— Говорите, — повторила она с болью и тревогой в голосе.
Миша по-ребячьи выпятил нижнюю губу и уставился в пол, как провинившийся пацан, эта его гримаса приводила многих женщин в умиление и смешила. Полина же чуть не плакала, глядя на его жалостливое лицо.
— Полина Аркадьевна, примите мои искренние соболезнования… — выдавил он из себя шаблонную фразу, потому что другие в этот миг просто растерял.
— Ксюшенька? — сразу догадалась она. — Вы ее нашли? Ну, слава Богу, а то я уж боялась, что не похороню.
Миша поднял на нее удивленные глаза.
— Вы знали, что она погибла?
— Мне сказала та женщина в очках… Бывший комсомольский работник.
— Буслаева? Где вы ее видели? — Из соболезнующего он моментально превратился опять в сыщика.
— В лагере, — спокойно ответила Полина Аркадьевна. Видно, в ней все уже настолько перегорело в первые дни исчезновения дочери, что сейчас она была трезва и рассудительна. — Она сказала мне, что Ксюшенька в раю.
Блюм поморщился, как от боли, и переспросил:
— В раю? Так и сказала? — Он сделал паузу и, понизив голос, произнес: — Самой же ей уготовано более мрачное место в загробном царстве.
— Она умерла?
— Повесилась позапрошлой ночью.
— Так я и думала. — Полина Аркадьевна прикрыла веки и задала вопрос, который мучил ее все эти дни: — Как умерла Ксюша?
Он выложил перед ней все данные экспертизы. Эти данные порадовали их с Вадимом, если можно вообще в такой ситуации говорить о какой-то радости. А фотографии из ОВИРа подтвердили версию Миши о порнобизнесе. Смерть Ксюши на этом фоне пока выглядела недоразумением.
Все это он рассказывал ей в течение часа — специально тянул время, чтобы дождаться Соболева.
— А где Юра? — наконец, не выдержав, спросил он.
И тут неожиданно Полина расплакалась, тихо, как плачут люди с расшатанными нервами.
— Я ничего не понимаю, Миша, — произнесла она, — он уехал очень рано — в девять утра. Всю ночь не мог уснуть из-за собаки этого лесника.
— Может, он решил сегодня остаться в лагере?
Она помотала головой, отчего слезинки упали ей на халат.
— Мы, наоборот, с ним договорились, что он заберет сегодня оттуда все свои вещи.
— Так, — Блюм ударил себя кулаком по колену и встал с кресла. — Надо ехать в лагерь!
— Я с вами.
— Нет! — отрезал он. — Вы ждите его здесь. Я вам позвоню из лагеря. — И уже с порога крикнул: — Не прощаюсь!
Он очертя голову бросился по лестнице вниз. «Что делать? Просить у Жданова машину? Не даст. Люди и машины — все сейчас задействовано. Все работает на нас. Эх, Юрка, Юрка, допрыгался ты со своей самостоятельностью! Собачку стало жалко? Узнаю тебя, друг». И только на автовокзале он вышел по рации на связь со следователем:
— Я еду в лагерь!
— С ума сошел?
— Соболев пропал!
— Доигрались со своей самостоятельностью?
Миша ухмыльнулся: «Повторяет за мной как по писаному».
— Вадик, будь спок! — ответил он теперь его словами. — Ночевать там не останусь. Разведаю обстановку и вернусь.
— Машину тебе прислать?
— Пришли эксперта, если можно. Думаю, он там понадобится.
Белый, как «скорая помощь», «рено» въехал во двор на улице Амундсена и остановился у предпоследнего подъезда девятиэтажного дома.
— Постой! — взял он ее мягкую тонкую кисть. — Посидим немного.
— Хочешь выяснить отношения? — криво усмехнулась Татьяна. — Валяй!
— Зачем ты так, Таня? — Ленчик положил руки на руль и уткнулся в них подбородком. «Не везет! Не везет мне с бабами! — быстро проносилось у него в голове. — Полина позавчера обругала последними словами. Дочь я ее погубил! Хорошо придумала! Эта вот сидит — смотрит зверем! Неужели, кроме денег и побрякушек, им от меня ничего не надо? Неужели как человек я ни черта не стою?»
— Ну, что? Так и будем молчать? — Внутри у нее нарастала буря. — У меня дочь там одна — давай поживее!
— Ничего с твоей дочерью не случится.
— Да? — ехидно приподняла она левую бровь. — Не слышал, что в городе девочки пропадают?
— Что, Чикатило на гастроли приехал?
— Дурацкие у тебя шутки, Леня! — Буря началась. — И сам ты…
— Договаривай!
— Не буду.
