он дел попугая, который у него жил?
– Ты тоже это заметила? А я думал, что ты на ворона глазела.
– И ничего я не глазела, – обиделась Сашенька. – А хоть бы даже и глазела, это не мешало мне многое другое вокруг замечать. И как у Тихона глазки забегали при твоем вопросе, я тоже видела.
– Но директор «Замка короля Артура» не выглядел смущенным. А ведь к нему должны были к первому обратиться с таким вопросом.
– Во-первых, он работник торговли, ему не привыкать держать лицо. Мог соврать, мы бы с тобой этого и не заметили. А во‐вторых, в ресторане помимо него работают и другие сотрудники, кому известна судьба попугая. Эти двое любителей редких попугаев к директору ресторана могли и не обращаться.
– Тогда кто с ними общался? Официант?
– Именно! Вот он как раз заметно занервничал, когда ты стал расспрашивать у него про попугая.
– Не про самого попугая, – поправил Сашеньку ее папа, – а про его первого владельца.
Сашенька была вынуждена признать, что папа прав. И вдвоем они направились обратно на Кондрашку.
Первым, кого они увидели на подходе к рынку, был огромный черный ворон, который сидел на вывеске, извещавшей о грандиозной распродаже пуховых оренбургских платков. Учитывая, что на улице наконец-то установилась по-настоящему летняя жара, время для таких торгов было самое подходящее. Возле платков скучал продавец, он же попутно торговал кавказскими папахами, казачьими бурками из войлока и прочими крайне необходимыми в хозяйстве современного человека вещами.
Но таков уж был этот рынок, хранящий самобытный колорит народных промыслов получше любого Министерства культуры.
– Папа, посмотри, это не Агафон там сидит?
И прежде чем отец успел сориентироваться, Сашенька подняла руку и закричала:
– Агафон! Агафоша! Иди сюда! Иди ко мне!
К ее немалому удивлению, ворон послушался. Он взмахнул крыльями и тяжело поднялся в воздух. Сделав круг почета, он все же подлетел к девушке. Впрочем, садиться на протянутую руку он избегал, кружил над головой у Саши, распугивая своим оглушительным карканьем проходящих мимо зевак. Ворон был необычайно крупной птицей, и его полет выглядел угрожающе. Люди кричали от страха и разбегались по павильонам. Продавец укрылся буркой. Остальные попрятались, кто и где мог.
– Агафоша, хороший мой, иди ко мне!
– Что ты делаешь! – одернул ее отец. – Ты забыла, как он тебе чуть палец не откусил!
– Не откусил же! Но почему он не садится? А! Кажется, я поняла, что ему не нравится.
Сашенька перестала размахивать руками и замерла. И почти сразу же Агафон приземлился ей на плечо.
– Ну, рассказывай, где Тихон Иванович. Где твой хозяин? Почему ты один?
Агафон внимательно посмотрел на нее, потом пригладил растрепавшиеся во время полета перья, ворон был еще тем щеголем, и принялся обстоятельно докладывать, как случилось, что он – порядочный и всеми уважаемый ворон полных двадцати пяти лет от роду болтается в воздухе над этим рынком, словно какая-нибудь ничтожная перепелка. Очень жаль, но вороньего языка Сашенька не понимала. И все же ей стало ясно, произошло что-то неладное, раз уж Агафон остался без своего владельца.
– А где Тихон? – спросила Сашенька, когда они дошли до торговцев, рядом с которыми торговал профессор орнитолог.
– О! – обрадовались те в ответ. – Вы нашли Агафона! А мы боялись, что ворон пропадет. Он же ручной, города не знает, запутался бы в проводах или от удара о фонарный столб погиб.
Услышав, что его считают форменным глупцом, который не способен уклониться от таких примитивных опасностей, Агафон возмущенно встопорщил перья. Любому было бы ясно, что ворон просто на пределе негодования. Но торговцы, привыкшие к кроликам и индюшкам, совсем не разбирались в повадках воронов.
– Давайте его мне, – сказал самый шустрый из них. – Я передам птицу Тихону, когда тот вернется.
И уже протянул руку к ворону. Но взять Агафона было не так-то просто. Он уже выбрал себе новую хозяйку и переходить из рук в руки не собирался. Не курица небось и даже не петух! Поэтому Агафон с размаху стукнул клювом нахала по руке, отчего тот вскрикнул и поспешил отступить под дружный хохот остальных продавцов.
– Поделом тебе, Витька. Торгуй своими цыплятами, а к настоящим птицам не лезь.
– С ним даже Тихон не всегда совладать мог, куда уж тебе!
Но продавец, которому досталось клювом, уже и сам осознал свою ошибку.
– Ну его! – потирая ушибленное место, на котором наливался здоровенный синяк, с досадой прошипел он. – Никаких денег не захочешь, с таким извергом связываться!
– А где же Тихон? Куда он делся?
– Мы и сами хотели бы это знать. Ушел он.
– Что ты врешь! Не ушел он, увели его!
– Увели? Кто увел?
– Сегодня… Не успели вы уйти, как к Тихону двое каких-то мужиков подвалили. Мутные оба. Но стали разрешение на торговлю спрашивать. Корочки показали. У Тихона все бумаги в порядке были, он их этим двоим бугаям показал, только они сказали, что это все не то и что они Тихона забирают с собой.
– И вы отпустили человека неизвестно куда и неизвестно с кем!
– А что нам было делать? Не драться же с ними? Тем более что они предупредили нас, что находятся при исполнении, а Тихон задержан для дачи показаний!
– Значит, это полицейские?
– Ну, вроде того.
– А где тут ближайшее отделение? Мы пойдем туда и разузнаем, что случилось с Тихоном. Зачем они его забрали?
Но на этот счет у торговцев были сомнения.
– Если это были и полицейские, то не наши.
– Нет, эти двое точно не из нашего отдела.
– Своих мы всех знаем.
– А этих двоих мы никогда прежде не видели.
И тут Сашеньке пришла в голову мысль:
– А как они выглядели? Возможно, у одного из них на ногах были ботинки, а другой был в кроссовках?
Ответом ей был дружный хохот. На ноги уведших Тихона «полицейских» никто не обратил внимания. А внешность все принялись описывать по-разному. У кого-то один был брюнетом, другой блондином. Кто-то считал их обоих шатенами. Третий утверждал, что волосы были подстрижены так коротко, что цвета и не разобрать. Про лица тоже ничего примечательного выяснить не удалось. Тип лица у обоих был славянским, носы то ли картошкой, то ли уточкой. Глаза и у того, и у другого то ли голубые, то ли карие, то ли серые. А про рост и говорить нечего, он варьировался от метра семидесяти до метра восьмидесяти пяти.
Каждому из свидетелей увиделось и запомнилось во внешности этих
