Во втором ящичке лежали драгоценности, включая цепь, сложенные в ту самую шкатулку. Во всех этих погремушках Гридин совершенно не разбирался, но чувствовалось, что лежат перед ним вещи ценные, изысканные. Не ширпотреб!
В третьем ящичке лежали письма и фотографии, видимо, личного характера. Гридин заставил себя все просмотреть, но ничего важного не нашел.
Закончив с тумбочкой, глянул на часы: прошло больше часа. Если работать такими темпами, то до полуночи не управиться. Значит, заканчивать поиски надо в спальне, где будет солнечный свет после обеда, следовательно, сейчас спальню надо оставить и перейти в гостиную и в кабинет красного генерала. Мало ли что могла Екатерина Кирилловна положить туда после смерти мужа.
Однако в кабинете тоже ничего не было. То есть интересных вещей там было много. В ящике стола генерала Сапожникова Гридин даже нашел три ствола: «смит-и-вессон», парабеллум и глок. Парабеллум, видимо, с войны привез, а может быть, и «смит-и-вессон» оттуда же, ну а глок — это, видимо, приобретение недавних лет, когда личное оружие в России стало «входить в моду». В трех альбомах аккуратно были разложены фотографии, что называется, «по местам боевой славы». И довоенные, и с фронтов Отечественной, и послевоенные годы. Была серия фотографий, штук десять, где генерал находился в окружении явных азиатов. То ли китайцев, то ли корейцев. Видимо, побывал и там, в служебных командировках.
И еще было много книг из серий мемуаров, многие из которых были украшены дарственными надписями авторов. Однако того, что ему было нужно, Гридин найти не мог. Не было вещей, которые находились бы в явном диссонансе со всем остальным. Завершая осмотр кабинета, Гридин простучал паркет, но и там никаких следов тайника не обнаружил.
То же самое было и в гостиной. Закончив осмотр гостиной, Гридин посмотрел на часы. В спальню идти еще рано, значит, надо заново осмотреть гостиную и кабинет. Только надо теперь изменить тактику. Известно ведь, что человеческий мозг способен сам себя контролировать, если ему не мешает неверно сформулированная мысль. Что мы ищем, спросил себя Гридин? И ответил: что-то такое, что связывало Сапожникову с теми годами, с пребыванием в семье Суховых. Оно, это «что-то», могло появиться тут еще в сорок пятом, а могло оказаться в ее руках не так уж давно.
Сейчас Гридин, конечно, ругал себя за то, что задал Сапожниковой так мало вопросов, но он понимал, что тогда, во время первой и единственной их встречи, он еще даже не предполагал, чем, собственно говоря, занимается. Правда, это понимание, пришедшее сейчас, уже ничем не могло помочь.
Он внимательно, шаг за шагом, прошел гостиную, кабинет, еще раз зашел в спальню. Никакого результата. Он почему-то вспомнил персонажа из вайнеровской «Эры милосердия», который повторял Конфуция: «Трудно найти черную кошку в темной комнате. Особенно если кошки там нет». Вот и у него, похоже, и кошки нет, и неизвестно, в какой комнате ее искать.
Он отправился к Алле Матвеевне, договорился, что останется ночевать в квартире Сапожниковой. Старушка согласилась, предложила поужинать.
Во время ужина Гридин молчал. Во-первых, ему надо было немного подумать, а во-вторых, было трудно вставить хотя бы слово в тот поток речи, который шел от хозяйки. Она все время говорила, рассказывая какие-то истории, плавно перетекая от одного персонажа к другому. «Наверное, этим потоком слов Алла Матвеевна просто отгоняет свой страх», — подумал Гридин. В самом деле, ведь еще сутки назад они, возможно, просто разговаривали о чем-то, не предвидя ближайшего будущего.
— А Катя вам рассказывала о своем романе? — спросила она неожиданно, приняв вид игривый и сообщнический.
— О романе? Мне показалось, что она была влюблена в своего мужа?
— В Павлика? Ну, конечно, — сразу же согласилась Алла Матвеевна. — Но у нее был роман.
И она посмотрела на Гридина как-то испытующе.
— Во время войны? — спросил Гридин.
Что-то подсказывало ему, что промолчать сейчас — значит пройти мимо важной информации.
— Да, в эвакуации.
— Что-то упоминала, но так… вскользь… — повторил Гридин, чувствуя, что вступил на очень скользкую тропку.
— Странно, — продолжала старушка, не обращая внимания на замешательство Гридина. — Она так часто об этом говорила, но почти ничего конкретного. Ну, знаете, имя мужчины, какие-то его… ну… особенности, что ли… Женщины ведь любят гордиться своими возлюбленными. А Катя вспоминала его, но где-то очень-очень «в себе».
— Наверное, не хотела однажды проговориться при муже? — предположил Гридин.
— Вряд ли, — задумчиво помотала головой Алла Матвеевна. — У него что-то было со здоровьем, и у Кати было довольно много увлечений. И муж о них догадывался. Ну, то есть знал о факте, но никаких подробностей. Да, Катя и не заводила долгих романов. Так, пара месяцев и спокойное расставание. Не хотела никаких привязанностей.
— А в годы войны, думаете, было что-то серьезное?
— А чего тут думать, — ответила старушка после некоторой паузы. — Она однажды проговорилась, что написала что-то вроде воспоминаний о том периоде, как о самом сладком периоде ее жизни. Поглядите, где-то там у нее они должны лежать.
«Странно, — подумал Гридин, — а я ничего такого не видел. Значит, плохо искал или есть серьезный тайник».
Вернувшись в квартиру Сапожниковой, подумал, что сейчас, в наступающей темноте, он вряд ли что-то найдет, а зажигать свет не то что опасно, но как-то нежелательно. К тому же сказывалась ночь в дороге, и Гридин решил принять душ и лечь спать. После душа прошелся по квартире. Он помнил, как его старый товарищ Веня Ковалев, следователь по особо важным делам, говорил, что
