и взрослые умиленно засмеялись.
– Муся – шикарно звучит! По-домашнему, – раскладывая по тарелкам закуски, сказала Бина Рафаэльевна.
Маше показалось, она хотела добавить что-то еще, но передумала.
– Мы все будем звать вас Мусей, – торжественно объявила тучная дама в бусах, грудами навешанных на богатырской груди.
Элеонора наклонилась к Маше.
– Можно я буду называть вас Марией? Это имя подходит вам гораздо больше.
Маша посмотрела на нее благодарно. Какая чуткая женщина!
В перерыве между блюдами Маша вылезла из-за стола размяться и вышла в соседнюю комнату, которая оказалась точной копией остальных. Шкафчики, комодики, витринки. А на них – нагромождение статуэток, вазочек и разных приятных взору вещичек. Большая люстра сверкала хрусталем, радостно освещая всю эту красоту.
И как люди тут живут? Посидишь – и сам не заметишь, как станешь похож вон на ту серебряную раскоряку на полке! Только пыль собирает!
– Тошно? – спросила у нее за спиной Бина Рафаэльевна. – Живот не крутит от этого богатства?
Маша пожала плечом и тут же почувствовала, как живот действительно слегка скрутило.
– Это все Лев Моисеевич собрал. Меня раньше тоже от всего этого тошнило, пока я его не полюбила.
– Кого? Богатство? – спросила Маша и отошла в сторону, впуская в комнату хозяйку.
– Нет. Льва Моисеевича.
Бина Рафаэльевна груженой баржей проплыла мимо и плюхнулась на диванчик в углу. Диванчик охнул.
– Уф! Упрела, как коняка! – заявила она и стала интенсивно обмахиваться журналом, взятым со стола.
Маше стало интересно.
– У евреев замуж принято выдавать, а не выходить. Льва Моисеевича я долго на дух не выносила. Тьфу, думаю, суслик какой-то! Однако тетушки свое дело знали туго и нас все равно свели. Как бычка с телкой! Я ведь сначала думала, что он жадный, а потом поняла: все это он копит впрок, чтобы мне голодать не пришлось.
Бина Рафаэльевна усмехнулась и бросила журнал обратно.
– Из семьи в тринадцать человек после блокады выжила только его мать. Лева родился в пятидесятых, когда уже было что покушать, но страх перед голодом ему с молоком матери передался. Та всю жизнь куски прятала, а Левушка стал собирать все, что можно обменять на еду. Понимаешь, девочка, все, что ты видишь, – это его любовь ко мне. Он думает, что если все опять станет плохо, то я с голодухи не помру. Ему ведь ничего этого не надо. Он за меня всю жизнь боится.
Бина Рафаэльевна поднялась и одернула платье.
– Когда я это поняла, полюбила своего Суслика всей душой! И ни на кого его не променяю!
– Я думала, вы его ревнуете, поэтому сами отбираете сотрудниц, – зачем-то сказала Маша.
Бина Рафаэльевна ничуть не удивилась.
– Ревновала. Но недолго. Первые тридцать лет. Он ведь ходок был! Да еще какой! А потом понял, что ничего нового все равно не покажут, и вернулся, так сказать, в лоно семьи. Так что, пойдем еще покушаем или как? – неожиданно закончила хозяйка.
– Покушаем, пожалуй, – согласилась Маша.
И они с Биной Рафаэльевной улыбнулись друг другу.
«Я люблю их обоих», – подумала Маша и полезла на свое место за столом.
– Кто на мой пирог с курой? – закричала хозяйка, вынося из кухни исходящее горячим паром блюдо.
– А он кошерный? – поинтересовался Абрамчик.
– Радость моя, это же мясо из супермаркета! Где тут кошерность! – воскликнула Бина Рафаэльевна.
