— Дуг будет вне себя, — сказала она.
— И я не стану его за это винить.
— Вы должны что-то придумать, Брейди. Дело даже не в мебели и не в деньгах. Дело…
— Дело в принципе, — сказал я. — Согласен.
— Это просто неправильно, — сказала Мэри Эппинг. — И мы этого так не оставим. Даю вам слово.
Мы с Алекс поговорили по телефону в понедельник вечером, а затем разговаривали и во вторник, и в среду — чуть раньше одиннадцати, когда оба уже собирались ложиться спать. Это странно напоминало мне те времена, когда мы были уже вместе, но жили порознь — Алекс у себя в Гаррисоне, штат Мэн, я в Бостоне, в съемной квартире на самом берегу залива. В ту пору мы с ней перезванивались перед сном каждый будний вечер, а встречались только по выходным.
Во время одного из наших нынешних разговоров мы договорились встретиться в пятницу, совсем как в былые времена, и поужинать у меня дома. Алекс настояла на том, что готовить будет она. По ее словам, ей хотелось показать мне, что она стала лучшей стряпухой, чем была. Я же ответил, что нимало в этом не сомневаюсь, поскольку раньше она вообще никогда ничего не стряпала.
О том, где она заночует в пятницу, или как мы проведем уикэнд, или многое ли изменилось за последние семь лет в наших с ней отношениях и многое ли изменений не претерпело, ничего сказано не было.
В четверг вечером, когда я уже снял офисный полосатый костюм, влез в джинсы и кормил Генри ужином, у меня зазвонил телефон. Сняв трубку, я услышал голос Роджера Горовица.
— Через пять минут в твою дверь постучат, — сообщил он, — это буду я. Просто хотел убедиться, что ты дома.
— Я дома, — подтвердил я. — Тебе поесть что-нибудь приготовить?
— Обойдусь кофе, — ответил он и прервал вызов.
Я сварил свежий кофе и через пять минут, с точностью почти до секунды, услышал звонок в дверь. Генри подлетел к двери и замер, уткнувшись в нее носом. Я отдал ему команду стоять и открыл дверь.
В прихожую вошел Горовиц с большим желтым конвертом под мышкой.
— Я получил заключение медэксперта, — сказал он. — Решил, что тебе захочется ознакомиться с ним.
— Разумеется. Спасибо.
Мы прошли на кухню. Я налил две чашки кофе, мы сели за стол.
Горовиц вытянул из конверта желтую папку, открыл ее:
— Самоубийство. Суть заключения такова. Думаю, тебя это не удивляет.
— В общем-то, нет, — подтвердил я.
— Доказательства неоспоримы, — продолжил он.
— А я с тобой и не спорю, — ответил я.
Он кивнул.
— Девятимиллиметровая пуля, убившая мистера Шоу, выпущена из пистолета, который мы нашли на полу под его левой рукой, — из «Беретты M-девять» армейского образца. На этом оружии, совпадающем с описанием незаконно вывезенного им из Ирака пистолета, которым он, э-э, предположительно угрожал семь месяцев назад жене и детям, обнаружены отпечатки пальцев, принадлежащие мистеру Шоу, и только ему.
Горовиц, приподняв брови, взглянул на меня.
— А об угрозах ты откуда узнал? — спросил я.
— О них узнал Бойл — от миссис Шоу.
Я пожал плечами:
— Хорошо. Что еще?
— Две пустые гильзы на полу. Очевидно, он произвел проверочный выстрел в потолок.
— Что значит «проверочный»? — поинтересовался я.
— Их иногда производят люди, кончающие с собой посредством огнестрельного оружия, — пояснил Горовиц. — Может быть, для храбрости. Или просто из желания убедиться в том, что оружие исправно. К сожалению, расспросить об этом жертву самоубийства нам еще ни разу не удавалось. Так или иначе, гильз было две. Выстрел в потолок, выстрел в голову.
— Хорошо, пуля вошла сюда… — я прижал указательный палец к мягкой впадинке под моим левым ухом, сразу за челюстью, — а вышла…
Горовиц коснулся своей головы — справа, рядом с макушкой:
— Здесь. Пистолет он держал под углом, дулом кверху. Пуля прошла через голову снизу вверх.
— Он прижал дуло к голове?
— Нет, — ответил Горовиц. — Судя по ожогам и волдырям на коже около входного отверстия, дуло находилось примерно в дюйме от головы.
— Те, кто стреляет себе в голову, всегда так делают?
Он помрачнел:
— Тебя что-то смущает, Койн?
Я покачал головой:
— Нет. Нисколько. Я всего лишь пытаюсь представить себе всю картину. А ты отвечаешь на мои вопросы. Спасибо. Продолжай.
