже постарел, но у него хорошая память. А мы подумали — опять туристов привезли, — ответил молодой монах, у которого загорелись глаза, когда он услышал, что речь идет о серийном убийце.

Гостей провели в сад, где причудливым образом вились дорожки, у часовни располагались скамейки, Вера заметила табличку с указателем «туалет». Все вокруг дышало уютом, но в то же время чрезмерная вылизанность говорила о том, что это ради туристов.

Отец-настоятель появился в дверях основного корпуса монастыря и не спеша подошел к гостям — семидесятилетний старик с копной седых волос, сухой, поджарый, с умным, спокойным лицом и живыми глазами. Вера тотчас ощутила, как волна тревоги отлегла. Она полагала, что ей придется говорить с самим Торквемадой, холодным, непримиримым, который сразу отсканирует все ее грехи и выставит вон с территории святой земли.

— Отец Антуан, — представился он. — Чем могу помочь?

Выслушав длинную историю злоключений его воспитанника, святой отец лишь вздыхал и качал головой.

— Это моя вина. Нужно было настоять, чтобы он не покидал общины… — вздохнул он. — Отец его умер рано, он остался сиротой. И уехал в Париж сразу же, как достиг совершеннолетия. Никто ему ничего запретить не мог.

Вера ждала от него более существенных сведений, кроме сожалений.

— Он был хорошим ребенком, исполнительным, ответственным, любознательным, но горе, случившееся в его семье, что-то сломало в душе, какую-то крохотную, но очень значительную деталь… как гипофиз в мозге. Это железа, как семечко маленькое, но выделяет целый букет гормонов, без которых человек не был бы существом разумным.

— Согласна… Возможно, его еще будут проверять на вменяемость.

— С виду ведь совсем обычный был, но только если не…

На пару мгновений отец Антуан задумался, глядя на буйно цветущий куст спиреи. В саду у монахов было много растений, которые обычно цвели осенью. У входа в часовню красовались гортензии, вдоль ограды — целый ряд светло-розовых шапок тамарисков.

— Только если не… — Вера осторожно попыталась напомнить старику об их разговоре.

— Я знал, если за ним наблюдать тайком, — заговорил тот, не отрывая взгляда от кустарника, — то откроется удивительная картина. Его особенность скрывает за собой не простое ребячество или детское любопытство. Нужно было придать этому больше значения, но… Всегда же веришь, что само пройдет, изживется, израстется, а оно не только не прошло, но выросло в гигантскую опухоль.

— О чем именно вы говорите? — Вера поспешила задать этот вопрос раньше, чем стоявший рядом Эмиль, судорожно жавший ручку своего мотоцикла, так что хрустела кожа перчаток, не встрял с грубостью. Его уже начинала напрягать стариковская медлительность святого отца.

Отец-настоятель опустил голову.

— Он… убивал животных.

— Убивал животных? — почему-то не поверила Вера.

— Поймает голубя в силки, долго держит его в руках, а потом сворачивает шею и смотрит, как тварь божья подрагивает в судорогах. Или кролика… ударит об землю головой, сядет над ним на корточках, впиваясь глазами, словно желая понять, почему они это делают, дергаются, хрипят, а потом затихают. Его дважды ловили, брали, как у вас говорят, с поличным, но он на расспросы не отвечал. Повесит голову и молчит. После уже никто его не заставал за преступлением, но то курицы недосчитаются, то у канарейки в клетке дверь распахнута. Мы держали кроликов, их было много, никто особо не считал, но часто монахи сообщали, что у крольчатника то тут, то там лужица крови. Тела он прятал, не находили… Может, и выбирался за ограду монастыря, ходил хоронить своих жертв в лес. Здесь у нас рядом Национальный парк Эгремон, ограждений нет.

— А вы его наказывали за это?

— Конечно! — просто ответил настоятель. — А как иначе?

— Видно, особо не помогло, — мрачно проронил Эмиль.

— Как вы его наказывали? — поспешила Вера с вопросом, чтобы святой отец не успел узреть в реплике ее шефа издевательской нотки.

— В основном работой… посильной, разумеется.

— А били?

— В рамках дозволенного.

— Вы знали, что антиквар, к которому он поступил, жестоко с ним обращался, но мальчик ни разу никому не пожаловался? — осмелилась спросить Вера.

— Монастырская жизнь делает человека выносливым, повышает сопротивляемость невзгодам. Совершенно не обязательно, если хозяин жестоко с ним обращался, что мы тоже его мучили здесь. Поверьте, это не так. Мелек получил травму в раннем детстве. Это его сделало таким, какой он есть. Вы представились психологом, и, наверное, вам это более очевидно, чем мне. Я лишь недавно стал ознакомляться с разными течениями в психологии, прочитал про психоанализ, про трансактный анализ Эрика Берна. Очень многое для себя открыл, в особенности того, что касается раннего детского возраста. Мелек попал к нам уже поломанным. Но я не был готов принять такого воспитанника, как оказалось. Психика человека таит в себе столько непознанного.

— Удивительно слышать это от священника, — улыбнулась Вера.

— Есть множество путей познания темных сторон души человеческой. И Священное Писание — не единственный. После того, как я прочел в газете об убийствах в Париже, в парке Тюильри, увы, долго сопротивлялся мысли, что преступником мог быть наш Мелек. Не принимал эту мысль ни в какую. Но она преследовала меня годы. Я много раз собирался отправиться в полицию и поговорить с каким-нибудь из следователей, чтобы облегчить душу. Но не ходил. Мне казалось, если я заблуждаюсь все-таки, навлеку на мальчика беду.

— А вы с ним имели связь в эти годы?

— Нет, он никогда больше сюда не являлся, не писал писем и не звонил. Никогда.

— А что стало с землей отца Мелека?

— Он собирался ее отписать монастырю за обучение сына. У нас не было никакого официального договора. Я принял его сына к себе в ученики в качестве жеста доброй воли. И он собирался отблагодарить меня тоже совершенно искренне. Но умер раньше, чем успел написать завещание, поэтому земля должна принадлежать Мелеку. Она в запустении, все кругом поросло кустарником.

— Вы бываете там?

— Только если едем мимо в сторону Эгремона.

— Никогда не замечали признаков того, что кто-то там живет?

Настоятель задумался.

— Нет,