– Скажите-ка, мой дорогой, как бы вы поступили на моем месте сегодня утром?
Поскольку Мегрэ молчал, он продолжил:
– Запросить ордер на обыск? Но на каком основании? Поступила жалоба? Да, но не против Жандро. Имеется ли состав преступления? Отнюдь. Быть может, есть труп или раненый? Насколько нам известно, нет. И вы осмотрели дом этой ночью, посетили все его закоулки, видели всех его обитателей, некоторых даже почти без одежды. Поймите меня правильно. Я прекрасно знаю, о чем вы думаете с самого утра. Я дружен с семейством Жандро. Я часто бываю у них в гостях. Я принадлежу к тому же кругу. Признайтесь, что вы меня проклинали.
– Есть свидетельские показания и жалоба Минара.
– Да, флейтист. Я как раз собирался к нему перейти. Около половины второго ночи он попытался силой проникнуть в особняк под предлогом того, что услышал крики о помощи.
– Он видел…
– Не забывайте, что он единственный что-то видел, никто из соседей не поднял тревоги. Поставьте себя на место дворецкого, разбуженного ударами в дверь.
– Простите! Дворецкий Луи был полностью одет, включая галстук, и это в половине второго ночи! И когда Минар звонил в дверь, нигде в доме не горел свет.
– Пусть так. Заметьте, что это снова всего лишь утверждение вашего флейтиста. Допустим. Но разве это правонарушение? Минара вышвырнули за дверь в достаточно грубой форме. А как бы поступили вы, если бы какой-то одержимый посреди ночи ломился в вашу дверь, утверждая, что вы убиваете свою жену?
Он протянул Мегрэ свой золотой портсигар, и тот вынужден был ему напомнить, наверное, в сотый раз, что не курит сигареты. У Ле Брета это было неискоренимой привычкой, проявлением аристократической благосклонности.
– Теперь рассмотрим вопрос с сугубо административной точки зрения. Вы составили протокол, который должен проделать обычный путь, а именно: попасть к префекту полиции, который примет решение, передавать его в прокуратуру или нет. Жалоба флейтиста на дворецкого также отправится проходить все этапы.
Мегрэ не сводил с него недоброго взгляда и снова думал о своей отставке. Он уже догадывался о продолжении.
– Семья Жандро-Бальтазар – одна из наиболее известных в Париже. Любая, самая ничтожная желтая газетенка с радостью воспользуется случаем, если будет допущена хоть малейшая бестактность с нашей стороны.
Мегрэ сухо произнес:
– Я понял.
– И ненавидите меня, не так ли? Вы считаете, что я защищаю этих людей, потому что они влиятельны, богаты и к тому же являются моими друзьями.
Мегрэ намеревался было взять свои бумаги со стола и разорвать их, как ему на это недвусмысленно намекали. Затем он вернется в общий зал и, стараясь писать твердой рукой, составит заявление об отставке.
– А теперь, мой дорогой Мегрэ, должен сообщить вам одну новость.
Это было забавно: дело принимало другой оборот.
– Сегодня утром, когда я читал ваш рапорт, а затем и во время беседы с вами, что-то не давало мне покоя. Словно какое-то смутное воспоминание. Не знаю, бывает ли такое с вами. Чем настойчивее стараешься вспомнить, тем сильнее оно ускользает. Я чувствовал, что это нечто важное, способное в корне изменить дело. В итоге я нашел ниточку, когда отправился обедать. В этот раз я обедал дома, так как у нас были друзья. Глядя на свою жену, я восстановил отсутствовавшее в цепочке звено. Я вспомнил, как она мне что-то говорила по этому поводу. Но что именно? И только в самый разгар обеда меня осенило. Вчера, прежде чем уехать с бульвара Курсель, я спросил ее, как это часто бывает:
– Чем вы будете заниматься после обеда?
И жена мне ответила:
– Собираюсь пить чай в предместье Сент-Оноре вместе с Лиз и Бернадетт.
Бернадетт – это графиня д’Эстиро. А Лиз – это Лиз Жандро-Бальтазар.
Ле Брет замолчал и посмотрел на Мегрэ прищуренным взглядом.
– Вот так, мой друг. Мне оставалось выяснить, действительно ли Лиз Жандро пила чай вчера в пять часов с моей женой в салонах Пиана. Да, пила, жена мне это подтвердила. И Лиз ни словом не обмолвилась о том, что собирается ехать в Ансеваль. Вернувшись сюда, я внимательно перечитал ваш рапорт.
Лицо Мегрэ прояснилось, и он уже открыл было рот с торжествующим видом, собираясь что-то сказать.
– Одну секунду! Не торопитесь. Этой ночью комната Лиз Жандро оказалась пуста. Ее брат заявил вам, что она в Ньевре.