Горовиц отпил кофе, окинул взглядом разложенные им по столу бумаги.
— Следы пороховой гари на левой, и единственной, кисти Шоу… — Он провел пальцем по странице. — Это я пропущу. В организме обнаружены следы прописанных ему лекарств. Антидепрессантов, тех же, что были найдены в его ванной комнате, причем в количествах, согласующихся с прописанной дозой. Мм, так, около двух унций бурбона в пустом желудке. А в стоявшей на его столе бутылке «Эрли Таймс» недоставало четырех унций, и это почти совпадает с уровнем алкоголя у него в крови, который был равен нолю, точка, ноль четыре.
— Вот этого я не понял. Объясни.
— Две рюмки виски по две унции в каждой, выпитые с промежутком примерно в полчаса, — сказал Горовиц, — это то количество крепкого спиртного, которое способно довести уровень алкоголя в крови у крупного мужчины, каким был мистер Шоу, до примерно ноль, точка, ноль четырех и частично ослабить его. Пьяным он с точки зрения закона не будет, но соображать станет хуже и рефлексы у него замедлятся. Возможно, этого хватит и для того, чтобы набраться храбрости перед самоубийством. Две унции в желудке, еще не переваренные, были приняты за минуту-другую до того, как он спустил курок. Понимаешь? Он выпивает рюмку, ждет, пока спиртное подействует на него, расслабляется, может быть, стреляет в потолок, а после выпивает вторую рюмку и убивает себя.
Я покачал головой.
— Что? — нахмурился Горовиц.
— Только то, что Гас бросил пить, — ответил я.
— Ну, думаю, когда человек собирается пустить себе пулю в голову, его такая ерунда уже не волнует. А может, он тебе просто соврал.
— Еще какую-нибудь выпивку в его квартире нашли?
— Нет. Только бутылку «Эрли Таймс». Скорее всего, для этого случая и купленную.
Горовиц снова порылся в бумагах.
— Ладно, — сказал он. — Идем дальше. На рюмке только отпечатки пальцев мистера Шоу. С бумажного пакета, в котором находилась бутылка, отпечатки снять не удалось. На самой бутылке лишь несколько смазанных фрагментов — использовать их нельзя. На оружии тоже только его отпечатки. Время наступления смерти — пятница, между пятью тридцатью пятью и одиннадцатью десятью.
— Странноватая оценка, — сказал я.
— Письмо жене он отправил по электронной почте чуть позже пяти тридцати пяти. Значит, он был еще жив. А ты позвонил мне в одиннадцать пятнадцать и сообщил, что он мертв. Что и требовалось доказать.
— Для получения такой оценки на врача учиться не обязательно. Есть же еще температура тела, синюшность кожи, трупное окоченение, процессы пищеварения — ими кто-нибудь занимался?
— Разумеется. На самом-то деле оценка медэксперта такова: между шестью и девятью вечера.
— Электронная почта была отправлена с компьютера Гаса?
Горовиц кивнул.
— Что-нибудь еще на компьютере или в его содержимом найдено? — спросил я.
— На компьютере — отпечатки пальцев Шоу, — ответил Горовиц. — Только его. Насчет компьютерных файлов в отчете ничего нет, указано только, что письмо к жене стоит в самом верху списка посланных сообщений.
Он сложил документы в стопку, взглянул на них еще раз, уложил в папку и закрыл ее.
— Это все? — спросил я.
— Тут есть еще отчеты криминалистов, — ответил он. — Подробные. Но все их данные указывают на то, что Гас Шоу покончил с собой.
— А как насчет его настроения?
— Все, с кем разговаривали наши ребята, показали примерно одно и то же. Этот человек страдал посттравматическим стрессовым расстройством. Господи, да ему же кисть руки оторвало. Скорее всего, он насмотрелся там слишком много ужасов и не смог их переварить.
— Могу я спросить, с кем именно они разговаривали?
— Не дави на меня, Койн. Я рассказал тебе все это по дружбе, а вовсе не для того, чтобы ты начал оспаривать выводы медэксперта и наших копов. Просто я решил, что Алекс имеет право узнать все прежде, чем это попадет в газеты или еще куда.
— Ты хочешь, чтобы я пересказал все Алекс? — спросил я.
— Могу и я, — ответил он, — если тебе неохота.
— Да нет, — сказал я. — Перескажу. Но ваше заключение ей не понравится.
Горовиц покачал головой:
— Бедняге просто стало невмоготу. Все очень просто. Близким всегда трудно это понять. Они об этом и слышать не желают. — Он запихал папку в конверт, сунул ее под мышку, отодвинул стул от стола и встал: — Ладно, спасибо за кофе.
— Что насчет его квартиры? — спросил я. — Мы можем туда заглянуть?
