чтобы Вик держал себя в руках.
– Ну, заказал, какая разница? – тем временем щебетала Ксюша. – Ты представлялся мне крутым, на самом деле крутая твоя жена, а ты ничто, такая же содержанка, как и я. Нет, хуже. Я тебя не обманывала, мы с тобой были в отношениях купи-продай, а ты жену бессовестно обманывал.
– Ха-ха… – окончательно пришел в себя Викентий. – А не ты ли, подружка, надоумила меня жениться на Нии? Не ты убеждала, рассказывая, какие преимущества я получу после женитьбы? И да, я получил, все получил. И тебя содержал на бабки жены. Так какого хрена ты, продажная тварь, заговорила про обман и все такое?
Ксюша нисколько не оскорбилась:
– Мало ли что болтала девчонка, мне вообще тогда мир казался другим, но твои-то мозги где были? Нет, ты обманывал жену, ты, а не я. Она мне никто. Я бы тоже на ее месте дала тебе пинка под зад, она поступила справедливо по отношению к себе – зачем ей неверный и подлый лгун? Не пойму тебя, проштрафился, виноват, так уйди красиво. Но тебе не хотелось спуститься вниз, ты нашел выход: убить жену и получить наследство. Говорят, риск благородное дело, но твой риск оказался очередной глупостью.
– Заткнись! – рявкнул он. – Тоже мне, моралистка.
– Могу и замолчать, а что это изменит? – пожала плечиками Ксюша, она нисколько не боялась его, хотя Викентий ходил перед ней взад-вперед со свирепым видом. – И разве я не права?
– Ну и где моя жена, где?
– Ты же не предупреждал, в какой час и день явишься, а она, думаю, уже летит сюда из астрала. Скажи по секрету, зачем ты пришел? Добить ее?
– Я сказал – заткнись!
– Значит, добить.
У Викентия сдавали нервы, нестерпимо тянуло рвать на части эту дрянь, посмевшую уличать и обвинять его, разговаривающую дерзко, презрительно, оскорбляя того, кто кормил ее. Сдержался лишь потому, что припомнил аргумент:
– Ты сама меня провоцировала. Эсэмэски кто слал? И вдруг спрашиваешь, зачем я пришел!
– Я полагала, твое серое вещество подскажет другой прием.
– Не смей со мной так разговаривать!
– Хм! Тебя, Вик, подводит мания величия на пустом месте, жалко, что я поздно это поняла. Впрочем, я получила все, что мне на тот период было нужно.
– Я всегда знал, что ты маленькая гадючка, но мне было удобно с тобой.
– Ха! Скажи, адвоката Ноткина кто замочил? Ты? Или нанял того же парня, что Нию ножом проткнул?
Викентий похолодел, у него задергались губы, он перестал ходить, сжал кулаки, его захлестнула знакомая волна бешенства, с этой волной он справлялся с трудом… И в миг, когда непреодолимое желание отдубасить мерзавку до смерти возобладало над разумом, когда он сделал несколько решительных шагов к Ксюше, сверху раздался голос любимой жены:
– Конечно он. Сам, а не нанимал посторонних.
Там, на дне души, в самом темном месте этого дна он лелеял крошечную надежду, что мистификация создана некими людьми, узнавшими тайну убийства жены. Цель? Довести его до реактивного психоза, чтобы отправить в психушку, потом взять над ним опекунство и получить доступ к наследству. Викентий подозревал и Гримма, и случайных людей… Неужели ошибся?
Живая и, судя по внешним показателям, здоровая Ния стояла на площадке второго уровня, глядя вниз, на него. В ее взгляде было столько унизительного превосходства, что мелькнула мысль и обожгла огнем: а если Гримм сговорился с женой, если убийство было инсценировано? Кстати, чего он ждет? Почему не стреляет в нее, а заодно и в бывшую пассию? Викентий случайно заметил пистолет у Гримма за поясом, так почему? Потому что у них сговор!
– Плохо выглядишь. – Ния взялась рукой за перила и стала неторопливо спускаться по лестнице. – Чего смотришь? Не узнаешь? Странно. Раньше ты видел меня за три километра и радостно махал руками.
– Ты… ты… ты… – заело Викентия, он взглянул на Ксюшу, указывая пальцем на жену, наконец выпалил: – Где она пряталась? Я наверху смотрел.
– В этом доме есть потайные места, – пояснила Ния. – Ты шокирован? Признаюсь, я хотела преподнести тебе сюрприз в последний день перехода от «без вести пропавшая» до «признана умершей», чтобы посмотреть на твою реакцию, когда рушатся ожидания. Но обстоятельства заставили меня ожить раньше.
Как-то все не так, не так, как он представлял себе! Оттого у него подступил ком к горлу, нет, не слезы раскаяния накатили и перекрыли дыхание, а смесь страха с протестом душили. Самый удобный момент настал, чтобы разом покончить с проблемой и убраться. Но Гримм не выходил к ним.
– Понимаю, как тяжело тебе видеть меня. Ты ведь знаешь, что прощения тебе не будет.
– Ты не права! – нервно воскликнул блудливый муж, но дальше взял высокомерный тон, доказывающий, будто он выше подозрений и обвинений, которые можно объединить словом «сплетни». – Обвинять меня… Это твои фантазии! Знаешь, сколько завистников вокруг тебя и меня? Меркантильные людишки создают условия, чтобы посмотреть, как будут барахтаться их жертвы…
– Ах-ха-ха-ха… – закатилась Ксюша на стуле. – Вот лживая морда. Вик держит нас за двух дур, ну я-то ему подыгрывала, за что он и платил мне. А ты, Ния? Тебя как угораздило выбрать из кучи мужиков самого гадкого типа с искривленным сознанием? Даже я, когда он предложил жить в твоей квартире, а после вступления в наследство обещал жениться на мне, пришла в ужас от отвращения. И твои миллионы не вдохновили. У него же только вывеска приличная, а внутри даже не подонок, а полное ничтожество, мелкое и пакостное. Ты же умная, должна была раскусить его, он ведь фальшивый насквозь, к тому же тупой.
– Все вокруг раскусили, кроме меня, – призналась Ния.
– Эй, вы! – вскипел Викентий. – Полегче, полегче. Сами-то что из себя представляете? Одна проститутка, вторая родилась в золотых пеленках и папину корону перетащила на свою голову – вся ее заслуга.
Глядя на женщин исподлобья, он переводил взгляд с жены на Ксюшу, а в полутьме виднелись только его бегающие белки, желтоватые пятна от светильника на коже спереди и красноватый контур от ночника сзади. Он, войдя сюда, поначалу сжался от страха под воздействием угнетающей атмосферы дома, теперь, задетый за живое и подсвеченный, сам стал похож на вышедшего из ада.
– Вы обе заплатите… – процедил он.
– Наконец я вижу тебя таким, каков ты есть, – сказала Ния, идя к Ксении. – Я уже заплатила за свою глупость и нежелание видеть в тебе то, чего ты стоишь.
– Мне плевать, что ты там видишь, – огрызнулся Викентий.
А что еще он мог? Только осуществить то, ради чего сюда ехал Гримм, а теперь
