шагнувший в сторону Коряга перекрыл Морпеху линию огня. Одно движение дрожащего пальца должно было уложить Ворона на каменистую землю и развязать кровавую бойню. Но Джузеппе опередил его, без всяких приготовлений метнув гранату, как обыкновенный булыжник. Шестисотграммовый чугунный «лимон» ударил наркомана в правую скулу, разбив бровь, отбросив голову назад и на полторы секунды прервав целенаправленные действия. Кровь залила глаза, а Джузеппе прыгнул вперед и повис на автомате, пригнув ствол к земле.
Грузин все же нажал спуск, но выигранные полторы секунды сделали свое дело: короткая очередь фонтанчиками взрыла землю под ногами Ворона. И тут же открыл огонь Погранец. В предвидении массовой перестрелки «АК» стоял в режиме автоматического огня, и надо обладать хорошими стрелковыми навыками, чтобы вручную отсекать один-два патрона да еще добиваться снайперской точности… У Погранца такие навыки определённо имелись. Две из трёх выпущенных пуль достигли цели: одна вошла грузину немного правее переносицы, другая — под левый глаз. Где из них какая вышла, сказать было сложно, так как затылочную кость вынесло вместе с мозгами, которых у задиристого наркомана было, очевидно, немного, либо ненадлежащего качества… Огромная дыра на затылке опрокинувшегося назад наркомана, если и не вызвала панику среди херсонцев, то однозначно не способствовала поднятию боевого духа. Хотя по инерции некоторые все же схватились за оружие, но наглядная трагичность судьбы соучастника задержала пальцы на спусковых крючках — все же мысль опережает действие! Тем более что командиры всё поняли.
— Тихо, тихо, стоп! — что есть силы закричал Ворон своим и чужим, ухватившись за Корягу и не понимая, почему одна нога пронизана болью и не держит его тяжелого тела. — Все, закончили, не стрелять!
— Не стрелять, это Зураб виноват! — вторил ему Мадьяр, развернувшись к херсонским и расставив руки. — Опустили волыны, все!
То ли чудо и железная дисциплина, то ли нежелание следовать наглядному примеру незадачливого наркомана и бесславно умирать не когда-то и где-то, а немедленно — прямо здесь и сейчас, спасли бригады от обоюдного уничтожения. Напряжение немного спало, но любое неосторожное движение могло оказаться спичкой в пороховом погребе.
— Уводи своих! — сказал Ворон, которому Морпех накладывал жгут и повязку на рану чуть ниже колена.
— По машинам! — заорал Мадьяр. — Уходим!
Херсонцы бросились к машинам, захлопали дверцы…
— Трупака своего заберите! — бросил Мадьяру Погранец. Он все еще держал автомат наготове, может, поэтому, его слова звучали веско и убедительно.
— Да куда я его дену? — возразил Мадьяр. — Пусть лежит, тут его все равно никто не знает…
— Дай ему штуку баксов! — приказал Ворон Коряге. — А куда ты его денешь — не мое дело! Скажи спасибо, что я тебе башку не прострелил!
Труп погрузили в просторный багажник «Мерседеса», и машины противоборствующих сторон разъехались в разные стороны. Через несколько минут поляна опустела. Джузеппе подобрал гранату, Погранец — две гильзы. Где-то в кустах осталась третья, да пятна крови и гильзы от ППШ на месте переговоров. Может быть, здесь осталась и душа убитого, обреченная на многовековое бесприютное скитание.
* * *
Ворона положили на заднее сиденье «Волги», Морпех пристроился рядом, придерживая обмякшее тело, Коряга сел за руль и быстро набрал скорость. На кочках и неровностях дороги раненый стонал.
— С такой раной надо в больничку ехать, — сказал Морпех. — Похоже, кость задета. Можешь хромым остаться.
— Огнестрел. Они тут, наверное, тоже в полицию сообщают, — сцепив зубы, с трудом проговорил Ворон. — Наши доктора всегда звонят!
— Дадим бабла, никто никуда не сообщит! — сказал Коряга.
— Давай, командуй и сам выкручивайся. — Ворон потерял сознание.
Медики, к удивлению сопровождающих, отнеслись к раненому с таким вниманием, будто к ним доставили вип-персону из посольства. Никто не задавал лишних вопросов. Да и вообще никаких не задавали. Дежурный хирург осмотрел рану, быстро отдал распоряжения, и Ворона увезли в операционную.
— За нашим товарищем охотятся бандиты. — Коряга показал пачку долларов. — Я хочу оставить двух человек для охраны.
— Не возражаю. Мы положим его в палату-люкс, там две комнаты, все разместятся, — ответил доктор, как будто речь шла о самых обыденных вещах. — Только пусть не мозолят глаза персоналу и больным. А деньги уберите…
Он закрыл рукой карман халата.
— На них будете покупать продукты для этих двоих. Кормить их мы, извините, не сможем.
— Ну, так — значит, так! — Коряга спрятал доллары. — И мусора́м трезвонить не надо. В смысле, в милицию не звоните!
Хирург наклонил голову, избегая смотреть в глаза собеседнику.
— Бывайте! — довольно усмехнулся Коряга. Он воспринимал подобные вещи, как должное: настоящие пацаны ни за что не платят. Значит, их здесь принимают за настоящих пацанов. Потому и уважают… В смысле, боятся!
Более сложных мыслей у него в голове никогда не появлялось. А уважение и страх были синонимами. Вообще, мир для него да и для остальной братвы представлялся простым и состоящим из двух цветов: черного и белого. И в этом было их счастье. Если, конечно, это можно было считать счастьем.
* * *
Что всё познаётся в сравнении, Ворон понял еще со времен ВТК. [17] Когда его до полусмерти избили активисты, «больничка» по сравнению с зоной показалась раем. Пять лет спустя, когда разбился на своей «Яве», городская травматология больше напомнила ад. В Карне ему приходилось бывать в медучреждениях, и они занимали место где-то посередине между упомянутыми крайностями. Но не та больница, в которой он находился.
Ворон переключил пультом стоявший на тумбочке под окном цветной телевизор: второй канал, третий, четвертый… Не найдя ничего подходящего, вздохнул и выключил совсем. В общем-то, и смотреть ничего не хотелось.
В дверь тихо постучали.
— Входите! — отозвался Ворон.
— А это я!
В палату вошёл Коряга. Он был в накинутом на плечи белом халате и держал под мышкой прозрачный пакет с крупными краснобокими персиками.
— Ничего себе — я тебя за доктора принял! — улыбнулся Ворон. — Может, пойдёшь на лепилу [18] учиться?
— Ага, на дубореза. [19] Привет!
Коряга поставил пакет на столик у изголовья кровати.
— О, да у тебя уже есть персики! И виноград… Кто принёс?
— Не поверишь — здесь фрукты на завтрак, обед и
