отказался от твоего гнусного предложения и ты…
– Ха-ха-ха… – сардонически расхохотался Викентий. – Благородный, да? Эта жирная свинья по приезде из санатория сама мне позвонила…
* * *
– Алло, Вик?
– Ну да, я, я… С приездом, Эльдар Эрнестович.
Викентия раздражал фееричный оптимизм адвоката, он напоминал клоуна в цирке, а цирк ему не нравился, все шумное не любил, так как большую часть жизни провел в громкой суете – спорт, потом школа, потом бар, потом клуб.
– Вик, я знаю, наша Ния исчезла…
– Кто вам сказал?
– Майоров. Я на рабочий номер Нии звонил, а трубку снял Майоров. Вик, у меня кое-что есть для тебя очень интересное, личное.
– Что именно?
– Приезжай ко мне в загородный дом сегодня.
– А по телефону?
– Нежелательно. Поверь, тебе стоит навестить старого друга семьи. Приезжай, приезжай, а то ведь и пожалеть можно.
– Ладно, приеду.
К этому времени Викентий был измучен, бедняга не мог смириться, что кто-то забрал мертвое тело, фотографии Гримма не давали ни одного шанса считать ее живой. Но кто и зачем забрал труп? При всем при том жена время от времени воскресала в его сознании, пугая до потери пульса. Жива… и Викентия бросало в холодный пот. Именно по этой причине он не рискнул раскурочить сейф, боялся, что однажды Ния заявится и тогда ему несдобровать при всех раскладах.
«Жива» – было самое страшное слово на тот период, подобная мысль явилась и после звонка Эрнестовича. А что, если она у него? Потому и решился Вик на поездку, до вечера разыгрывал сценки встречи, как он будет рад, счастлив, что Ния нашлась, будет целовать ей руки и плакать.
Но встретил его Эрнестович один, встретил громко, весело, пригласил в дом, потому что погода не ах: ветер, дождик срывался. А в доме камин горел, дровишки потрескивали, коньячок приготовлен, лимончик, нарезанный дольками. Викентий сел в кресло перед камином, от коньяка отказался, за рулем как-никак.
– Да брось ты эти условности, – рассмеялся Эльдар Эрнестович. – Кто тебя проверять будет вечером?
Чтобы поскорее услышать причину настойчивого приглашения, Викентий пригубил рюмку и поставил на стол, вопросительно глядя на хозяина. А ведь Эрнестович ни разу за все время их знакомства не приглашал его к себе, никогда не болтал с ним подружески.
– Ния так и не нашлась? – спросил Ноткин.
– К сожалению, нет.
– А чего тебе сожалеть? – пожал плечами Эрнестович, вмиг посерьезнев. – Ты станешь наследником, а у нее активы, счета, драгоценности, недвижимость. Ты самое заинтересованное лицо в смерти жены.
Викентий похолодел, все внутренности мгновенно скрутились и опустились вниз, с трудом он вымолвил:
– Не понимаю… Что вы мелете?
– Все ты понимаешь. Ладно, открываю карты. В тот день, когда Нии прислали записи твоей измены, она приехала ко мне и написала заявление. В санаторий я уезжал на следующий день, а она потребовала срочно подать на развод, отложив все дела. Показала фото и запись твоих шалостей с девочкой, кстати, записи у меня, я сохранил их. В тот день я не смог выполнить ее просьбу, не все дела можно отменить, а на следующий погряз в суете сборов и уехал в санаторий. Как видишь, я приехал раньше, не понравилось мне лечение, а Нии нет! Исчезла, оставив кровавые следы. Вик, за все человек платит, а за глупость плата особенная.
– Чего ты хочешь? – перешел на «ты» Викентий.
– Часть компании, всего часть. Впереди старость, а работать, знаешь ли, не очень хочется, надоело, но уровень нужно поддерживать. Меня устроит тридцать процентов, это немного за твою свободу и незапятнанное имя.
Смотрел Викентий на эту обрюзгшую образину с мокрыми губами, и охватывала его то паника, то негодование перекрывало разум. Видимо, он долго молчал, находясь между этими двумя состояниями. Эльдар Эрнестович налил себе рюмку коньяка, поднял рюмку, лукаво глядя на гостя, и выпил.
– Это нечестно, – сказал Викентий. – Я не уби…
– Хм! – улыбнулся иезуит. – Либо я буду честным, но ты идешь по убийству собственной жены под суд, либо ты покупаешь мою честность, и если возникнет ситуация, что попадешь на скамью подсудимых, я защищаю тебя. Поверь, у меня получится вытащить тебя. Не смотри на меня с укором, все указывает на тебя, друг мой. Мотив только у тебя, причем железобетонный, на Милку не спихнешь.
– Но я не убивал, – произнес Викентий, а внутри кипел, поэтому не сиделось ему на месте, он подскочил.
– Это неважно, – встал и Эрнестович. – Знаешь, как легко доказать, что человек виновен? И так же легко доказать, что он невиновен. Все дело в волшебных словах, которыми жонглирует адвокат, иногда в энной сумме для нужных людей, чтобы приговор выбросить в корзину.
– Ладно, согласен, – сдался Викентий. – Но тогда отдай мне заявление о разводе и записи.
– Отдам, – рассмеялся Эльдар Эрнестович. – Но когда подпишешь документ о передаче мне акций компании. Тридцать процентов. Не жадничай, не ты создал компанию, не ты ею руководил после убийства тестя.
Викентий смотрел на довольную физию, получившую картбланш, и понимал, что он будет держать его на крючке, пока не сдохнет один из них. Эльдар Эрнестович ни разу не засомневался, что вышел победителем, он сделал еще один шаг к Викентию и, заглядывая ему в лицо, проговорил ласково:
– Вик, скажи по секрету, куда ты дел труп Нии? Убил ее ты, это бесспорно, или я плохо разбираюсь в людях. Нет, я хорошо знаю человеческую породу и не ошибаюсь. – И добавил шепотом: – А своего тестя тоже ты?.. Знаю, знаю, мы дружески болтали с тобой под небом звездным. Но только тебе нужна была смерть отца Нии, он, как и я, раскусил тебя, он не желал такого мужа своей дочери.
Зря он изгалялся над поверженным мужем. Викентия вдруг перемкнуло, перед ним был враг, а врагов уничтожают. На столе лежал нож, которым Эрнестович разрезал апельсин, обычный кухонный нож. В мгновение ока Викентий наклонился, схватил нож и, еще не выпрямившись, нанес ему удар снизу в живот.
А когда выпрямился, увидел растерянные глаза, заполненные болью, открытый рот, из угла которого потекла слюна. Неожиданно стало радостно. Викентий, чувствуя освобождение, проткнул рыхлое тело еще раз, потом еще, еще… Эрнестович упал, а Викентий стал на колени и бил его ножом, пока не заметил, что тело не дергается. Он поднялся на ноги. Дрожали руки и колени, он сел в кресло и просидел в нем с час, глядя на бездыханное тело.
Очнувшись, ужаснулся от содеянного, но что сделано, то сделано. Рука с ножом была в крови, Викентий пошел в ванную, вымыл нож, пытался и одежду
