Гости гудели пчелиным роем.
Сама английская королева, одетая просто, как кухарка, зато с поразительным вкусом, как истинная королева, почтила своим вниманием безвременно почившего финансиста.
— Жаль, Петра Петровича, — тихо произнесла королева, вытирая свой носик кружевным платочком. — Жаль русского медведя!
Уже знакомый нам английский гробовщик робко подсел к нам.
— Я вижу, вы знали покойного? — спросил он.
Рябов кивнул.
— Меня зовут Джон, — продолжал могильщик. — Я, как и вы, шотландец. Только мое ремесло не позволяет мне носить клетчатую юбку. Она весьма легкомысленна. Учитывая современные нравы.
— Прежде всего, выпьем за родную Шотландию! — молодо блеснув глазами, воскликнул я.
— За Шотландию! — инспектор покосился на меня не без изумления.
Мы хлопнули по тройному виски.
— Так вот, о покойнике… — крякнув, продолжил гробовщик. — Вы заметили, что его гроб заколочен наглухо? Помяните мое слово, здесь что-то нечисто! К тому же, от покойника разит черноморскими бычками.
И тут случилось непредвиденное…
Инспектор схватил могильщика двумя пальцами за сонную артерию.
Гробовщик склонил седую голову на баклажку с русской капустой.
5.
Тут из-за парчовой ширмы раздался шопеновский плач скрипки.
О чем она рыдала?
Не знаю!
Иногда скрипка срывалась в гомерический хохот, потом опять заливалась крокодильими слезами.
Инспектор подскочил к ширме. Отбросил ее.
И что мы увидели за пологом?
Здоровехонького, румяного самого Березуцкого. Со скрипкой, упертой в шею.
Вот так подарочек!
Оказывается, он отнюдь не почил.
Вздох удивления, а потом и законного негодования глухо прокатился по залу.
Английская королева упала в обморок в руки лорда Хранителя Печати. И тот, плюнув на свою заветную Печать, крепко держал королеву, как родное дитятко.
Поминки по магнату оказались скомпрометированы.
6.
Москва встречала нас алмазной изморозью на красных стенах Кремля.
В наручниках Петр Петрович Березуцкий вел себя тихо.
В дальнем углу Александровского парка магнат вынул несколько кирпичей из кремлевской стены и достал солидную пачку пластиковых карточек, припрятанную им от родного народа.
В филиале Сбербанка № 163, Петр Петрович, понукаемый взглядом Рябова, собственноручно заполнял бланки почтовых переводов обворованным вкладчикам «Россия-Фигаро».
Только к вечеру сыщик разомкнул наручники на уже кристально чистых запястьях Петра Петровича.
— Весь ваш карнавал с похоронами ясен, — тихо произнес Рябов. — Однако зачем вы сперли скрипку самого Шерлока Холмса?
Березуцкий заморгал длинными детскими ресницами:
— Бес попутал. Я и играть-то толком не умею. Закончил только один класс музыкальной школы. И не по скрипке, по домре.
— Ах, вот в чем дело! — воскликнул я, акушер второго разряда, Петр Кусков. Хотя решительно ничего не понял.
Дома нас с Рябовым ждала телеграмма «молния» из Альбиона.
«Друзья! — написано было в ней на чистейшем английском. — Разысканная Вами скрипка вернула мне молодость. Я опять хочу распутывать уголовные дела, к вящему посрамлению бездарных чинуш из Скотланд-Ярда. Обнимаю и даже целую. Ваш Шерлок Холмс».
— А бычки, черноморские бычки? — внезапно вспомнил я. — Почему ими так отвратительно пахло на погребении Петра Петровича?
— Бычками Березуцкий в Лондоне приторговывал. Часть товара протухла. Петр Петрович решил одним выстрелом убить сразу двух зайцев. Избавиться от гнилого товара, а своими похоронами провести за нос доверчивых вкладчиков.
Я склонил свою седеющую голову перед могучим умом сыщика.
1.
Когда теплоход «Белоруссия» входил в Красное море, по палубам расползлась зловещая весть — на верхней палубе, в своих роскошных апартаментах, затравлен гималайским медведем олигарх и телемагнат Самсон Самсонович.
Детектив протер мундштук портативного саксофона шелковым носовым платком и заиграл печальную мелодию черных кварталов Америки.
— Кто это мог сделать? — я, акушер второго разряда, Петр Кусков, нервно взял со стола яблоко, с хрустом откусил.
— А вот это нам и предстоит выяснить, — резко произнес Рябов и резко же сложил портативный саксофон во внутренний карман клетчатого пиджака из магаданского твида.
