— Она была вот как отсюда до буфета, — рассказывал Стоут.
— Зачем же тогда оптический прицел?
— «Лучше перебдеть, чем недобдеть» — девиз Дургеса.
На десерт Стоут заказал тортони и выковырял вилкой кусочки миндаля из мороженого, аккуратно выложив их по краю тарелки. Дези наблюдала за этим ритуалом привередливости и еще глубже погружалась в меланхолию. Когда Палмер занялся изучением счета, Дези прошла в дамскую комнату и смоченным бумажным полотенцем стерла помаду и косметику. Она сама не знала, зачем это сделала, но ей полегчало. Когда Дези вернулась, Палмер уже вышел из ресторана.
Запах на улице чуть не сбил ее с ног. Она прижала руку к лицу и взглядом поискала Палмера. Тот стоял под фонарем на парковке. Когда Дези подошла, прокисшее зловоние усилилось, и стало ясно почему — оно исходило от мусорного кургана высотой футов в десять и весом в несколько тонн. Муж стоял у подножия зловонного холма и скорбно созерцал его пик.
— А где машина? — спросила Дези и закашлялась.
Стоут всплеснул руками и мяукнул, как потерявшийся котенок.
— Что?! — Дези сдерживала рвотные позывы. — Пропади ты пропадом! Мой «БМВ»!
Ошалелый Палмер закружил перед тошнотворной дюной, спотыкаясь и тыча в нее пальцем. Его окутывала туча жужжащих мух, но он даже не пытался их отогнать.
— Черт! — завопила Дези. — Говорила же — подними верх! Говорила?
Твилли вернулся к итальянскому ресторану и поспел на представление. Под руководством изумленных полицейских рабочие с лопатами и граблями приступили к малоприятным раскопкам. Забравшись на сосну неподалеку, Твилли наблюдал за ними в полевой бинокль. Никаких следов прессы. Позор! Такой сюжет для телевидения! Сквозь ритмичное шарканье лопат доносился голос пачкуна, заклинавшего чистильщиков работать, черт возьми, осторожнее и не поцарапать краску. Забавно, если учесть нынешнее состояние машины. Твилли представил, как ее девственная кожаная обивка пропитывается благоуханием залежей апельсиновой кожуры, прессованного творога, пивных бутылок, кофейной гущи, яичной скорлупы, смятых бумажных платков, картофельной шелухи, гигиенических салфеток, корок пиццы, рыбьих голов, обглоданных ребрышек, продырявленных тюбиков зубной пасты, жирной грудинки, застывшей подливки, кошачьего песка и куриных шеек. Хотелось затесаться в бригаду мусорщиков и рассмотреть мерзкое зрелище поближе.
Скрестив руки на груди, жена/подружка пачкуна расхаживала взад-вперед в мерцающем свете фонаря. Лица не разглядеть, но вышагивает нервно. Интересно, ей вправду жалко «БМВ»? Ведь страховая компания купит новую машину. Еще Твилли подумал о мусорщиках, которых подняли середь ночи на странную работу. Наверное, потешаются, выкапывая из кучи отбросов огненную красавицу-машину, и, будем надеяться, сверхурочные получат.
Твилли провел грандиозную операцию, но полного удовлетворения почему-то не испытывал. Причина дискомфорта разъяснилась неприятным потрясением: Твилли увидел в бинокль, как пачкун что-то развернул — конфетку или послеобеденную мятную жвачку — и небрежно бросил на землю смятый фантик. Козел ничего не понял! Не связал свинское поведение на автостраде со злонамеренным осквернением автомобиля. Наверное, принял это за случайную хулиганскую выходку вандалов, за шалость.
Надо было оставить записку, чтоб все стало ясно, угрюмо думал Твилли. Он выругался и, осторожно спустившись в темноте с дерева, подошел к парковке. Раскопки машины завершились, пачкун с женой/подружкой уехали в такси. Грязный «БМВ» грузили на эвакуатор; водитель в голубой маске, словно у родильной няни, перешучивался с рабочими — те кидали в мусоровоз последние лопаты отбросов.
Твилли спросил у полицейского, что случилось с красным кабриолетом.
— Кто-то разгрузил на него мусорку, — криво усмехнулся офицер.
— Господи, зачем?
— А хрен его знает! Народ ополоумел.
— Столько патрульных машин, я подумал, кого-то убили, — сказал Твилли.
— Не, просто большая шишка оставила тачку не там, где надо.
— Он знаменитость, что ли?
— До сегодняшнего дня я о нем не слыхал, — ответил коп. — Но явно не из простых, иначе я бы здесь не торчал, а сидел бы в подштанниках дома и смотрел баскетбол. Ладно, отойди-ка.
Под руководством полицейского водитель эвакуатора маневрировал на стоянке. Из осторожности Твилли не выспросил фамилию пачкуна, да это и ни к чему. Он подошел к мусорщику и спросил о погибшем автомобиле.