— А почему не будешь? Боишься, что побрякушки потребую назад?
— А ты мне их напрокат дал? На время спектакля? Спектакль кончился — сдай реквизит?
«Красиво говорит, стерва! — все больше влюблялся Ленчик. — Ей бы и в самом деле на сцену!»
— Так возьми свои побрякушки и катись к чертовой матери!
Ни колье, ни сережек с бриллиантами, которые подарил ей Травкин, у нее при себе не было, потому что не было повода их сегодня надевать. Они возвращались от Ленчика, из его роскошной пятикомнатной квартиры в центре города, с кухаркой и горничной. Они весь день провалялись в постели, и ей не о чем было с ним говорить. Пропасть в общении между ними все расширялась и углублялась. Его это всегда тяготило. В интеллектуальном плане он до сих пор оставался детдомовцем, фрезеровщиком и фарцовщиком. Даже любовь к театру и зрелищам, возникшая в последние годы, уже ничего не могла изменить. Он любил, но любил бессловесно.
— Таня! Таня! Куда ты? Подожди!
Но уже было поздно — она ловко выпрыгнула из машины и резко хлопнула дверцей.
— Завтра пришлю их тебе по почте! — бросила она на прощание и скрылась в подъезде.
Появлению в лагере Миши не удивились. Элла Валентиновна ждала его, как кару небесную, а он даже не обратил на нее внимания.
Блюм привез страшную весть о гибели Ксюши Крыловой, она разлетелась по лагерю со скоростью света, и в лагере в этот вечер не было другой темы для разговоров.
— Соболев не приезжал? — спросил он у Ларисы.
— Что ты! — махнула она рукой. — Юра совсем нас забросил.
Разговор с Трениной не клеился — что-то сломалось в нем по отношению к этой женщине, она больше его не интересовала. Это происходило каждый раз. Блюм не умел долго любить. На тех, которых любил дольше месяца, он обычно женился. Но и отметка в паспорте еще никого не спасла от разочарования, новой любви и даже ненависти. Что касается Ларисы, то она была ему благодарна за сказочные ночи, но не более того. Влюбляться, терять голову вовсе не входило в ее планы.
Вот потому и не клеился разговор — ему вдруг стало неловко и стыдно за свое холодное безразличие, а ей обидно, что он больше ее не хочет. Вот потому она не обмолвилась о событиях прошедшей ночи, а он — о самоубийстве Буслаевой.
В конце концов им не пришлось долго подбирать ключи к заржавевшим замкам, так как пришла машина с экспертом.
Далеко ехать не понадобилось. У развилки двух дорог, ведущих к шоссе и к деревне, они увидели мертвого пса в луже подсохшей крови. Блюм сразу догадался, что это собака лесника, из-за которой Соболев не спал всю ночь.
— Два пулевых ранения, — констатировал эксперт.
Миша заметил в зубах у Чера кусок выдранной ткани.
— А пес-то — боец!
— За это, видно, и поплатился жизнью, — предположил эксперт и добавил: — Надо бы увезти его с собой — ткань взять на экспертизу.
— Что это даст?
— Установим группу крови преступника. Вытащим из тела собаки пули — узнаем калибр пистолета или ружья стрелявшего.
— Добро, — согласился Миша, и они аккуратно уложили мертвого Чера в багажник машины.
Еще час ушел на обследование местности: пока солнце не склонилось за горизонт, они тщательно, исследовали каждый сантиметр вокруг места трагических событий. Блюм даже немного углубился в сосновый бор — вдруг отыщется труп Соболева. «Ерунда! — сказал он сам себе. — Они бы увезли его куда-нибудь подальше и там закопали или еще проще — сбросили бы в озеро». Он повернул назад. Эксперт порадовал его своей неожиданной находкой — в высокой траве в пяти метрах от дороги он обнаружил пустой пузырек из-под эфира.
— Если повезет, снимем отпечатки пальцев.
«Значит, усыпили Соболева, — быстро соображал Блюм. — Не убили, а только усыпили. Зачем? Чтобы убить в другом месте? Или он нужен им живым? Опять же — зачем? А зачем убивать? Все, что он мог рассказать, он уже рассказал. К расследованию отношение имеет разве что косвенное. Скорее бы их порадовал мой труп или труп Жданова. Что же тогда остается? Ну, Мойше, давай поживее! — приказал он себе. — Месть? Стацюра вроде наказывает только девочек, мальчиков пока не трогал. А что, если?.. Что, если они взяли Соболева в заложники? Идея не свежая, но стоит пораскинуть над ней мозгами. — И, уже садясь в машину, подумал: — Плохи же ваши дела, господа бизнесмены, если вам понадобились заложники».