2.
На месте происшествия топтались растерянные фээсбешники и агенты Израильской службы безопасности.
Самсон Самсонович лежал головой в хрустальном блюде с черной икрой и, увы, не подавал признаков жизни.
Вспыхнул блиц папарацци.
— Назад! — взревели фээсбешники и выбросили зарвавшегося газетчика из апартаментов магната.
Корабль взрезал Суэцкий канал.
Справа и слева расстилалась пустыня. Высились пирамиды и тут же теснились песчаные лачуги простых египтян. На бельевых веревках сохла рванина.
— Кэп, — спросил Рябов у капитана, — вы случайно не видели гималайского медведя?
Капитан побледнел и закусил сивый ус:
— Насколько мне известно, на борту нет косолапых.
— А как же тогда растерзанный Самсон Самсонович? — не смог удержаться я, акушер Кусков.
Тут капитан совершил непредвиденное. Вскарабкался на борт, ласточкой сиганул в канал.
Над ним похоронным нимбом сошлись водяные круги.
3.
В ресторане на верхней палубе к нам подсел молодой человек с острыми усиками и острым же огненным взглядом.
— Дубровский, — представился он, протянув для пожатия холеную руку с платиновой печаткой в виде черепа.
Мы с достоинством поклонились.
— Вы не видели здесь девушку Машу, — спросил Дубровский, намазывая бутерброд икрой.
— Может, вы что-нибудь расскажите нам о медведе? — напрягся я.
— Только не сейчас, — прошептал Дубровский.
Тут к нашему столику подошла барышня. Волосы огненно красные. Взгляд птичий, испуганный.
— Володя… — скривила губки. — Когда же мы пойдем к Самсону Самсоновичу?
— Он мёртв. Как и твой папа.
Маша, потянув на себя скатерть, рухнула в обморок.
4.
Кувейт встретил нас песчаным бризом.
То там, то сям проскакивали на горбатых верблюдах бедуины с японскими транзисторами. Что-то ненавязчиво о своем сокровенном пел мулла на минарете. Типичная восточная картинка.
Маша зашла в небольшую лавку за сережками для гениталий, а мы, то есть я, акушер Кусков, детектив Рябов и молодой Дубровский по иронии судьбы остановились у стены арабской нищенской мазанки.
— Значит, — продолжил разговор Рябов, — вы убивали всех ухажеров Марии? И все они, ирония судьбы, оказывались магнатами? Вампирами, сосущими народную кровь?
— Последнего убил не я… Болтают, медведь.
— Как же вы тратили деньги магнатов?
— Переводил в сиротские приюты, — потупился Дубровский.
Несколько минут мы молчали. Пролетел ангел.
Рябов расцеловал Дубровского:
— Цель не оправдывает средства. Но все же, все же…
5.
В Москве по крышам барабанил дождь.
В мусорных контейнерах копались голуби.
— Здравствуй, Москва! — прошептал я, уткнувшись лбом в холодное стекло окна на Чистых прудах.
Рябов на портативном саксофоне играл печальную мелодию арабских кварталов Иерусалима.
Я потёр свою небритую щеку, задумался.
— Инспектор, куда же делся гималайский медведь?
— Не было никакого медведя.
— Как это не было?!
— В шкуре медведя выступил тесть Дубровского, отец Маши.
— Что такое?
— Тестем Дубровского был капитан судна «Белоруссия», — Рябов заиграл желваками. — Он страшно боялся разрушения счастливого брака. Маша же строила глазки Самсону Самсоновичу. Поэтому папа и опередил зятя.
Я схватился за голову:
— Зачем же он надел шкуру медведя?
— Этого теперь никто не узнает…
Глава 54
Возвращение Будды
1.
Пропажа мумии корейского вождя Ким Ир Сена всколыхнула всю прогрессивную мировую общественность. Всколыхнула она и нас, то есть меня, акушера второго разряда, Петра Кускова, и моего друга, бесстрашного и прозорливого сыщика Рябова.
— Петя, — помрачнел он, — мы должны вернуть священную мумию. Для них он является одной из реинкарнаций Будды.
Я сурово нахмурил брови:
— Мы найдем Будду, даже если из живых нам придется сделать сотни мумий!
2.
В Корею мы вылетели самым экстренным рейсом «Москва — Пхеньян».
И вот мы в стране карликовых плодовых деревьев и буддийских с десятком крыш пагод.
По улицам фланировали одни корейцы.
Раскосые глаза и гибкие для поклонов туловища.
На первый, хотя и проницательный взгляд, мумии товарища Ким Ир Сена нигде не было.
