Я позвонила Дженни и поделилась с ней последними новостями. Она предложила приехать и побыть со мной.
И я ответила:
– Да, приезжай, пожалуйста… Я боюсь, как бы она не причинила вреда Билли…
Наконец я позвонила маме с папой.
Это был страшный разговор. Мама сильно плакала, а папа держался. Они пообещали прилететь ближайшим рейсом.
Я лежала на краю постели, уставившись на электронные часы, и смотрела, как меняются цифры. Каждая цифра состоит из прямых черточек. Единица – из двух. Ноль – из шести: по две с боков и по одной снизу и сверху. Больше всего черточек в восьмерке… сколько еще часов и минут мне предстоит жить без Билли?
Прошло несколько часов, не знаю, сколько именно, и в двери звякнул ключ. Наверное, Маркус. Я не могла заставить себя подняться. Я совсем замерзла и обессилела.
– Кэти! – позвал он.
Я кое-как встала и открыла дверь спальни.
Маркус держал на руках Билли.
Он молча протянул его мне.
Это был самый счастливый миг в моей жизни, даже счастливее того, когда я впервые взяла сына на руки. Я обнимала его, целовала, вдыхала его запах. Я плакала и смеялась и целовала моего малыша снова и снова.
– Спасибо тебе, спасибо, спасибо… Где ты его отыскал? Как?
Мы вместе вошли на кухню.
– Я узнал, где Хейя. И узнал, почему она это сделала.
Взглянув на меня, он тихо добавил:
– Она очень больна. Она умирает.
Значит, ему уже все известно. Я промолчала. Просто целовала сына, вдыхала аромат его волос и никак не могла насладиться.
– Расскажи мне все, только сейчас переодену его.
Я унесла сына в детскую, сняла с него комбинезон, поцеловала в толстенький животик, и он радостно захихикал. Какое счастье его переодевать!
– Дженни сюда едет! – крикнула я.
Маркус был в спальне и выдвигал какие-то ящики.
Я надела на Билли другой подгузник и комбинезончик. Я его целовала и целовала. Не могла нарадоваться, что он дома.
– Никогда больше тебя не оставлю, мой мальчик.
Я взяла его на руки. Он, кажется, был здоров и невредим и очень рад видеть маму.
Маркус пошел в ванную.
– Нужно позвонить маме с папой. Они уже в дороге. И Нику…
– Нет, Кэти…
Маркус вышел из ванной, неся свои туалетные принадлежности.
– То есть?
– Не звони пока Нику, пожалуйста.
– Почему? Что происходит?
Он опять пошел в спальню. Я с Билли на руках – следом. Маркус укладывал вещи в дорожную сумку. Рядом стоял его чертежный планшет.
– Зачем сумка?
– Мне придется уехать.
– Уехать?..
Он застегнул сумку, и тут до меня дошло.
– Ты уходишь к ней, да?
– Так нужно.
– Ты уходишь к Хейе. Она украла ребенка, а ты к ней уходишь.
Маркус поднял сумку и шагнул ко мне. Мне хотелось его ударить, сделать ему больно. Но я держала Билли и потому просто закричала:
– Как ты можешь? Она же чудовище!
– Береги Билли. Он теперь в безопасности, это главное.
Маркус нагнулся, чтобы поцеловать Билли, но я отшатнулась.
– Уходи. Ты не смеешь к нему приближаться.
Он очень грустно посмотрел на меня и вышел.
Октябрь
Я сидела в машине и ждала. Я совершенно не боялась, что Маркус меня предаст, вызовет полицию. Горели фонари, стояла тишина, иногда с тихим шелестом мимо проезжали машины. Я прислонила голову к стеклу. Силы кончились.
Маркус вышел из дома; вид у него был решительный. Закинув сумку на заднее сиденье, он сел и завел мотор.
– Ты на меня злишься, – сказала я.
Он молча смотрел вперед. Только когда мы выехали из Лондона на трассу, спросил:
– На какой срок ты сняла дом?
– На октябрь и ноябрь.
– Ты думала там жить?
– Сама не знаю. Мне просто хотелось, чтобы ты ко мне вернулся.
– Нужно торопиться. Как только Ник выяснит номер моей машины, нас выследят.
– Кто такой Ник?
– Полицейский, который ведет расследование. Ты совершила преступление, и тебя ищут.
Оказалось, полиция отследила по номеру, куда поехал мой «Вольво», а значит, скоро найдут и машину на вокзале. Поймут, что мы были в Кенте, начнут всех расспрашивать. По мнению Маркуса, нас могли отыскать очень быстро. Кто-то же меня видел в последнее время. Маркус злился, но я понимала: он напряженно ищет выход и сделает все, чтобы меня не арестовали. Он всегда терпеть не мог полицию.
Когда мы свернули к коттеджу, он заметил:
– Уединенное ты, однако, выбрала местечко.
Наконец-то мы были в коттедже, наконец-то вдвоем. Мы стояли в холле и смотрели друг на друга. Я сказала:
– Спасибо тебе.
