архив МООП. Вложив письмо в конверт, запечатал, приписал сбоку: «Лети с приветом, вернись с ответом» – такая уж была традиция. И не только у оперов…
Потом подумал, глянул на часы. Снял трубку. Мало ли – вдруг на работе еще?
– Девушка… Это снова Алтуфьев, следователь… Мне бы опять Эстонию. Нет-нет, на этот раз Таллин… Уже сейчас можно? Отлично! Диктую номер. Да-да, слушаю… Это Алтуфьев, прокуратура Ленинградской области. Мне бы… А-а! Привет, Арвид! Тере! Вышла? Ах, уже идет… Здравствуй, милая! Тере! Чего так поздно? Хочу сказать, как сильно по тебе соскучился. И как сильно люблю! Это ведь никогда сказать не поздно, верно? Я ведь, как тот мальчишка у Смелякова, – «он с именем этим ложится, он с именем этим встает»! Да нет, не подхалимничаю. Нет, ничего не надо – просто голосок твой услышать… Ну и так, пустячок один… У тебя ведь, кажется, подружка в архиве МООП?
* * *
На этот раз Максим не договаривался с Верой о встрече. Просто после обеда поехал в Тянск по делам – узнавать, какие документы нужны для устройства на металлургический завод, какие специальности требуются, да дают ли общежитие. Узнав все в отделе кадров, молодой человек все же решил заглянуть к Вере – уже скоро должна была закончиться смена. Покупать заранее ничего не стал: мало ли, в комнату уже подселили соседок – тогда, наверное, не очень удобно будет зайти…
Усевшись на знакомую скамейку у автобусной остановки, Мезенцев посмотрел на часы. Пропустил пару автобусов…
Новенький синий «Москвич-408» притормозил совсем рядом. Водитель – лысоватый дядька лет сорока в пижонском кримпленовом костюме и модной желтой рубашке с галстуком – выскочив, обежал машину, галантно распахнул дверцу перед сидевшей внутри пассажиркой – худенькой юной блондиночкой в нейлоновой блузке.
Вера!
Ну, мало ли, кто кого подвез, бывает… может, какой-нибудь там прораб…
Однако лысый не просто выпустил девушку – он еще поцеловал ее в губы! И та не отпрянула! Вот ведь… И куда только комсомольский патруль смотрит? Хотя при чем тут патруль? Это что же такое происходит?
Поцеловав Веру, хлыщ в кримпленовом костюме уселся за руль, помахал рукой и укатил вдоль по широкому проспекту Энгельса. Макс поднялся и зашагал к автобусу – как раз только что подошедший бело-голубой «ЗИЛ-158» с шипением распахнул двери. Десятый маршрут – на вокзал, там и автостанция. Как раз…
– Максим!
Он все же обернулся.
– А я думаю – ты это или не ты? – как ни в чем не бывало подбежала Вера. – А мне соседей подселили. Ничего, девчонки веселые…
– А ты теперь на «Москвиче» с работы ездишь? – Мезенцев презрительно усмехнулся и скривил губы. – Удобно…
– Ну, раз уж ты все видел… – Девушка вдруг сделалась серьезной и, кажется, ничуточки не смутилась. – Так оно и к лучшему… Давно хотела сказать, да как-то… Короче, это Виктор Палыч, главный инженер СМУ.
– Ага-а! Понятно… Главный инженер, о как! – развел руками Максим. – А не староват он для тебя?
– А ты не смейся! – резко одернула его Вера. – Знаешь, это моя жизнь… И я не очень-то хочу скитаться по общагам да малосемейкам. Надоело! Что так смотришь? Будешь воспитывать? Говорить о принципах советской молодежи, о трудовых подвигах, о том, что с милым рай и в шалаше…
– Да не собирался я ничего такого… – Максим неожиданно рассмеялся, без всякой обиды, без всякого зла. – И правда, твоя жизнь – живи! А я своей буду… Удачи!
Запрыгнув в автобус, Максим, не оборачиваясь, бросил пятак в кассу и оторвал билет.
– Ну, ты все же не держи зла! – прокричала вслед Вера.
Макс хмыкнул, но обернулся и помахал рукой…
Вот так вот, как-то все легко и случилось. Может быть, потому что не любовь у них с Верой была, а просто… легкое увлечение. Так ведь бывает…
Автобус, правда, оказался не того маршрута – шел на завод… А вот завод нынче стал парню без надобности. И правда – зачем?
* * *
Вернувшись с обеда, Ревякин сразу же заглянул к Алтуфьеву – в бывший свой кабинет.
– Володь, ты тут про лесника спрашивал…
– Ну? – оторвался от бумаг Владимир Андреевич.
– Мы когда с реки вернулись, с Койвы, где схрон осматривали… – Игнат начал издалека. – Так у меня все сапоги в иле. Липучий такой, зеленый… Дома еле отмыл! Так вот, Колька вспомнил, что такой же ил он видел на сапогах у лесника, Эрвеля. Ян Викторович на лошади к ним заехал как раз, когда Женя Колесникова пропала. Ты, Владимир Андреич, не думай – Колька парень приметливый.
– Хорошо, хорошо, – искоса глянув в окно, засмеялся Алтуфьев. – Я и не думаю. И к сведению обязательно приму. Спасибо, что сообщил. Да, если в дежурку из Таллина звонить будут, пусть срочно зовут.
Из Таллина позвонили уже ближе к вечеру. И разговор вышел долгий… Алтуфьев много раз переспрашивал, что-то записывал, уточнял, а потом, поблагодарив Марту, надолго заперся в кабинете – думать. И ведь было над чем! Много чего рассказала супруга…
Во-первых, словесный портрет (фотографию выслали позже). Эрвель, Ян Викторович, коренастый, без особых примет, лицо вытянутое, лоб высокий, с залысинами, глаза глубоко посаженные, серые, обычно носит вислые усы.
Но ведь это никакой не Эрвель! Лесник – высокий, с круглым лицом и седоватой бородкой, и глаза у него вовсе не глубоко посаженные, а скорей даже немного навыкате.
На кисти левой руки татуировка светло-синего цвета – сердечко и буквы «ВИКА». А вот это – совпадает! Еще бы – такая примета… Так татуировку-то можно и набить, если очень надо…
Тепло! Теплее! Горячо!
Владимир Андреевич вновь снял трубку, позвонив в Тянск:
– Сереж, Алтуфьев. Да-да, вечер добрый. У тебя данные на Авдейкина еще не пришли? Ну, те, из ИТК… Пришли? Славно! Ну-ка, глянь, с кем он там корешился? Ах, с земляками… Диктуй! Кярг… Ситуллин… Кареев… Ага, спасибо, пока все. Как там Авдейкин? Понимаю, что сидит. Ты вот что… ты его пока не трогай – пусть посидит, понервничает. А потом я скажу, когда. Да вообще-то и сам завтра подъеду.
И снова звонок, в Таллин, Марте. Хорошо, еще домой не ушла.
– Не ушла, не ушла, Инга сегодня у тетушки. Кярг… Ситуллин… Кареев… Гляну. Но только завтра уже. Ты моей подружке весь шоколадный отдел скупишь! Она «Аленку» любит, «Аннеке»… Ох, Володя, ну и неугомонный же ты!
– Я тоже тебя люблю, милая. Ты вот что, ты завтра мне сразу в Тянск звони, лады?
* * *
На следующий день Марта позвонила уже к обеду. Как
