Иоанна Хмелевская - Проза жизни

   Пока чета Кемпиньских приходила в себя от Терескиной фамильярности и отговаривала Цегну, пока тот убеждал супругов, что ношение топоров для него только в радость, пока он вернулся из подвала, подруги были уже готовы к выходу. Они сразу поволокли его из дома, не позволяя продолжить беседу с хозяевами.

   — Янушек, в чем дело? — подозрительно спросила пани Марта.

   — Ничего особенного, — равнодушно пожал плечами Янушек. — Они с этим милиционером подружились, и он с одной из них поженится. Пока, правда, неизвестно, с которой... Некогда мне разговоры вести, меня уроки ждут...

   В милицейском автомобиле Тереска вытащила из сумочки толстую пачку фотографий и с гордостью вручила ее своему коллеге.

   — Только не болтайте лишнего при моих родителях, — предостерегла она. — Они почище вашего майора. Вот тут вам и ваши машины, и ваши преступники, правда, никакого серьезного преступления в кадр нам не попалось.

   У Кшиштофа Цегны снова отнялся язык, зато руки ухватились за снимки довольно проворно.

   — Вот здорово, как раз то, что нужно, — наконец возбужденно сказал он, любуясь фотографиями. — Вам надо будет опознать здесь и на наших кадрах этих типов и дать подробные показания. Скоро с аферой покончат, они уже все под колпаком. Одной только мелочи не хватает...

   — А вы как же? Как вы-то смотритесь?..

   — Очень даже неплохо. Внес свою лепту, хотелось бы, правда, побольше. Беда в том, что сейчас зима.

   — А почему?

   — В местах, где вы побывали, у них наверняка тайники. Они там прячут контрабандный товар, больше негде. А если они его закопали, как отрыть, если земля промерзла? На участках можно спрятать где угодно, дачник всегда возится с землей, разве поймешь, сажает он или что-то зарывает? Трудности, конечно, будут.

   — А зачем надо было тянуть до зимы? — осуждающе спросила Шпулька. — Почему не взялись за поиски осенью? Мы ведь уже давно говорили...

   — Говорить-то говорили, только никто не верил, потому что никакие следы к ним не ведут. Участие принимают, а к доставке контрабанды никакого отношения не имеют. Загадка...

   — Им тоже сейчас трудней, - философски заметила Тереска. - Закопать в мерзлую землю тоже нелегко. Наверняка у них тайники не в земле.

   — Может быть, только где?

   В отделении милиции перед подругами выложили кипы фотографий. Очень гордясь собой, проникшись возложенной на них ответственной ролью, они внимательно и с большим интересом стали их изучать. Кроме участкового, в кабинете подруг поджидали еще двое симпатичных субъектов, перед которыми Кшиштоф Цегна то и дело норовил стать навытяжку. Одним из них был тот самый майор с птичьей физиономией.

   На снимках среди множества незнакомых лиц мелькали и знакомые.

   — Это тот маленький, чернявый и лохматый, который ездит на «фиате», — уверенно разъясняла Тереска, а Шпулька утвердительно кивала головой. — А вот тот с ухом, из «опеля». О! Да тут и Наполеон под Москвой, из «мерседеса».

   — Смотри! — ужаснулась Шпулька. — Это же тот ненормальный! Чур меня, не дай Бог приснится!.. А этот как сюда затесался?

   На одной из фотографий был гориллообразный парень из Тарчина.

   — Этого человека вы тоже знаете? — заинтересовался майор.

   С большим чувством Шпулька еще раз описала подробности каторжной операции по добыче саженцев, и теперь уже Тереска подтверждающе кивала головой. Слушатели попались благодарные, внимали с упоением и смотрели на обеих во все глаза с каким-то особым интересом. Уже знакомые с этой историей участковый и Кшиштоф Цегна предусмотрительно помалкивали.

   — Вот, значит, как, — высказался майор и как-то странно закашлялся. — С виду вроде бы отпетый бандит, а душа у него, оказывается, — чистое золото! Вы добыли уникальные сведения.

   — Если хотите, мы можем добыть еще больше, — с готовностью вызвалась Тереска.

   Представители закона запротестовали так дружно и с таким пылом, что Тереска даже пришла в замешательство. Перед лицом ее и Шпулькиных очевидных заслуг такая чрезмерная деликатность показалась ей неуместной. В конце концов, зачем разводить церемонии? Опасности для них никакой, зато пользы государству навалом...

   Представители закона при виде Терескиной гримасы ощутили серьезное беспокойство. Было ясно как Божий день, что нет такой силы на свете, которая бы воспрепятствовала ее желанию участвовать в операции. При мысли о том, что кроме преступников придется караулить еще и девиц, их охватила паника, а паника, как известно, плохой помощник...