– Значит…
– Это ничего не доказывает. Ришар Жандро не давал вам показаний под присягой. У вас не было никакого ордера и права его допрашивать.
– Но сейчас…
– И сейчас – не больше, чем вчера. Вот почему я вам советую…
Мегрэ уже ничего не понимал. Он словно попал под контрастный душ и не знал, как себя вести. Его бросило в жар. Он чувствовал себя униженным оттого, что с ним обращаются как с ребенком.
– У вас уже есть планы на отпуск?
Он чуть было не ответил грубостью.
– Я знаю, что служащие, как правило, заранее составляют графики выходных и отпусков. Однако если пожелаете, то можете взять отпуск прямо сейчас, с сегодняшнего дня. Я даже думаю, что так у меня на душе будет спокойнее. Особенно если вы не собираетесь уезжать из Парижа. Полицейский в отпуске – это уже не полицейский, и он может позволить себе действия, на которые не дала бы разрешения администрация.
Снова надежда. Но Мегрэ все еще боялся. Он готовился к новому повороту событий.
– Все же, смею надеяться, на вас не будет поступать никаких жалоб. Если у вас появится информация для меня или понадобится что-то узнать, звоните мне прямо домой, на бульвар Курсель. Мой номер вы найдете в справочнике.
Мегрэ снова открыл рот, на этот раз, чтобы поблагодарить, но комиссар уже слегка подталкивал его к двери, а затем, словно внезапно вспомнив о незначительной детали, добавил:
– На самом деле вот уже шесть или семь лет Фелисьен Жандро находится под присмотром членов семьи, словно безрассудный юнец. После смерти матери делами управляет Ришар… Как поживает ваша жена? Она уже привыкла к жизни в Париже и к своей новой квартире?
Мегрэ, пожав сухую руку шефа, очутился по другую сторону обитой двери. Он все еще был ошеломлен и машинально прошел к своему черному столу. Вдруг его взгляд случайно упал на одну из фигур, сидевших на скамье по другую сторону балюстрады, которую Мегрэ называл стойкой.
Это был флейтист Жюстен Минар, одетый в черное, но на этот раз без вечернего фрака и серо-бежевого пальто. Он спокойно сидел на скамье между каким-то оборванцем и полной женщиной в зеленой шали, кормившей младенца.
Музыкант подмигнул ему, словно спрашивая, может ли он подойти к балюстраде. Мегрэ в ответ отрицательно покачал головой, затем сложил свои бумаги и передал одному из коллег текущие дела.
– Иду в отпуск! – сообщил он.
– Отпуск в апреле, да еще когда здесь такая суматоха из-за иностранного монарха?
– Да, в отпуск.
И тот, зная, что Мегрэ недавно женился, спросил:
– Ждете ребенка?
– Нет.
– Значит, заболел?
– Нет, не заболел.
Это казалось все более странным, и коллега покачал головой.
– Ну ладно! Дело твое. Хорошо тебе отдохнуть! Бывают же везунчики…
Мегрэ взял свою шляпу, надел манжеты, которые он снимал перед началом рабочего дня, и вышел за балюстраду, отделявшую полицейских от посетителей. Жюстен Минар с непринужденным видом поднялся со своего места и молча последовал за ним.
Получил ли он взбучку от своей жены, как рассказывал Бессон? Светловолосый, щуплый, с розовыми скулами и голубыми глазами, он старался не отставать от Мегрэ, напоминая бездомного пса, увязавшегося за прохожим.
На улице было солнечно, над окнами развевались флаги. Казалось, воздух дрожит от барабанной дроби и гула труб. Люди выглядели оживленно, и многие мужчины, глядя на шагающие друг за другом войска, невольно сами переходили на строевой шаг.
Когда Минар наконец-то поравнялся с Мегрэ, он заботливо спросил, ступая слева от него:
– Вас уволили?
Видимо, он считал, что полицейского можно уволить так же легко, как флейтиста из оркестра, и расстраивался, что послужил этому причиной.
– Меня не уволили. Я в отпуске.
– А!
Это «А!» прозвучало растерянно. В нем чувствовалось беспокойство и в некотором роде даже упрек.
– Вас предпочли убрать на время, да? Полагаю, они хотят замять дело? А как же моя жалоба?
Голос его стал жестче.
– Они ведь не собираются проигнорировать мою жалобу? Сразу предупреждаю, что я этого не позволю.
– Вашей жалобой уже занимаются.
– Это гораздо лучше! Тем более что у меня для вас новости. Во всяком случае одна новость…
Они дошли до площади Сен-Жорж – спокойной, провинциальной, с небольшим бистро, в котором витал аромат белого вина. Мегрэ не раздумывая толкнул дверь. В воздухе словно повеяло отпуском. Оловянная стойка была начищена до блеска, вино «Вувре» в бокалах переливалось зеленоватым светом, вызывая жажду.