— Зря это, конечно, — сказал рабочий. — Такая красивая машина.
— Напрочь загублена? — поинтересовался Твилли.
— Внутри теперь ни за что не отчистить. Я прикинул — мусора никак не меньше четырех тонн. — Чистильщик оперся на черенок лопаты. — Я не пойму, на кой поганить дорогущую тачку, когда можно просто угнать? Мудила, который оставляет кабриолет с открытым верхом, заслуживает, чтоб его лишили колес. Но так-то зачем? По мне, полная хренотень. Столько мучений, чтоб испортить классную колымагу. Я не врубаюсь.
— Ополоумел народ, — только и мог сказать Твилли Спри в свое оправдание.
Он родился в Ки-Уесте, где отец торговал земельными участками. Фил Спри-«маленький» был настоящим спецом по недвижимости. Его интересовали только участки на побережье или в Заливе. Он торговал землей на взморье, пока уже не оставалось участков на куплю-продажу, и тогда семья упаковывалась, переезжала в новый город, где Маленький Фил традиционно ликовал: «Горизонт чист!» Протяженность береговой линии Флориды тысяча триста миль, и юному Твилли пришлось насладиться ее географией в полной мере. Мать не любила тропики и не переносила солнца. Но Маленький Фил очень хорошо зарабатывал, и Эми Спри восемнадцать лет сидела дома, ухаживая за кожей лица и придумывая себе хобби. Выращивала бонсай. Принималась писать любовный роман. Училась играть на кларнете. Увлекалась йогой, современными танцами и крепкими коктейлями. Твилли был полностью предоставлен сам себе. Все свободное время он проводил вне дома. Родители понятия не имели, чем он занят.
Когда Твилли было четыре года, Маленький Фил спешно перевез семью в Марко-Айленд, славившийся пляжами в окаймлении белых дюн. Здесь песок был усеян красивыми морскими раковинами, которые Твилли собирал и укладывал в коробки из-под ботинок. Обычно его сопровождала нянька, нанятая матерью следить, чтобы сын не утонул в Мексиканском Заливе. Время шло, и в четырнадцать лет Твилли, замкнув провода зажигания, угнал машину приятеля, чтобы съездить в Марко и пособирать на берегу раковины. До места он добрался к ночи под проливным дождем и уснул в машине. Проснувшись на рассвете, он впервые понял, чем его старик зарабатывал на жизнь. На горизонте остров ощетинился частоколом высотных отелей и многоэтажных домов. Ну да, это же взморье. Не отрывая взгляд от земли, Твилли с обувной коробкой подмышкой отправился к воде. Он надеялся, что это был мираж, причудливая игра тумана и облаков, но поднял взгляд, и отели с домами не исчезли, а надвинулись и выросли. Всходило солнце, и здания отбрасывали на песок могильные тени. Вскоре Твилли накрыла огромная теневая полоса. Тень на открытом пляже под ясным безоблачным небом! Твилли упал на колени и, обдираясь в кровь, заколотил кулаками по слежавшемуся песку.
Подошла какая-то женщина в купальнике и потребовала прекратить безобразие, не пугать детей. У нее был выговор жительницы Новой Англии, красные ногти на ногах, нос в мази от солнца; она размахивала книжкой Артура Хейли. [7] Твилли взвыл и вновь замутузил песок. Туристка глянула поверх солнечных очков и спросила:
— Где ваша мать, юноша?
Твилли вцепился ей в ногу и вгрызся в ступню; только подоспевший на помощь мясистый охранник из отеля сумел оторвать его от женщины. Потом приехал Маленький Фил с адвокатами и чековой книжкой. По пути домой Твилли нечего было сказать отцу. Когда Эми Спри зашла к сыну пожелать спокойной ночи, она увидела, как он прилаживает в коллекцию морских раковин ярко крашенный человеческий ноготь. Утром мать в первый раз отвела его к психиатру. Твилли прошел серию тестов, но ни один не выявил опасного психического расстройства. Эми Спри вздохнула с облегчением, но супруг был настроен скептически.
— Парень не в порядке, — говорил он и еще добавлял: — Он не в себе. Играет не за ту команду.
Позже Твилли пытался поговорить с отцом о Марко-Айленде и своих душевных страданиях. Он говорил, что Флорида тысячелетиями находилась под водой и теперь вновь неуклонно погружается — океан и Мексиканский Залив ежегодно отвоевывают драгоценную сушу, которой так яро торгуют Фил и ему подобные. «Ну и что? — отвечал отец. — Для того люди и страхуются от наводнения». «Нет, папа, ты не понял», — говорил Твилли, а Маленький Фил возражал: «Что ж, может, я не разбираюсь в геологии, но знаю толк в продажах и отлично понимаю, что такое комиссионные. Когда я своими глазами увижу, как это чертово место погружается, мы с тобой и твоей матерью соберем вещички и переедем в Южную Калифорнию. Вот уж где славно заработаешь на торговле побережьем».