   — Ты обратила внимание, на что они наложили нам особый запрет? — довольно ухмыляясь, спросила Тереска, когда они после подписания всевозможных протоколов вышли из отделения милиции. — На железнодорожные вокзалы! А нам с тобой, тупицам, было невдомек, где искать! Раз это контрабанда, значит, ее возят по железной дороге, давно надо было выходить на международные поезда!

   — Так ведь они выходят?..

   — Но нам нужно, чтобы отличился Скшетуский, а не какие-то другие, верно? А из того, о чем они говорили, ясно, что бандитов переловят с минуты на минуту, и Скшетускому ничего не достанется. Надо срочно ему помочь.

   — А дрова? — безжалостно напомнила Шпулька, лихорадочно искавшая аргумент, который заставил бы Тереску переключиться на что-нибудь другое. Тебе требовалось заняться дровами, иначе нечем будет топить.

   — Папа договорился, чтобы привезли грузовик отходов с пилорамы.

   — Но ведь не везут! Тебе придется ехать за дровами, сама говорила. За корягами.

   — О Боже! — простонала Тереска. — Еще только этого не хватало. Ну ладно... Погоди, возьмем сани, ты говорила, что Зигмунт приделал к ним полозья.

   Из двух зол Шпулька предпочла дрова, лучше уж самим раскорчевывать лес, чем ловить бандитов. Стол, даже переделанный в сани, вызывал у нее недобрые чувства, но тут уж ничего не поделаешь, не будет же Тереска тащить эти коряги на себе. Пришлось согласиться.

   — Только послезавтра, — беспрекословно объявила Тереска. — Завтра покараулим на вокзале, а там, глядишь, успеют привезти обрезки с пилорамы...

   Морозные зимние сумерки освещались луной, когда подруги съезжали на столешнице с насыпи, рискуя переломать себе ноги. Шпулька была жутко расстроена.

   — Если бы ты мне сразу сказала, что это в деревне за Вилановом, я бы ни за какие коврижки не поехала, — бубнила она в двадцать пятый раз. — Куда угодно, только не туда! Наверняка это где-то рядом с тем чокнутым нахалом!

   — И совсем не рядом, немного дальше. А ты думала, коряги валяются на центральной площади? Успокойся, мы к этому шизофренику заходить не будем.

   — Да он сам к нам пристанет... Тормози, что-то едет!

   Столешница, хоть и преобразованная в сани, от своего норова не отказалась. По наклонной плоскости она съезжала даже неплохо, а по ровной скользкой местности разгонялась будь здоров, зато управлять ею было совершенно невозможно. Спуск с насыпи, да еще в обманчивом лунном свете, жутко их измотал, зато потом дорога была сплошным удовольствием. Подталкиваемая с двух сторон наподобие самоката, колымага легко неслась вперед, проявляя лишь некоторую склонность соскользнуть на обочину.

   — Зря эти шоссе делаются выпуклыми, — недовольно проворчала Шпулька.

   — Счастье еще, что снег не убирают, — философски заметила Тереска, склонная, в противоположность подруге, во всем плохом подмечать положительное. — Хорошо бы мы выглядели, если бы пришлось тащить этот гроб по асфальту.

   — Был бы хоть толк! Опять мы тащимся на ночь глядя, нет чтобы по-нормальному, днем. Неужели нельзя твои репетиторские занятия перенести на вечер?

   — Нельзя. Вечера мне нужны. Где ты видела бандитов, которые обделывают свои темные делишки средь бела дня?

   — Но ведь ты сейчас не к преступникам едешь, а за дровами!

   — Сейчас нет, а вообще выслеживать их надо ближе к ночи. Жаль, что вчера они не привезли никакой контрабанды, вот бы мы сегодня и засекли, как ее прячут.

   — Если бы вчера привезли, вчера бы и спрятали. Кто знает, не привезли ли ее сегодня, — проворчала Шпулька, не подозревая, что пророчествует на свою голову. — А вообще переправляли бы груз машиной. Или ты готова гоняться за машиной на этой колымаге?

   — Что-то за нами едет, давай посторонимся.

   — Лучше совсем съехать, впереди поворот.

   По мере удаления от города сани скользили все сноровистей. Подруги, быстро освоив новую технику передвижения, почувствовали себя совсем уверенно и легкомысленно позволили себе рискованную скорость — километров пятнадцать в час.

   — Тормози, — забеспокоилась Шпулька, разглядев впереди «поворот смерти».

   — О Господи, за нами едут! — панически взвизгнула она. — Сейчас задавят!

   — Тормози! — в страхе заорала Тереска. — Сворачиваем!