— Ну! — повернулся к Грязнову Турецкий. — Ну, говори же, наконец! Изъерзался, Вячеслав Иванович!
Грязнов обвел всех присутствующих прищуренными глазами.
— По имеющейся у нас информации в августе девяностого года, тогда еще в Ленинграде, в гостинице «Советская» состоялся «сходняк» двадцати семи самых крупных авторитетных «воров в законе» бывшего Советского Союза. Заседали три дня, и дорого бы я дал, чтобы получить стенограммы их заседаний. Но стенограмм они, к сожалению, не ведут. Решались проблемы кардинальные, в известном смысле исторические. Ну и как положено на съезде, в последний день на повестку дня были вынесены организационно-кадровые вопросы. Как нам удалось выяснить, решено было завалить двоих, нарушивших святые воровские законы. А также были коронованы «ворами в законе» четверо кандидатов, имевших мощные рекомендации. В частности — прошу внимания! — одним из возведенных в достоинство был некто с юга России по кличке Адмирал.
Информация, поступившая через Интернет на ноутбук полковника Грязнова от господина Шульмана, с использованием сложнейшей системы шифрования и защиты данных, разработанной Максом, как и предполагал Денис, имела для Турецкого огромное значение. Очень многое объяснилось, связалось и наложилось, чтобы можно было, наконец, покончить с позиционной войной.
За столом сидели, помимо Турецкого и Грязнова, только Коренев и прокурор Золотов. Александр Борисович изложил их общий с Грязновым план, который после отдельных доработок и коррекций был принят к действию.
— Хотите, стало быть, попробовать раздразнить зверя в берлоге? — задумчиво проговорил Коренев. — Заманчиво, конечно. Только, боюсь, не рановато ли. Хоть шума и много, каждая газетенка на свой голос вопит, и так гадают, и этак... Хоть, как на скачках, ставки делай... однако ж интересующая нас фигура пока что не сказала ни да, ни нет. Намерен он выдвигаться, нет...
— Ну да, — сказал Турецкий. — Тут ведь всем игрокам требуются нервы покрепче, чем в покере. Между тем сбор подписей в его пользу на предмет выдвижения идет полным ходом, причем, заметьте, преподносится это как инициатива снизу, как стихийное волеизъявление будущих избирателей.
— Еще бы, — сказал Золотов. — И ведь самое смешное, что теперь уже и правда не разберешь, где и когда человек ставит свою подпись в его поддержку, купившись на все те номера, о которых мы знаем, то есть добросовестно заблуждаясь, а где эти подписи куплены в полном смысле слова — за деньги, за водку и так далее... Мы получаем сигналы: по области, по небольшим городкам и даже сельским населенным пунктам уже кочуют бригады агитаторов, ведут, так сказать, разъяснительную работу среди населения, приезжают, разворачивают торговые точки. Заметьте, очень приличные товары по очень умеренным ценам — одежда, школьные тетрадки, лекарства, косметика и галантерея, ну и колбаска, естественно, не говоря уж о пиве с водкой. Неплохо ведь? Не то добрая фея, не то Дед Мороз... Кто, откуда? Ответ один — от Клемешева. Так сказать, фиксация, закрепление в подкорке. Умно, хитро и точно. И ведь больше ничего не надо. Мы, конечно, проверили, что там за коробейники, — все легально, придраться не к чему, понимаете? И кстати, еще один, весьма знаменательный факт: хоть и торгуют они по бросовым ценам, то есть режут под корень всех тамошних конкурентов, — всюду полнейшая тишина, ни «наездов», ни разборок, тишь да гладь!
— Да-а, — протянул Грязнов, — пашет глубоко, дураком не назовешь... И если завтра, предположим, мы сумеем схватить его за хвост, наш народ еще, чего доброго, кинется с кольем да дубьем отбивать доброхота. Еще жертвой режима объявят. Вот ведь смехотура!
— По всему видно, человек с размахом, — сказал Коренев. — Такую бы башку да на добрые плечи... Ведь обычно как? Мелькает человечек, крутится, выбивается наверх, а за ним непременно шум, непременно вонь, слухи, сплетни, разные связи... То там прокололся, то здесь наследил... Сотрешь пыльцу с ярких крылышек — и тако-ое проступит!. А ведь за этим-то — ничего! Ни сигналов, ни слухов, никакого, так сказать, резонанса.
— Ну уж прямо-таки никакого? — не поверил Турецкий. — Это просто у вас тут то ли прошляпили, то ли сознательно глаза отводили. А скорей всего, он кому-то очень хорошо проплачивал и объяснял, чтоб смотрели сквозь пальцы.