Потом пошла включить отопление, а Маркус направился к холодильнику, достал несколько яиц, заглянул в буфет.
– Ни кофе, ни специй! Придется завтра основательно запастись продуктами.
Он взбил яйца и приготовил омлет. Все, как в прежние времена. Мы почти не разговаривали. После ужина пошли в гостиную, задернули занавески. Я села к Маркусу на колени и обняла его.
– Нужно тебя откормить, – прошептал он. – Ты совсем ничего не весишь.
– Когда ты в первый раз пришел, я испугалась… Думала, ты сразу поймешь, как я больна.
– Мне ты показалась здоровой.
– Я много лет делаю вид, что отлично себя чувствую.
– И никто не знает? Ты не говорила ни отцу, ни Роберту?
– Роберту и не стала бы, а мой отец и так уже немало вынес.
– Он бы постарался тебе помочь.
– Маркус, ему плохо. У него больное сердце.
– Мне он всегда очень нравился. Он как-то сказал, что тебе трудно приходится, и просил тебя беречь.
Мы поцеловались. Мне хотелось лечь и хотелось быть с Маркусом после стольких лет разлуки.
Обнаженные, мы слились воедино. Маркус почти не набрал веса и пах так же, как и раньше. Он ничего не сказал о моей худобе, хотя, конечно, заметил. Когда он гладил меня по спине, казалось, что он перебирает мои позвонки. Прижимаясь к нему, я чувствовала, как мои кости упираются в его бедро. Он, видимо, боялся причинить мне боль во время близости. А я столько времени мечтала ощутить его в себе.
Потом я отдыхала, положив голову ему на плечо.
– Если бы у меня был от тебя ребенок…
– Если бы…
– Прости, что подвела тебя.
– Ты меня не подвела, – уверенно сказал он. – У тебя не было выбора.
– Никакого. Я – последняя из Ванхейненов. На мне все и кончится.
* * *
На следующее утро нас затопил морской туман. Даже деревья по краю поля едва просматривались. Я была слаба и дрожала. Вылезать из постели не хотелось.
– Сегодня мы не сможем уехать. У меня нет сил. Мне нужно отдохнуть.
– Сделаю тебе чаю.
Маркус позвонил по мобильному на работу, объяснял кому-то, что пока не выйдет. Говорил напряженно; видимо, там допытывались, в чем дело. Он сказал: «Позвоню потом, сейчас мне некогда».
Принеся мне чай, он спросил:
– Мобильник у тебя с собой?
– Нет, оставила в городе.
– Правильно.
Свой телефон Маркус выключил и вынул аккумулятор.
– Я скоро вернусь. Схожу в Дил и куплю нам еды и газету. И мне нужен кофе.
– Не на машине?
– Пусть лучше здесь стоит.
Оставшись одна, я поднялась и отыскала свою сумку. Внутри, в кармашке, лежала жестяная коробочка. Раньше в таких хранили граммофонные иглы. Мне подарил ее Маркус много лет назад, в нашу студенческую пору. Купил ее в лавочке старьевщика. На крышке была собачка, слушающая граммофон – эмблема старой фирмы грамзаписи.
Я знала: Маркус сделает, что мне нужно. Он достаточно далеко зашел.
Через два часа он вернулся. Я сидела с гостиной, закутавшись в одеяло. В дом ворвался запах моря. Маркус был такой живой, такой здоровый…
– Я купил четыре отличных макрели. Рыбак продавал прямо на берегу. Сегодня у него мало покупателей.
Вечер прошел тихо. Туман так и не рассеялся. О том, что делать дальше, мы почти не говорили. Маркус строил какие-то планы и хотел их обсудить, но я попросила подождать до завтра. И мы говорили о том, как жили в разлуке. Про Арво Талвелу, который помог мне в моей большой беде. И как он неожиданно умер, и я решила искать Маркуса. Арво всегда советовал рассказать ему о нашем ребенке. И напрасно я сделала это так поздно.
Ни Билли, ни ее мы даже не упоминали.
Потом Маркус приготовил мне ванну, и целую вечность я лежала в теплой воде, надеясь, что ноги у меня перестанут неметь. За весь день я даже не оделась. Так делают тяжело больные – лежат весь день в одежде для сна. Завтра оденусь обязательно. Не важно, как буду себя чувствовать – все равно оденусь. Я спустилась на кухню, захватив жестяную коробочку.
Маркус слушал новости; по моему взгляду он понял, о чем я думаю.
– Нет, о нас ничего. Я приготовлю макрель с лимоном и перцем.
Я положила коробочку на стол.
– Она все еще у тебя?
– Да, и это для меня большое утешение.
Я открыла ее и показала маленькие белые таблетки.
– Здесь достаточно обезболивающих, чтобы покончить со мной.
– Хейя!.. – Он крепко меня обнял.
* * *
Следующее утро было тихим и золотистым, – о такой погоде мечтается пасмурным зимним днем. Солнце разогнало морскую дымку. Деревья по краю поля переливались янтарно-охряными красками. Маркус приготовил мне зеленый чай, а себе – кофе и принес в спальню. Я села, прислонившись к подушке.