Оказалось, проблема кошерности волновала только ребенка, все остальные, включая ортодоксального дядю, поглощали чудо кулинарии с аппетитом. Маша, которая в последнее время ввиду крайней скудности бюджета питалась не очень хорошо, окончательно объелась и стала засыпать. Это было ужасно, потому что возвращаться предстояло через полгорода, сначала на маршрутке, потом на метро.
Ее спасла Элеонора, объявившая радушным хозяевам, что, к сожалению, вынуждена их покинуть, и предложившая захватить юную гостью с собой.
– Дорогая Муся, вы можете смело довериться нашей дивной Элеоноре, – заявил вконец охмелевший Лев Моисеевич.
Маша радостно побежала за курткой. Бывают же на свете такие приятные люди!
Хозяйка ювелирного магазина довезла окончательно сомлевшую Машу до дома и, прощаясь, сказала:
– Заходите ко мне. Просто так. Поболтать. По вторникам и четвергам у нас мало покупателей. Можно позволить себе немного расслабиться.
Взглянула на смущенное Машино лицо и добавила:
– Я умею варить очень вкусный кофе. Вы любите робусту или арабику?
Маша что-то пробормотала и быстренько выбралась из машины. Он бывает разный? А она-то думала, что молотый или растворимый!
Прекрасная Элеонора
Три дня Маша решала, было ли приглашение на кофе просто данью вежливости или с ней действительно хотят общаться, а потом собралась с духом и, дождавшись четверга, отправилась в ювелирный.
В салоне в самом деле никого не было. Девушка за стеклянным прилавком на звук колокольчика подняла голову и улыбнулась профессиональной улыбкой.
– Здравствуйте, чем могу помочь?
– Это ко мне. Проходите, Мария.
Маша посмотрела на появившуюся из боковой двери Элеонору и снова подумала, что подобные женщины бывают только в кино про высшее общество и дольче вита.
Маша прошла в кабинет хозяйки, который оказался таким великолепным, что она тут же застыдилась своих старых кроссовок из кожи «молодого дерматина» и кургузого свитерка. Присев за маленький столик, который хозяйка магазина назвала кофейным, Маша засунула ноги поглубже под кресло и откашлялась. Какого черта она вообще приперлась в эти королевские чертоги?
Однако Элеонора не обратила никакого внимания ни на нищебродскую обувку, ни на ее смущение. Маше даже показалось, что она рада гостье. Может быть, красавице действительно не с кем поболтать просто так? Только почему она выбрала именно ее, Машу?
Подозревая, что ответ на этот вопрос быстро не отыщется, она решила не париться и просто наслаждаться общением с прекрасной Элеонорой, пока есть такая возможность.
Она стала захаживать в ювелирный. Не слишком часто, чтобы не надоесть. И всегда ей были рады, звали приходить почаще. Маше было приятно, однако поверить в то, что Элеоноре с ней интересно, она не могла. Ну не могла, и все тут!
Однажды Элеонора сама позвала ее. Хотела, чтобы Маша оценила ее наряд для театра. Маша перелетела через дорогу как на крыльях.
Элеонора в коротком черном платье без рукавов стояла перед зеркалом и застегивала на запястье браслет. Тот не давался.
Маша с радостью помогла и отошла на несколько шагов, чтобы полюбоваться.
– Элеонора, вам так идет черный цвет! – искренне восхитилась она.
– Вообще-то я уже в том возрасте, когда черного следует избегать. Он затемняет лицо и морщины подчеркивает. Но бриллианты на нем сверкают ярче! Это правда! Поэтому не могла удержаться!
Стоя перед зеркалом, Элеонора сложила губы в ироничную улыбку и стала еще прекрасней.
– Один мой друг однажды рассказал поучительную историю о том, как австрийцы устроили роскошный бал в то время, когда в России был траур по почившему великому князю. Этого российская императорская семья простить не могла и однажды очень красиво отомстила. Представь, в Аничковом дворце намечен бал, но за день до этого умирает австрийский эрцгерцог Рудольф. Праздник надо отменять, иначе международный скандал! Однако императрица придумала изящный