Подобное заявление потрясает меня до глубины души.
– Ты хочешь сказать, что бабушку Кэтрин убили? Этого просто не может быть. Люди видели, как она упала в реку.
– Правда? – Глаза Пирли блестят в темноте. – Она была совсем одна, когда погибла. Вот только в самом ли деле она упала? И я не очень верю в то, что этот песчаный обрыв рухнул в реку. Миссис Кэтрин практически выросла на острове ДеСалль. И ты думаешь, что она встала бы на опасный обрыв, как какая-нибудь городская дурочка, и ничего не заметила? Нет, девочка моя. Как мистер Люк после войны никому не позволил бы тайком подобраться к себе, так и она никогда бы не сделала подобной глупости. Я думаю, что в конце концов миссис Кэтрин узнала нечто настолько плохое, что просто не смогла с этим жить. Если бы она обратилась в полицию, то навсегда опозорила бы доброе имя своей семьи. А так… Дети ее уже выросли… Мне кажется, она просто не видела, что еще можно сделать, и предпочла умереть. Я думаю, она сама решила утопиться, девочка моя.
Самоубийство? И семидесятипятилетняя женщина решилась на такой шаг?
– Что, по-твоему, она могла увидеть, Пирли?
Пожилая женщина еще ниже опускает голову.
– Несколько лет назад, убирая в кабинете доктора Киркланда, я нашла несколько фотографий.
У меня перехватывает дыхание.
– Что за фотографии?
– Такие, которые не стоит носить на проявку в фотоателье.
– Полароидные снимки?
Она кивает.
– И кто был снят на них?
– Ты и мисс Энн.
Лицо у меня горит.
– Что мы делали?
– Купались. В чем мать родила.
– Вдвоем?
– Нет. Должно быть, фотографии были сделаны с разницей в двадцать лет. На снимках вам обеим, наверное, не больше трех лет, и обе голенькие, как в тот день, когда вы только появились на свет. Вы плескались в каком-то плавательном бассейне. Если бы эти фотографии лежали с другими, я бы и не подумала ничего плохого. – Пирли выразительно поднимает палец, ноготь на котором накрашен ярко-красным лаком. – Но они лежали отдельно… И столько лет было между ними… Меня прямо как морозом обожгло. Как будто дьявол прошелся по моей могиле.
– Ты думаешь, бабушка тоже нашла эти фотографии?
– Что-то она нашла, это несомненно. В последний месяц перед смертью миссис Кэтрин буквально ни с кем не обмолвилась ни словом. В глазах у нее было отсутствующее выражение. Безнадежность.
– Пирли, я обнаружила несколько фотографий обнаженных детей, спрятанных в амбаре. В вещах папы.
Она выглядит потрясенной.
– Мистер Люк держал у себя такие картинки?
– Да. Но теперь, когда я знаю то, что знаю, думаю, он поступил так же, как и ты. Он нашел несколько подобных фотографий у деда. И оставил их у себя. Держу пари, он собирался предъявить их деду и потребовать объяснений. Может быть, именно они и стали причиной того, что он решил заглянуть в мою комнату в ночь своей гибели.
– Я искала и другие подобные фотографии, – признается Пирли, – но пока что ничего больше не нашла. Боже, сколько несчастья принес этот человек! Он болен, вот что я тебе скажу.
Я встаю из-за стола и раздвигаю занавески на окне кухни. Передо мной, величественный и молчаливый, подобно королевской усыпальнице, возвышается Мальмезон.
– Он больше не причинит вреда детям, – негромко говорю я. – Сегодня я положу этому конец.
– Как ты собираешься остановить его? Доктора Киркланда боятся даже полицейские. Господи, да это поместье стоит дороже, чем дома всех полицейских в городке, вместе взятые. Плюс дом мэра. У доктора Киркланда друзья повсюду, вплоть до самого Вашингтона, округ Колумбия.
– Не беспокойся на этот счет. Просто пообещай мне, что если ты когда-нибудь предстанешь перед большим жюри, то расскажешь всю правду о том, что тебе известно.
– Они заставляют давать присягу на Библии, правильно?
– Да.
– Знаешь, я слишком стара, чтобы лгать, положив правую руку на Библию. Но ты должна быть осторожна. Доктор Киркланд – не единственный больной человек здесь. Билли Нил так же плох, как и он, а ведь этот малый намного моложе и сильнее твоего деда.
– Моложе, может быть. Но отнюдь не сильнее. Если забросить этих двоих в чащу леса, при том что только один должен выйти оттуда живым, дедушка съел бы печень Билли на ужин.
Пирли, пошатываясь, встает, подходит ко мне нетвердой походкой и обнимает меня, как делала раньше, когда я была совсем еще маленькой девочкой. Так, как никогда не обнимала меня мать.
