Сидоров ещё раз позвонил Жорику, но тот так и не показался.
Майор Синицын опросил всех соседей Кораблинских. Тех, которые жили на одной площадке с ними, не было дома: они работали допоздна. Соседка сверху оказалась глухонемой. Только сосед снизу сказал, что да, слышал какой-то шум наверху.
— Я думал, что Эвелине Ростиславовне детскую мебель привезли, — говорил он. — Она заказывала на фабрике, а я там работаю…
Теперь Синицын сидел на прослушке в квартире Кораблинских. Пока никто не звонил. Эвелина складывала разбросанные вещи и рыдала, что она во всём виновата, потому что оставила дочку одну.
У них была большая трёхкомнатная квартира. Евроремонт, новая мебель. В углу спальни — пустая детская кроватка с кружевным одеяльцем. На краю кроватки пристроился жёлтый игрушечный медвежонок. А ведь у самого Синицына тоже есть семья…
Вдруг запищал мобильный телефон Эвелины Кораблинской: кто-то прислал СМС-сообщение. Майор со всех ног бросился к телефону, схватил его с детского столика. Из гостиной пришла Эвелина Кораблинская.
«Новое сообщение. Номер не определён» — горело на экране телефона. Содержание сообщения было таким: «Салют, клуха! Готовь четыре штуки баксов и всё, что нарыл твой муженёк. Завтра в семь утра бросишь всё в мусорник возле „Олимпа“. Тогда девчонку отдадим. Притащишь ментов — капут».
— У меня нет таких огромных денег, — прошептала Эвелина Кораблинская.
— Мы сделаем вот как, — сказал майор Синицын. — Вы возьмёте две стодолларовые купюры, а я нарежу старых газет. По цвету они похожи на доллары. Мы сложим их стопкой. Одну купюру положим сверху, другую — снизу. Потом вы всё это хорошенечко замотаете в пакет. Так, чтобы узел был хороший. И возьмите три чистых диска. Завтра утром вы всё это бросите в мусорник, а мы будем наблюдать за тем, кто достанет.
— А у вас выйдет?
— Да. Несите газеты.
Эвелина Кораблинская ушла в гостиную и принесла две купюры и стопку газет. Синицын взял ножницы и вырезал из них прямоугольники. Потом сложил всё стопкой и замотал в пакет. Получилось так, словно в пакете действительно, лежит пачка денег.
— Ой! — изумилась Эвелина Кораблинская. — И, правда, на доллары похоже!
Потом майор Синицын взял цветастый, красочный кулёк, сложил туда диски и фальшивые деньги, и протянул Эвелине Кораблинской.
— Вот, — сказал он, возьмите и держите на виду. Завтра просто, спокойно выйдите и бросьте в мусорник. Не надо оглядываться, искать нас. Мы будем наготове. Вы должны постараться не выдать себя, хорошо?
— Я постараюсь…
— А теперь — ложитесь спать и ничего не бойтесь.
Выйдя от Кораблинских, майор Синицын позвонил Петру Ивановичу и сказал, что похититель позвонил и теперь надо составить план захвата.
В полседьмого утра все заняли свои места. Сидоров, переодетый бомжём, сидел возле мусорника, делая вид, что не может открыть бутылку водки. Ради этого маскарада сержант сегодня даже не побрился. Майор Синицын и Пётр Иванович в служебной «Самаре» прятались среди таксистов, на пятачке, на проспекте Богдана Хмельницкого. А «Газель» с группой захвата, которой руководил лейтенант Самохвалов, замаскированная под маршрутное такси, притаилась в тупике под раскидистой ивой. Утро выдалось прохладное, моросил дождик, Сидоров замёрз и промок немного. Дворничиха, подметая окурки и обёртки от мороженого, смерила сержанта презрительным взглядом.
— Тьфу! Совсем допился, бомжара! — буркнула она и повернулась к нему спиной.
«Значит, похож!» — довольно отметил про себя Сидоров.
В без пяти семь из-за дома показалась Эвелина Кораблинская с ярким пакетом в руке. Она подошла к мусорнику, опасливо посмотрев на бомжа — Сидорова. Сержанту было велено не подавать ей никаких знаков, поэтому он сделал вид, что не замечает её. Эвелина Кораблинская бросила пакет в один из баков и, не оглядываясь, удалилась. Прислонившись поудобнее к жёлтой сетчатой «пирамидке» для пластиковых бутылок, Сидоров стал ждать, когда за «посылкой» придут.
Прошло около получаса. Никто пока не приходил. Дворничиха скрылась. Сидоров уже продрог под дождевой пылью, даже чихать начал. Но вдруг откуда-то из-за кустов выцарапался другой, наверное, настоящий, бомж. Он не спеша, подошёл к мусорнику и принялся ковыряться в баках. В одном из них он нашёл джинсы. Осмотрев их, бомж довольно крякнул и спрятал джинсы в свой баул. Потом бродяга добрался до того бака, где лежала «посылка». И выволок её!
— Ага, — изрёк бомж и собрался уходить.