— Может быть, — кивнул Коренев. — Отрицать не стану, очень похоже на правду.
— Я ведь почему только сижу тут, как в блиндаже? — продолжил Турецкий. — Потому что уверен — и здесь у вас, как и у нас в Москве, в наших доблестных органах сидят «кроты», предатели, вражеские кадры, а стало быть, соблюдение режима секретности наших планов и операций очень даже относительно. В общем, так: поскольку наш бравый «афганец» начал готовить себе почву, попробуем обложить его лежку флажками. Натравим «собак» и посмотрим, что он предпримет и как задергается.
— Что вы хотите сказать? — уточнил Золотов.
— Устанавливаем за ним и его окружением тщательное наблюдение, — ответил за Турецкого Грязнов. — Телефонные разговоры, радиосвязь, наружное наблюдение... полный букет. Причем никакой нелегалки, никаких нарушений Конституции. У нас и так уже на него слишком много компромата, слишком тяжкие подозрения... В оперативных целях вполне допустимо.
— Согласен, — сказал прокурор области. — Санкционирую! Пора браться за него всерьез.
В это утро Санина позвонила Турецкому. «Лазутчики» «Гражданского действия» узнали, что в город завезено несколько сот тысяч роскошных красочных предвыборных листовок с портретом Клемешева, а также большие плакаты с тем же уверенно и широко улыбающимся приятным лицом с тремя лозунгами-слоганами: «Моя программа — ваше счастье», «Я знаю, куда идти. Кто за мной?» и третий, несколько длиннее двух других: «Край родной, навек любимый...» Он будет здесь, если мы будем вместе!»
— Представляю себе, какой рай на земле он тут построит, — хмыкнул Турецкий.
И в тот же день в передаче «Нынче вечером с вами...» на экране появился спокойный и уверенный в себе Геннадий Клемешев.
— Дорогие друзья! — так начал он, глядя в глаза тысячам степногорцев. — Я мог бы сказать словами поэта, «Вы помните, вы все, конечно, помните...». Да и кто забудет о том, что было здесь, у нас, еще совсем недавно? Трагедия на площади перед зданием администрации области, убийство Владимира Русакова, гибель нескольких молодых людей, ряд покушений на господина Турецкого, приехавшего разобраться, что же здесь все-таки произошло и происходит... Вы помните, что я, считая себя во многом ответственным за то, что случилось, ушел со своего поста мэра. Я сделал это, так как хотел навсегда уйти из политики и, может быть, чтобы в какой-то степени разрядить накалившуюся атмосферу.
Уважаемые сограждане! Оглянитесь вокруг, всмотритесь в самих себя — и вы, и ваши соседи, и ваши друзья окончательно разочарованы, утратили ориентиры и не знают, куда идти, за кем идти, на кого положиться и кому верить. Я мог бы, конечно, отойти в сторону и закрыть на это глаза. Но если месяц назад совесть заставила меня отказаться от моей должности, точно так же она приказывает мне сейчас встать в полный рост на защиту справедливости и закона.
Ко мне обращаются тысячи людей. ,Они звонят, пишут письма, подходят на улице. Люди просят, буквально умоляют меня услышать их, откликнуться и выставить свою кандидатуру на губернаторских выборах. Как должен я поступить? Уйти в кусты или принять вызов ставленников зажравшейся, вконец обезумевшей Москвы?
Как мне стало известно, по инициативе граждан
проводился сбор подписей для выдвижения моей кандидатуры на пост губернатора. Я узнал об этом только на днях. В мою поддержку собрано более шестидесяти тысяч подписей. Избирком проверил их и признал действительными. Я уважаю и мнение и пожелания народа. Я не могу обмануть и разочаровать людей, поверивших мне и надеющихся на меня.
Поэтому я хочу объявить, что сегодня я официально выставил свою кандидатуру на пост губернатора Степногорской области и начинаю предвыборную кампанию.
Турецкий закурил и мрачно прошелся по комнате. Тут же зазвонил телефон, и он не удивился, услышав в трубке голос Наташи.
— Ну как? — быстро спросила она с еле сдерживаемой яростью. — Вы слышали?
— А как же? — ответил он. — И это достаточно серьезно.
— Это более чем серьезно, — перебила она. — Тут мина замедленного действия, потому что он говорит то, что людям хочется услышать. Он же как бы заранее нейтрализует и отражает все возможные удары.
— Не преувеличивайте слишком. Против его популистских трюков у нас есть противоядие.
— Ну что же, дай-то бог! И вот еще что, Александр Борисович... Вы помните наш договор, там, у реки, что если он за чем-либо обратится ко мне, я, так сказать, в интересах дела, наступлю на горло собственной песне и пойду на все?