– Помнишь, я говорила тебе, когда бросила курить?
Я раздумываю недолго.
– По твоим словам, двадцать три года назад. В ту ночь, когда погиб папа.
Она кивает, и тычется подбородком мне в плечо.
– А знаешь, почему я бросила курить в тот год?
– Почему?
– Потому что я знала, что сигареты – это яд. А после смерти мистера Люка я поняла, что буду нужна, чтобы приглядывать за тобой. Только мне очень жаль, что я не смогла сделать большего, девочка моя. Прости меня за то, что я не смогла уберечь тебя от боли, которую тебе пришлось вынести. – Она отстраняется и смотрит мне в глаза. – Ты самая сильная из всех моих девочек. Я всегда так говорила. Доктор Киркланд считает, что ты унаследовала эту силу от него, но он ошибается. Мистер Люк был хорошим человеком, но, когда нужно, он мог быть жестким и даже жестоким. Как и старый мистер ДеСалль. Может быть… Ох, не знаю. Я просто буду молиться за тебя и надеяться, что Господь услышит мои молитвы. Может быть, с Божьей помощью тебе удастся задуманное.
Я нежно целую ее в щеку, открываю дверь и выхожу на яркий солнечный свет.
«Линкольн» моего деда по-прежнему стоит рядом с «кадиллаком» Пирли. Я гляжу на машины и внезапно чувствую, что кто-то наблюдает за мной. Повернувшись направо, я вижу Билли Нила, который рассматривает меня, стоя на галерее в тыльной части Мальмезона.
Он улыбается.
Я разворачиваюсь и иду к нему, решительно и уверенно. Чем ближе я подхожу, тем бледнее становится его улыбка. К тому времени, когда я оказываюсь настолько близко, что могу окликнуть его, не повышая голоса, он уже хмурится. Странно, но в такую жару он напялил на себя спортивный пиджак. Вглядевшись пристальнее, я замечаю рукоятку автоматического пистолета, торчащую из наплечной кобуры, прикрытой пиджаком.
– Что тебе нужно? – спрашивает он.
– Ты поставил не на ту лошадь, – ровным и невыразительным голосом отвечаю я. – Спасайся, пока не поздно.
Он смеется.
– О чем ты толкуешь, мать твою?
– Пойдем со мной и увидишь.
Дедушка разговаривает по телефону, который стоит на его столе с убирающейся крышкой. Его широкую спину обтягивает сшитый на заказ костюм из синего французского шелка, а глубокий голос наполняет комнату подобно тщательно настроенному контрабасу.
– Положи трубку, – резко бросаю я.
Он разворачивается в кожаном кресле и пристально смотрит мне в лицо.
– Я знаю, что ты сделал, – говорю я.
– Одну минуту, – роняет он в трубку и прижимает микрофон к рубашке. – В чем дело, Кэтрин? Я сейчас очень занят.
– Я знаю, что ты убил моего отца.
Единственной реакцией на мои слова можно считать то, что он лишь прищуривает глаза. Потом переводит взгляд на Билли Нила, который остановился у дверей.
– Я рассказал тебе, что случилось в ту ночь, Кэтрин.
– Ты рассказывал мне об этом четыре раза. И всякий раз твои истории отличались одна от другой. Но теперь я знаю правду. Улики не лгут. Ты убил его, и я могу это доказать.
Дедушка снова подносит трубку к уху.
– Прошу прощения, но я перезвоню вам позже.
– Сначала ты выстрелил в папу. Затем ты сунул ему в рот мою любимую плюшевую игрушку, чтобы заставить замолчать. Потом, как я полагаю, ты зажал ему нос пальцами, и он задохнулся.
За тот краткий миг, который потребовался деду, чтобы положить трубку телефона, его голубые глаза доброго и любящего дедушки превращаются в холодные щелочки волка, почуявшего опасность. От подобной трансформации кровь стынет у меня в жилах. Мне никогда не приходилось видать такого лица, но я узнаю́ его. Это его настоящее лицо – лицо человека, который насиловал меня, когда я была еще ребенком.
– На тебе есть микрофон? – спрашивает он.
Я отрицательно качаю головой.
Он не верит мне. Почему-то это приводит меня в ярость.
– Ты хочешь, чтобы я разделась перед тобой? – Я начинаю расстегивать блузку. – Ты ведь не станешь утверждать, что не видел меня голой раньше, а?
– Прекрати! – почти кричит он. Потом делает Билли Нилу знак рукой.
Водитель берет какую-то штуковину с одной из полок и подходит ко мне. Это черная металлическая палочка, похожая на те, с помощью которых в аэропорту ищут спрятанное оружие. Он проводит ею вверх-вниз по моему телу, задержавшись на мгновение над нижней частью живота.