— Эй, братуха! — пробухтел Сидоров пьяным голосом. — Давай на двоих, а? Я угощаю!
И повертел своей бутылкой.
— Давай, — согласился бомж. — Я только вот этот кулёк одному чуваку отдам и — сообразим. Он мне целую штуку за него обещал. Айда!
Бомж помог Сидорову встать.
— Ты там, за деревом подождёшь, я мигом обернусь.
Шатающейся походкой они пошли со двора в сторону улицы Щорса.
— Ты вот тут постой, — просипел бомж. — А я — сейчас. Тот чувак сказал, что бы я один был, а то денег не даст.
Сидоров спрятался за деревом, а бродяга поплёлся к стоявшей у обочины грязной «Ниве». Это была та же машина, которая тогда выскочила из-за поворота. Сидоров вытащил рацию и сказал:
— Пётр Иванович, приём! Их машина — на пересечении Щорса и Богдана Хмельницкого, возле «Евросети». Тёмно-зелёная «Нива», очень грязная. Номера не видно — сильно заляпан.
— Понял! — ответил Серёгин. — Едем.
Бомж подошёл к «Ниве» и протянул пакет водителю. Тот выхватил и, оттолкнув бомжа, тронулся. Стоя за деревом, Сидоров видел, как с улицы Щорса заворачивает служебная «Самара» и, не спеша, пристраивается в хвост к машине преступника. Чуть поодаль ехала «Газель» спецназа.
— Вот, братуха, жизнь — малина! — услышал сержант хриплый баритон. — Не дал мне этот сайгак ни гроша!
Это пришёл разочарованный бомжик. Естественно, бандит его обманул. У него самого, наверное, нету «целой штуки»!
— На, вот, тебе бонус, — Сидоров отдал ему так и не открытую бутылку. — Дарю.
Бродяга расплылся в улыбке.
— А ты? — спросил он.
— Я уже завязал, — сказал Сидоров и ушёл.
— Ну и воля! — изумился бомжик.
Пётр Иванович и Григорий Григорьевич ненавязчиво преследовали «Ниву» похитителей. Та петляла, как заяц, по каким-то переулкам. Один раз следователи подумали, что упустили её. Но потом «Нива» всё-таки нашлась в потоке других машин. Наконец, машина похитителей свернула в совсем уж узенький переулочек и остановилась. Остановилась и служебная «Самара». За ней притормозила и «Газель». Из «Нивы» вышел невысокий человек в джинсовой куртке. Держа двумя руками цветастый пакет, он пошёл к маленькому двухэтажному дому. Поздоровался со старушками, которые заполнили две лавочки у подъезда. Пётр Иванович вылез из «Самары» и последовал за бандитом. Бандит поднялся на второй этаж. Достал ключи. Открыл довольно ободранную дверь и скрылся в квартире.
— Он внутри. Третья квартира, — сказал Пётр Иванович в микрофон рации.
А минуту спустя спецназовцы высадили хлипкую дверишку и ворвались в преступное логово.
Когда Григорий Григорьевич и Пётр Иванович зашли в третью квартиру, похититель был обезврежен и лежал в прихожей, носом в пол, прижатый дюжим спецназовцем. Он был всего один. Бандит даже пикнуть не успел, как его скрутили. В другой комнате сидела двухлетняя Настя. Девочка увлечённо «читала» мужской журнал «Максим», держа его вверх ногами. Перед ней были разбросаны доминошные костяшки, наряженные в конфетные фантики. И ещё стояла одноразовая тарелка с большим пирожным. Настя ручками отрывала от него куски и отправляла в рот. Заметив вошедших следователей, она радостно взвизгнула и пролепетала:
— А дядя Клекел обисял показать зывую лисицу!
Потом Настя взяла костяшку, завёрнутую в золотистый фантик от конфеты «Белиссимо».
— Это — плинцесса Лапуцель (она имела в виду сказочную принцессу Рапунцель). Плинцесса тозе поедет смотлеть лисицу!
— Крекер, — поморщился майор Синицын. — Ещё тот фрукт. Три раза сидел.
— Надо забирать ребёнка и увозить домой, — сказал Пётр Иванович, беря девочку на руки.
Настя забрала с собой все доминошки, набив ими карманы платьица. Так же она не пожелала расставаться ни с журналом «Максим», ни с пирожным.
— Ну что, Крекер, допрыгался? — спросил бандита Григорий Григорьевич.
— У-у-у! — ответил Крекер.
— Четвёртый раз сядешь, — заключил майор.
— Мммм!
Крекера в наручниках вывели из дома и проводили к «Газели». Старушки изумлённо глазели, шептались.
— Ула! Мы едем смотлеть лисицу! — весело кричала Настя, когда Пётр Иванович и Григорий Григорьевич везли её в «Самаре» домой.
— Это — плинц Гамлет, — сказала Настя, показав очередную доминошку, в синем фантике. — Он любит плинцессу Лапуцель. А это — она показала костяшку без фантика. — Глаф Нуслок. Он злой, и я не показу ему лисицу.
